Суда не будет

Коснулся взглядом тщательно выведенного крупными печатными буквами внизу страницы слова «КОНЕЦ». Это слово занимало единственные не заполненные текстом «романа» строки.

Посмотрел на фотографии родителей и от себя добавил:

— Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец.

Закрыл тетрадь, положил её на журнальный стол. Смочил горло остывшим чаем, о котором я позабыл уже после прочтения первой страницы «романа». Усмехнулся, качнул головой.

Пробормотал:

— У Дарьи Донцовой будет серьёзный конкурент. Точно вам говорю.

Прогулялся в уборную. По пути, в прихожей, я заметил мелькнувшее в зеркале Димкино отражение. Отметил, что на лице моего старшего брата застыла ироничная улыбка.

Из уборной я вернулся к висевшему в прихожей зеркалу. Теперь уже внимательно взглянул на своё отражение: отражение моего старшего брата. Димка не улыбался, выглядел серьёзным.

Я почти две минуты рассматривал Димкино лицо. Внимательно изучил пока едва заметную сетку мимических морщин, выпирающие скулы и ямочку на подбородке. Посмотрел брату в глаза.

Сказал:

— Я всегда думал, что ты, брат, офицер КГБ. После того звонка. Помнишь?

Хмыкнул и добавил:

— Теперь оказалось, что ты ещё и наёмный убийца. Мне сказали, это ты убил Васю Седого. Смерть Льва Олеговича Зинченко, директора металлургического завода, тоже твоя работа?

Я покачал головой и спросил у собственного отражения:

— Так может, и тех грабителей в Заречном ты положил? Что ещё я узнаю о тебе, Димка?

* * *

Утром я, наконец, поехал на городской рынок. В прошлой жизни я бывал там нечасто, если не наведывался туда по работе. Потому что моя зарплата в девяностом и девяносто первом годах ещё не приспособилась к рыночным отношениям. На этот раз меня на рынке в первую очередь поразили не цены (они меня не особенно впечатлили: я пока не привык к современным реалиям). Меня (неприятно) удивила сама атмосфера Нижнерыбинского городского рынка.

В моей памяти ещё не померкли воспоминания о супермаркетах будущего, где всё было чисто и красиво. Вид копошившихся в мусорных контейнерах крыс (всего в десятке метров от рядов с молочной продукцией), не настроили меня на щедрые покупки. Витавший в прохладном утреннем воздухе запах свежего мяса, к которому добавился аромат овощной гнили, не пробудил аппетит. Поэтому я обошёл стороной скоропортящуюся продукцию.

Ситуация с продуктами питания в стране не показалась мне бедственной, после осмотра заполненных товаром рыночных прилавков. Скорее, бедственной выглядела ситуация с заработными платами граждан. Я вспомнил цифру нынешнего Вовкиного оклада — соотнёс её с рыночными ценами. Подумал о том, что моему младшему брату Вовке, его жене и его дочери не помешала бы сейчас помощь со стороны зажиточного дяди Димы, подрабатывавшего убийствами.

Поэтому я закупал на рынке продукты в две сумки. В одну складывал то, чего недоставало в моём холодильнике (но что я хотел бы там найти). В другую складывал печенье, мёд, халву, банки со сгущённым молоком, плитки шоколада, конфеты и пачки с индийским чаем — подарки для племянницы. Ведь она же у меня единственная и любимая, да ещё и перспективная писательница. Продуктовые подарки для Лизиных родителей я не приобрёл: пожалел Вовкину гордость.

Уже с двумя заполненными сумками я прогулялся мимо здания администрации рынка (того самого, которое уже в этот четверг ограбят дерзкие гастролёры). Взглянул на украшенные решётками из металлических прутьев окна и на куривших около главного входа в здание толстошеих охранников. Охранники травили друг другу анекдоты, пускали в воздух клубы дыма, смачно сплёвывали себе под ноги. По сторонам они почти не смотрели. Вели себя спокойно и беспечно.

— С такими сторожами любой дурак справится, — пробормотал я.

Вновь провёл взглядом по решёткам на окнах здания администрации рынка. Покачал головой.

С купленными здесь же на рынке тряпичными сумками в руках, заполненными дефицитными сейчас продуктами, я побрёл к припаркованной на стоянке около рынка «копейке».

* * *

От городского рынка я направился к дому брата.

Вовка и Надя уже ушли на работу — во дворе дома я застал лишь плескавшуюся около уличного умывальника Лизу.

Племянница обрадовалась моему появлению. Но ещё больше её порадовали мои подарки.

Лиза с заразительным аппетитом жевала шоколадные конфеты. Запивала их лимонадом из стеклянной бутылки. С нескрываемым удовольствием слушала мои вполне искренние хвалебные оды её первому «роману».

— Сегодня я напишу ещё одну книгу, — пообещала Лиза. — Снова про мою Барби, ладно?

Она сунула в лежавший на столе бумажный кулёк руку, зашуршала фантиком конфеты.

— Пиши, — сказал я. — С удовольствием прочту твой новый рассказ.

* * *

В гостях у племянницы пробыл только полчаса. Не поддался на Лизины уговоры: не остался у неё на завтрак. Потому что на сегодняшний день запланировал ещё одно важное дело. От дома брата я поехал не домой.

На проспекте Ленина я остановил машину у тротуара, напротив массивной двери. Заглушил двигатель «копейки». Поднял взгляд, полюбовался на невзрачную вывеску со словами «Сберегательная касса», что висела над дверью.

У ведущих к двери каменных ступеней уже собрались люди. Я отметил, что сегодня здесь собрались только женщины. Взглянул на циферблат наручных часов — до открытия сберкассы оставалось почти две минуты.

Я окинул взглядом улицу и подумал: «Где же ты, Семён Петрович?»

Глава 3

«Московское время одиннадцать часов», — известил меня приятный женский голос из радиоприёмника. Я наблюдал в приоткрытое окно со стороны пассажира за тем, как распахнулась дверь сберкассы. Видел, как дежурившие у входа женщины (в основном, пенсионного возраста) выстроились в очередь. Зашумели, словно разволновались, и друг за другом ринулись в помещение. Я снова окинул взглядом улицу. Почти минуту внимательно смотрел в направлении ближайшей автобусной остановки.

«…Дорогие россияне! Граждане СССР! Соотечественники! — торжественно вещал из радиоприёмника голос диктора, зачитывавшего „Слово к народу“ (обращение группы политиков и деятелей культуры, опубликованное сегодня в газете „Советская Россия“). — Случилось огромное небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнут, ломаются, погружаются в небытие…»

Я выключил радио, потому что доносившийся из него пропитанный тревогой голос давил мне на нервы. Сунул в рот купленную на городском рынке шоколадную конфету, смял и спрятал в карман джинсов фантик. Вспомнил, что в прошлой жизни я читал это «Слово к народу» в газете (её раздобыл Коля Синицын). Мы обсуждали эту статью в отделе с коллегами, когда поступил вызов. Сюда, к сберкассе на проспекте Ленина тогда я поехал вместе с Женькой Бакаевым.

Вызов в тот раз поступил примерно за полчаса до полудня. Я снова взглянул на часы — сберкасса работала уже пять минут. Вынул из кармана жилета сложенные пополам сотенные купюры, сунул их в карман брюк. Снял жилет, положил его рядом с собой на пассажирское сидение. Ладонью смахнул скопившуюся на бровях влагу. Солнце почти взобралось в зенит, нещадно нагревало кузов «копейки», угрожая изжарить меня в салоне автомобиля, будто пирог в печи.

Я бросил взгляд на дорогу, отражавшуюся в зеркале заднего вида, распахнул дверь и выбрался на улицу. Зажмурился от яркого света. Ощутил на спине лёгкое дуновение ветра. Хлопнул дверью автомобиля, прошёл мимо капота своей «копейки». Ступил на тротуар и сразу же прошёл в похожую на островок тень от густой кроны росшего у дороги каштана. Заглянул через запылённое снаружи оконное стекло в сберкассу — суеты там не заметил. Снова огляделся по сторонам.