Судьба принцессы

— Еще не спишь?

Она подняла взгляд на Вадериона. Тот выглядел уставшим, хотя хорошо это скрывал. Но Элиэн-то видела его насквозь!

— Вадерион, — она протянула руку, в бессознательном жесте умоляя его приблизиться. Это было так унизительно, она чувствовала себя слабой и уязвимой, словно флигель на крыше, который колышется от малейшего дуновения ветра.

Вопреки ее опасениям муж послушно сел рядом, даже не успев раздеться. Несмотря на его видимую покладистость и спокойствие, Элиэн видела, как Вадерион отдаляется от нее. С того самого мига, как она сообщила ему радостную новость, он изменился, отдалился. Словно ее бремя возвело между ними стену изо льда. И это было хуже всего. Ей казалось, она его теряет, что ребенок все изменил в худшую сторону, хотя они оба так ждали его.

— Вадерион, — она коснулась его руки, и он позволил ей этот жест, хотя в последнее время практически не трогал ее и даже спал на другом конце кровати. — Я хотела извиниться за свое недостойное поведение утром. И вчера вечером… В общем, за все.

Она с мольбой посмотрела на него: как он ее терпит? Но она не могла ничего поделать с собой, не могла!

— Элиэн, ты издеваешься? Тебе не за что просить прощение, — все тем же неестественно спокойным тоном произнес Вадерион.

Элиэн уронила лицо в ладони, вновь чувствуя на щеках слезы.

— Элиэн? Все в порядке? — раздался над головой его голос, в котором появились первые проблески тревоги. — Что случилось? Болит? Кружится голова? Тошнит? Сайл сегодня тебя смотрел?

— Да, смотрел, — уже откровенно всхлипывая, ответила она. — Я хорошо себя чувствую, с ребенком все в порядке, ты мож-жешь не бесп-покоиться и ложиться с-спать.

— Демоны Глубин! — простонал Вадерион. — Ты точно издеваешься… Так, хватит плакать, — попытался грозно приказать он, но вышло плохо — Элиэн только больше разревелась.

— Я люб-бл-лю теб-б-бя.

— И я тебя, — покорно ответил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Элиэн… — на несколько секунд красноречие изменило ему — он подбирал приличные слова. — Элиэн, наверное, я все же лучше знаю, что и к кому я испытываю. Так что будь хорошей девочкой и не говори глупостей.

— Я и так их постоянно говорю. Говорю и говорю, и не могу замолчать. Не хочу тебя обижать и все равное обижаю. Мне так стыдно, — пролепетала она, размазывая слезы по щекам. — Я такая слабая и жалкая. И я понимаю, как я тебе надоела, а мне плохо… Ну вот опять! — она вновь разрыдалась, хотя собиралась сохранить для этого разговора холодную голову.

Несколько минут Вадерион молчал, наконец размеренно произнес:

— Что дало тебе повод думать, что ты мне надоела?

— Я зн-наю… Ты отдалился…

— Я забочусь о тебе в пределах собственных сил! Если тебе еще что-то нужно, то скажи!

То, что он слегка повысил голос, сказало все и отрезвило ее чище пощечины. Она подняла на него сдержанный взгляд — даже слезы перестали течь — и на остатках спокойствия произнесла:

— Думаю, будет лучше, если я вернусь в свои старые покои. Не хочу тяготить тебя своим присутствием в это непростое для нас обоих время.

— Так, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес Вадерион, а в следующее мгновение очень осторожно усадил Элиэн к себе на колени и даже позволил положить голову себе на грудь, приобнимая за плечи. — А теперь рассказывай, какие еще глупые мысли забрались в твою умную головку, котенок.

— Вадерион…

— Признавайся. А пока ты собираешь с мыслями, отвечу на твое предложение — нет. Твои покои здесь, и я не собираюсь отпускать тебя. Вот про «надоела» и «тяготиться» я бы послушал.

— Но ведь и так все понятно! — шмыгая, ответила Элиэн, но прижиматься к Вадериону не перестала, откровенно наслаждаясь минутами такой простой близости.

— Ничего не понятно. Сайл, напоминаю тебе, предупреждал, что тебе будет тяжело, что твое настроение будет портиться.

— И ты готов терпеливо выслушивать мои истерики?!

— Да.

— Да?

Она уткнулась носом ему в ключицы, сгорая от стыда.

— Это пройдет, — пообещала она больше сама себе, чем Вадериону.

— Не думай о таких глупостях, — голос его звучал успокаивающе, и, наверное, впервые Элиэн почувствовала ту разницу в возрасте между ними, которая скрадывалась в обычное время. — Ты носишь под сердцем нашего ребенка, это тяжело. Ты переживаешь, это не страшно. Ты можешь плакать, и кричать — главное, чтобы вам с ребенком было хорошо. Элиэн, я знаю тебя, и я готов поддерживать тебя. Хочешь кофе? Пей кофе. Хочешь поплакать? Поплачь. Котенок, ты можешь позволить быть себе слабой, я смогу защитить вас с нашим ребенком.

Элиэн всхлипнула — уже не от непонятной истерики, а от этого пронзительного признания.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, хес’си.

На этот раз она поверила, хотя у нее еще был повод сомневаться.

— Я развеял все твои тревоги, и мы можем ложиться спать? — с усталой насмешкой поинтересовался Вадерион, поглаживая ее по спутанным волосам.

— Нет… Я… — она подняла на него взгляд, в котором была и боль, и прежняя, свойственная ей решимость. — Я вызываю у тебя отвращение? Вот такая, с животом?

Багровые глаза сузились в предупреждении.

— Ты перестал мною интересоваться как… как женщиной.

— Вообще-то Сайл запретил мне к тебе даже притрагиваться с этими мыслями.

— Уже давно разрешил!

— Нет, котенок.

Элиэн отстранилась и со свойственным всем женщинам оскорбленным достоинством процедила:

— Я поняла, пусти.

— Ничего ты не поняла. — Он поймал пальцами ее подбородок и заставил посмотреть в глаза. — Ты не понимаешь, насколько я сильнее тебя. Я… Я боюсь причинить тебе и ребенку боль, навредить вам. Я не хочу ради своей сиюминутной прихоти подставлять под угрозу ваше с ним здоровье и, возможно, даже жизнь. Что же касается приставаний… — протянул он, и взгляд его из серьезного и сосредоточенного превратился в тяжелый и тягучий. — Ты не представляешь, как ты красива, такая. Моя женщина, носящая под сердцем моего ребенка. Если бы я позволил своим темным желаниям воплотиться в жизнь, то ты бы каждую ночь исполняла свой супружеский долг. До самого утра под непрекращающиеся стоны, — прошептал он ей на ухо.

Элиэн сглотнула, на мгновение унесенная в это темное видение, нарисованное Вадерионом, а потом, придя в себя, осуществила маленькую месть. Заодно проверила правдивость слов мужа.

— Элиэн! Задери меня демоны Глубин! Хватит ерзать! Я же не стальной!

О да, он сказал правду. Элиэн спрятала торжествующую улыбку у него на груди, чувствуя, как пульсирует возбужденная плоть под плотной тканью кожаных штанов.

— Помочь? — игриво поинтересовалась она, за что удостоилась протестующего рыка и тут же оказалась на кровати. — Вадерион!

— Нет, котенок, мне будет мало твоих нежных ручек и горячего ротика, оставим игры на потом. Я скоро вернусь, — пообещал он, страстно целуя ее и исчезая в ванной.

Элиэн коснулось рукой округлившегося живота и улыбнулась, думая о том, в кого пойдет их малыш. Если ему достанется темперамент его отца, то императорскому замку грозит опасность.

* * *

Тейнол с тоской посмотрел на две одинокие чашки, наполненные мерзкой темной жидкостью. Есть с каждой минутой хотелось все больше — они сидели здесь уже два дня. Вернее, это Тейнол сидел, а вот Вадерион своими хождениями скоро должен был протоптать дыру в прочном каменном полу. Впрочем, его можно было понять: он волновался за Императрицу и их дитя. Тейнол вообще-то тоже, но его тревога не шла ни в какое сравнение с чувствами друга. Тот последние два дня, кажется, даже не присел ни разу, все расхаживал по гостиной, то ругаясь, то молча сверкая алыми глазами.