Суд Рейнмена
Шрифт:
Синдия рассмеялась:
– А почему бы и нет? — «Заодно выброшу из головы всякие глупости!». — Подожди десять минут, я только переоденусь и возьму сумку! Только обещай никого не загонять на газоны!
Квартира Львовых была совершенно не похожа на футуристическое чёрно-белое жилище Павла. Нежные пастельные тона обоев, мебели и украшений, на стенах — два пейзажа: дикий пляж на закате и пронизанный солнцем хвойный лес, а на столике в гостиной — фотография Ирины Андреевны с младенцем в розовом платьице и мальчиком лет восьми с недетскими, серьёзными глазами.
Выставляя
– Фотограф, как ни старался, так и не смог заставить Павлика улыбнуться, — сказала она и оглянулась на сына, стоявшего у книжных полок спиной к ним. Неожиданно Павел передёрнул плечами, словно замерзал, и оживлённо сказал:
– Пойду звать Аринку. А то она своими книжками зачиталась так, что и о чае забыла!
Синдия привезла Арине новую книжку Роберта Стайна, «Ужас фокус-покуса», и девушка, поблагодарив, тут же убежала к себе смотреть ужастик. Ирина Андреевна проводила сына взглядом, в котором можно было прочесть отголоски тяжелого незабытого воспоминания, из-за которого Павел так и не смог улыбнуться в объектив в 1986 году.
Из коридора раздались громкие голоса и смех, и Павел втащил в комнату сестру:
– Фу-у… Не хотела от книги отрываться, да ещё и меня замучила вопросами, какую страницу лучше выбрать и стоит ли верить чародею!
– Два раза спросила, а он уже замучался! — живо возразила Арина. — нет бы тебе через пять минут прийти, я уже почти нашла счастливый финал!
– Попьёшь с нами чаю, и ищи свой финал, — ответил Павел. — А я итак знаю: ребята выберутся из переделки, злой колдун получит по ушам…
– А вот и нет! Это «Ужастики-2», у них по 20 концовок, которые нужно находить, выбирая ходы! Это книга-игра! — Арина подцепила из вазы шоколадную конфету. — Половина финалов жутко стремные, а счастливых концовок всего одна или две, и их труднее всего искать!
– Ну, я не силён в ваших детских страшилках, — махнул рукой Павел. — А тебе уже самой впору писать ужастики: ты их так много прочитала, что все приёмы знаешь наизусть!
– Не хватало мне ещё одной литературной звезды в семье! — рассмеялась Ирина Андреевна, разливая чай, благоухающий лепестками жасмина.
– Но ведь быть матерью писателя не так уж плохо, — весело возразил Павел. — Аринка, имей совесть! Мы ещё даже не пробовали конфеты!
– В вазе их два килограмма, — с набитым ртом ответила Арина. — так что по-любому полтора килограмма вам останется. Тебе достаточно?
– Вот уж кому везёт, — заметила Ирина Андреевна. — Ни на какой диете не сидит, а ни на грамм не поправляется. Как в восьмом классе носила сорок второй размер, так и сейчас!
– А Синдия Аркадьевна тоже не сидит на диетах, и тоже носит сорок второй размер, — ответила Арина. — правда?
– Вам тоже повезло, — кивнула Ирина Андреевна. — А вот мне каждый лишний кусок приходится потом неделю сгонять тренировками.
– Можете поздравить меня, — сказал Павел, когда они пили чай. — Скоро увидите меня по телевидению, а может даже и в кино. Один американский продюсер
купил право на экранизацию моих шести первых книг и уже готовится к началу съёмок. Если телевизионная версия оправдает себя, будет запущена работа над широкоэкранным вариантом. И продюсера не смущает даже то, что действие «Холодного взрыва» происходит почти целиком в Исландии, «Оранжевой засухи» — в ЮАР, «Угрозы войны» и «Вертолёта-призрака» — в американской глубинке, а «Дождя в тропиках» — в Экваториальной Африке, а в «Полночной охоте» героя трижды заносит на Фолклендские острова. Ну, что делать, нравится мне писать о загранице больше, чем о великом славянском доме!– Но ведь «Каменная гроза» происходит в России, — ответила Арина, — и классно написано!
– Я просто наработал себе руку на дальних странах, теперь можно перекинуться и на родимое болотце! — Павел подлил себе кипятка из чайника.
– Паша! — укоризненно воскликнула мать.
– Я пошутил! — но смех Павла прозвучал как-то неестественно и совсем не весело.
– У тебя в последней книге злой язык, Павлик, — продолжала мать. — Ты не щадил никого и ничего, когда писал о России.
– Я пишу правду! — ответил Павел с улыбкой, не затронувшей ледяные глаза. — Я пишу то, что вижу. От того, что я начну петь осанну великой русской душе и славному русскому общежитию, не исчезнут грязь, битые стёкла, сопляки с клеем, матерщина на каждом шагу, безнаказанность для всякого отребья! — последние слова Павел произнёс уже без всякой улыбки, сквозь зубы, и его плечи как будто свело судорогой. Ирина Андреевна внимательно и с тревогой посмотрела на сына и торопливо поинтересовалась:
– Кто-нибудь хочет ещё чаю?
Разливая всем по второй чашке чая, она сказала:
– Какой ты сегодня хмурый, Павлик. Что случилось?
– Ничего, — Павел бросил в свою чашку ломтик лимона. — Просто в газете письмо придурочное прочитал. Один осёл пишет, что мат — неотъемлемая часть русского языка, без него речь беднеет, никакая лексика не несёт в себе столько экспрессии и передачи эмоций, как ненормативная лексика, короче, мол, свободу мату и по рогам всем его противникам! Я пока дочитал, устал плеваться!
– Дурак он, вот и всё! — с юношеской категоричностью заявила Арина. — и уши холодные.
– И кто только пишет такие письма! — покачала головой Синдия.
– Наверное, опять «Мозаика», — предположила Ирина Андреевна. — Там всё подряд публикуют.
– Верно, мама. Ну, вот будет у меня на днях интервью с журналистом из «Мозаики», я там на этом письме разомнусь. Начну с того, что дожил почти до 25 лет и до сих пор прекрасно обхожусь без этой «неотъемлемой части речи», и на фиг она мне не нужна!
– Ага, — подпрыгнула Арина, — натыкай им гвоздей во все дырки!
– Натыкаю, — так же азартно ответил Павел, — тех самых, строительных, столько накидаю, что они там на ёжиков станут похожи!
Арина затряслась от хохота. Синдия и Ирина Андреевна тоже рассмеялись. И Павел улыбнулся, впервые за вечер — искренне и непринуждённо, но всё равно он как будто отгораживался от мира незримой завесой, и был не с ними, а сам по себе. Вот так: они втроём — и Павел.