Суда не будет
Шрифт:
В посёлок я не поехал.
Развернул на мосту мотоцикл и неторопливо покатил в город.
От моста я направился к дому Коли Синицына. Николай заметил моё появление во дворе (он будто бы дежурил у окна в ожидании моего появления). Минут двадцать мы с Синицыным стояли под кроной каштана — я описывал Николаю свои впечатления от езды на мотоцикле «Ява-350» (честно признался, что впечатления были положительными, почти восторженными). Выслушал Колины планы на вечер (в них часто звучало имя Яны Терентьевой). В очередной раз пожал Николаю руку.
Домой я доехал на попутке. Дежурившие
До гаража я прогулялся пешком. Не спешил. Потому что прекрасно помнил по прошлой жизни распорядок сегодняшнего дня Лёши Соколовского. В прошлый раз Коля Синицын и Женька Бакаев едва ли не рентгеновскими лучами просветили Соколовского на предмет причастности его к расстрелу моей машины. Коля и Женька точно установили, что сам Лёша в меня и мою жену не стрелял. Они выяснили Лёшины передвижения по городу в тот понедельник почти поминутно.
В прошлое пятое августа девяносто первого года Соколовский до вечера задержался в своей резиденции на рынке, где пробыл весь день на виду. Затем в сопровождении ныне покойного Ромы Кислого он отправился в ресторан «Кавказ», куда ездил каждый вечер, и куда (как я подозревал) Лёша поедет и сегодня. В свой дом на улице Крупской («тогда») Соколовский вернулся уже затемно (когда Надя уже умерла, а я лежал на хирургическом столе в больнице). Я предположил, что сегодня Лёша вернётся домой в то же время.
Свою «копейку» я оставил в гараже. Но покинул гараж не пешком — я уехал на папином велосипеде. Крутил педали, посматривал по сторонам. Изображал велотуриста… вплоть до того момента, пока не подъехал к забору дома Лёши Соколовского. К воротам я не поехал, прокатился до колючих кустов шиповника, спрятал там велосипед. Солнце уже спустилось к горизонту, окрасило часть неба в кроваво-красноватые оттенки. Я окинул небо взглядом; осмотрел и улицу вокруг себя.
Перелез через забор.
На первом этаже в доме Соколовского сегодня пахло свежей древесиной. На втором этаже звучали приглушённые тонкими стенами голоса и тихая музыка. Третий этаж меня встретил ароматом женских духов и клубившимся у потолка табачным дымом.
Ковровое покрытие пола заглушило мои шаги.
До кабинета Соколовского я добрался никем не замеченный.
Лёша нагрянул в свой кабинет за два часа до полуночи. Соколовский принёс с собой свежий запах табачного дыма. Он щёлкнул выключателем, зажмурился от яркого света и увидел направленный ему в лоб ствол моего пистолета.
— Здравствуй, Алексей Михайлович, — сказал я. — Входи. Закрой дверь.
Глава 19
В кабинете Соколовского мало что изменилось с моего прошлого визита. Всё так же стояли ровными рядами на полках шкафов книги. Покачивалась на сквозняке белая тюлевая штора. С полки у окна высокомерно посматривал на дверь кабинета гипсовый бюст бородатого мужика. Блестела глянцевая поверхность стоявшего
рядом с бюстом глобуса. В воздухе всё так же пахло табачным дымом и кофе, словно эти запахи были частью интерьера.Но некоторые изменения за конец июля и начало августа в кабинете всё же случились. С ковра на полу исчезло оставленное Ромой Кислым кровавое пятно. Политическая карта СССР около входной двери украсилась парой новых флажков, словно в этом месяце её владелец захватил новые территории. На «начальственном» столе я заметил новую чистую хрустальную пепельницу — не ту, которой я в прошлом месяце зарядил Лёше Соколовскому в лоб.
Именно в эту пока ещё заметную отметину на Лёшином лбу я сейчас и указывал стволом своего пистолета. Соколовский моргнул, привыкая к осветившему кабинет яркому свету, заглянул в дуло ПМ. Я отметил, что его будто смазанный жиром лоб сейчас блестел подобно стоявшему на полке у окна глобусу. Припорошенный перхотью пробор на Лёшиной голове выглядел ровным, словно начерченным под линейку. На Лёшиных щеках пылал румянец.
— Алексей Михайлович, закрой дверь, — напомнил я.
Соколовский суетливо сместился в сторону (ближе к карте СССР), украшенной позолоченными часами рукой толкнул дверь. Громко щёлкнул дверной замок. Мне показалось, что Лёша вздрогнул, будто поначалу он принял тот щелчок за выстрел из пистолета. Но Соколовский быстро опомнился: он глубоко вдохнул, выпрямил спину (не избавился при этом от вдовьей холки). Запахнул халат — прикрыл волосатую грудь. Нахмурился.
— Здравствуй, Дмитрий Иванович, — сказал Лёша. — Неожиданная встреча.
Большим пальцем левой руки Соколовский потёр камень на золотом перстне.
— Встреча не запланированная, — согласился я. — Но необходимая. Проходи, Алексей Михайлович. Присаживайся в кресло.
Я шагнул в сторону, освободил для Соколовского путь к столу. Видел, как Лёша напрягся — он будто бы приготовился к схватке. Испуг выветрился из Лёшиного взгляда. Его сменило любопытство и негодование. Соколовский ухмыльнулся, дёрнул головой. Смотрел на меня с лукавым прищуром. Я покачнул пистолетом — указал им в сторону окна, где за письменным столом возвышалось шикарное алое кресло, украшенное золотой вышивкой.
— От чего ж не присесть, — сказал Лёша. — Присяду. День сегодня выдался непростой. Утомительный.
Он прошёл мимо меня; обошёл стол, чиркнул по краю столешницы кончиками пальцев. Тюлевая штора на окне изобразила парус: она выгнулась навстречу хозяину кабинета. Лёша привычным движением уселся в кресло, взгромоздил руки на алые подлокотники — будто взобрался на трон. Он посмотрел на меня поверх стола, сверкнул камнем на перстне. На своём рабочем месте Лёша явно почувствовал себя увереннее. Соколовский указал мне рукой на стул.
— Ты тоже не стой, Дмитрий Иванович, — сказал он. — В ногах правды нет. Располагайся. Чувствуй себя, как дома.
Соколовский ухмыльнулся.
Сказал:
— Вижу, что у тебя ко мне срочное дело. Иначе бы ты не нагрянул столь… неожиданно. Рассказывай, Дмитрий Иванович, что тебя ко мне привело. Помогу, чем смогу. А могу я очень многое. Правда. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Чаю или кофе не хочешь? Или лучше коньяку для хорошего сна? Мне на днях прислали неплохой. Из Армении.
Я подошёл к стулу, сложил руки на его высокой спинке. Пистолет при этом всё ещё смотрел Соколовскому в лицо.