Суд Рейнмена
Шрифт:
– Спасибо, Павел Владимирович! — Синдия почувствовала, как у неё словно гора с плеч свалилась. — Я надеюсь, что хоть это его остановит.
Лученков улыбнулся ей в ответ:
– А вы настоящая дочь Аркадия! Знаете свою цель и уверенно к ней шагаете. И не боитесь говорить без умолчаний и иносказаний. Надо иметь большое мужество, чтобы быть такой откровенной.
Павел Владимирович знал, что говорил. Его московский друг, Михаил Шестопалов, был хорошо знаком с Аркадием Соболевским, ещё с 70-х годов, когда был молодым энергичным и хватким директором магазина, а Аркадий Константинович тогда уже успел стать «лицом политического обозрения», одним из немногих, кому прощалось лёгкое «инакомыслие» в прямом эфире. Шестопалов и Соболевские дружили семьями;
– Тяжело быть бессильной перед убийцей, — сказала она.
Лученков внимательно посмотрел на неё:
– Я сразу понял, что тут не только рабочие моменты. Видно, что вас это беспокоит не только как старшего следователя.
Синдия почувствовала, что краснеет. Это было то, чего она не могла в себе контролировать. Она могла рассмеяться некстати, а когда смущалась, её щёки заливал ярко-розовый румянец. Это сразу замечали те, кто хорошо её знал, ведь обычно Синдия имели ровный светлый цвет лица. И сейчас на мгновение ей показалось, что Павел Лученков, который знает её столько лет, может догадаться, что для неё дело Рейнмена и что для неё значит тот, кто оказался убийцей.
Внезапно Лученков накрыл её ладонь своей тёплой, сухой и гладкой рукой. Это прикосновение сняло напряжение и принесло умиротворение. Синдия подняла глаза и встретилась с внимательным взглядом серых глаз губернатора.
– Тебя очень беспокоит это дело, — впервые за последние десять лет Лученков обратился к ней снова на «ты», как называл её ещё в те благословенные 70-е, когда она была ещё школьницей. И от этого простого «ты» Синдия дрогнула и уже готова была открыть другу своего отца всю правду, почему она так старается выполнить условие, поставленное Рейнменом, мальчиком, который столько лет мучился от незаслуженно жестокой, никем не замеченной боли, пока в отчаянии не схватился за нож. Кажется, о чём-то похожем она читала в рассказе Ларса Хесслинда : одно из двух — закон или Любовь? Стало быть, к чёрту закон ! Но Синдия сейчас не была готова обрушить такое признание на папиного друга. Пусть это будет только её груз. Малодушно и инфантильно было бы сваливать ответственность на человека, который и так очень ей помогает. Надо самой решить свои проблемы.
Ещё один урок от отца и деда.
Поэтому Синдия выдержала взгляд Павла Владимировича и ответила:
– Что поделать, у меня гипертрофированное профессиональное самолюбие!
– По-моему, это не только у тебя, — покачал головой губернатор, так же пристально глядя на неё. — Да, я сделаю всё, что смогу. Непременно.
Глава 40
СООБЩЕНИЕ ПО РАДИО
Вечер Синдия коротала у телевизора, невнимательно скользя взглядом по каналам и запуская руку в пакет с чипсами. Рядом с диваном стояла большая бутылка «Кока-колы», а на соседней подушке мурлыкал и щурился на чипсы Джеймс. Звонок телефона прозвучал диссонансом, и Синдия даже поморщилась и решила не брать трубку в надежде, что неожиданное беспокойство самоликвидируется и не станет прерывать ей отдых. Но телефон не умолкал. Тишина и спокойствие домашнего вечера скомкались; пронзительный визг телефона резал уши, и Синдия неохотно встала и не спеша направилась к телефонному столику, надеясь, что пока она будет идти, вредный аппарат замолкнет. Но тот, кто ей звонил, не был обделён терпением и дождался, пока она снимет трубку.
– Соболевская.
– Привет, извини, что поздно звоню, — раздался голос Лученкова.
– Добрый вечер, Павел Владимирович, — Синдия едва смогла сдержать тревогу. Почему губернатор звонит ей вечером, в неурочное
время? Неужели он всё-таки догадался, что она знает больше, чем говорит? Но, похоже, губернатора занимало что-то своё, может, близкое к её проблеме, но не пересекающееся с ней.– Работаю над твоим вопросом, — вряд ли их телефоны могли прослушивать, но Лученков по укоренившейся с советских лет привычке старался по телефону не выдавать полной информации. — Скоро предоставлю на обсуждение новый законопроект.
По голосу Павла Владимировича Синдия догадалась, что его что-то тревожит, не связанное с законопроектом, что-то его личное.
– Вроде и правильно, давно пора было этим заняться, а всё-таки… Неприятно как-то что я за это принялся при таких обстоятельствах. Как в той русской поговорке: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Как будто я иду на компромисс с преступником.
Синдия поняла, что Лученкова одолевают те же сомнения, что и её недавно.
– Павел Владимирович, — ответила она, — конечно это правильно - не идти на компромисс с преступниками, но по сравнению с жизнью даже одного человека этим установкам грош цена в базарный день, особенно если это жизнь не бомжа, не опустившегося алкоголика, не наркомана или уличного хулигана, а приличного нормального человека, просто не сдержавшего эмоций в какой-то момент, — она помолчала, собралась с мыслями и тихо, но твёрдо заговорила о том, что мучило её несколько месяцев:
– Думаю, если бы в России президент все же провел бы переговоры с террористами на Дубровке, такой трагедии удалось бы избежать... А ведь если бы Инка не потеряла билеты на "Норд-Ост", список жертв мог быть длиннее на три строчки. Там были бы еще я, папа и моя дочь.
Лученков даже поперхнулся:
– Соболевская, что ты говоришь? Побойся Бога!
– Я купила билеты на «Норд-Ост» как раз на тот день. А Инесса не хотела идти в тот день в театр, отговаривала нас, а в итоге мы потеряли билеты в метро и не попали туда. А могли попасть и погибнуть. Я думаю, что есть вещи, которые дороже всех правильных принципов и установок. И одна из них - человеческая жизнь. Павел Владимирович, в вашей власти сделать так, чтобы этот поток убийств прекратился. Только в вашей. И неужели вы не воспользуетесь своей властью ради спасения тех, до кого преступник может добраться завтра?
– Настоящая дочь Аркадия, — после паузы произнёс Павел Владимирович. — Это он умел находить аргументы, против которых нечего возразить. Ты права, это я на минуту дал слабину. Хорошо, что я позвонил тебе. Ты убедила меня, что я всё делаю правильно.
– Конечно, — ответила Синдия. — он начал убивать из-за того, что исполнительная власть не смогла навести порядок на улицах. Теперь ему будет незачем продолжать убийства. Хочу верить.
– Ну, законопроект пока только в стадии обсуждения, — чуть усмехнулся Лученков.
– А я так и сказала: БУДЕТ.
– Я буду пробивать этот законопроект, пока не пробью. А ты меня знаешь, Соболевская, я парень пробивной!
В его голосе прозвучала нарочито-бодрая интонация, как будто он старался за этой бравадой скрыть что-то… Что? Неуверенность, растерянность, усталость… Синдия не раз слышала эту интонацию в голосе Павла Уланова. Он тоже не любит, когда за ним замечают проявление слабости и, чтобы не выглядеть рохлей и нытиком, начинает говорить таким же старательно бодрым голосом, принимая бесшабашный вид. Но Синдия научилась понимать, когда за бодрым голосом и весёлым смехом Павла скрывается подавленность, досада или уныние. Неужели и Лученкову тоже приходится вот так же маскироваться, как Павлу? И они так похожи, у них даже имена одинаковые…
– Я не сомневаюсь, — сказала она вслух. — А что у вас случилось?
– Получил письмо по электронной почте. Некто, подписавшийся как R.M настоятельно просит меня завтра в 17.15 включить радио и поймать волну 108.3 FM. Вроде там будет передаваться сообщение, которое адресовано не лично мне, но я должен его услышать. Даже интересно, что за сообщение. Я думал, там только подростковая музыка: «Глюкоза ностра», «Нас не догонят», «WWW », и так далее. Я иногда попадаю на неё, когда включаю радио в машине. Через пять минут уже в ушах звенит.