Судьба Убийцы

Волк-Отец прошептал мне:

Ешь. Наполни свой живот хоть чем-нибудь. Здесь нельзя полагаться на то, что кто-то тебя всегда накормит. Пока можно, наедайся.

Я съела два больших куска, стараясь скрыть отвращение и надеясь, что выгляжу просто задумчивой. После этого я ответила:

– Будь у меня какая-нибудь магическая сила, оказалась бы я здесь? Узницей, так далеко от дома?

– Все возможно. Если бы ты была истинным Белым Пророком и чувствовала, что у тебя есть задача, которую ты должна выполнить здесь, возможно, ты позволила бы судьбе доставить себя к нам. Если ты видела сны о том, что должна добраться сюда…

Я покачала головой.

– Я хочу домой. Если у меня еще есть дом. Я не Нежданный Сын, я даже не мальчик! – слезы внезапно хлынули потоком, перехватило горло. – Мы готовились к прекрасному Зимнему празднику, где мы отмечаем самую длинную ночь и возвращение света. Там бывает и угощение, и музыка, и танцы. Пришла Двалия и превратила все в кровь и крики. Они убили Ревела. Я любила Ревела. Я даже не знала, как сильно я любила его, до тех пор, пока он не пришел с клинком в груди предупредить нас. Перед собственной смертью он думал о том, чтобы предупредить меня, чтобы я могла сбежать. И еще они убили отца и деда Персиверанса. И сожгли наших прекрасных лошадей и старую конюшню! И убили Фитц Виджиланта, нового наставника, который приехал, чтобы учить меня читать. Я его не любила, но не желала ему смерти! Если бы я была пророком, если бы я видела будущее, могла бы я не знать? Разве я бы не скрылась и не предупредила остальных? Я всего лишь дочь своего отца, и Двалия разрушила наши жизни и убила много людей без всякой причины. Вы выпороли ее кнутом, да только совсем не за те ужасные вещи, которые она совершала. Вы четверо сами послали её! Она заставила Винделиара сделать так, что ужасный герцог Эллик поубивал всех моих людей. Да что там, она даже о своих не слишком-то пеклась. С ее позволения он и его солдаты изнасиловали Оддессу! Потом Двалия бросила Реппин внутри камня и продала Аларию в рабство, а последнего оставшегося калсидийца покинула, когда ему грозило обвинение в убийстве. Обо всем этом она вам тоже рассказала? Вы вообще знали, насколько она ужасна? – мое дыхание стало прерывистым. О, я сказала слишком много. Я буквально извергла на нее правду, отринув осторожность и не выбирая слов.

Капра долго смотрела на меня, и ее бледное белое лицо стало еще более бескровным.

– Зимний праздник. Самая длинная ночь.

Затем, словно мои слова, наконец, достигли ее ушей:

– Аларию продали в рабство?
– ослабевшим голосом спросила она.
– Ее продали живой?

Как будто это было самое страшное из преступлений Двалии. Можно ли продать мертвого в рабство?

Ешь ещё, пока она не спохватилась и не забрала еду.

Я старалась. Я воткнула подобие остроги в крупный кусок чего-то пурпурного и донесла до рта. Эта штука оказалось такой кислой, что у меня выступили слезы. Я положила ее на тарелку и запила чем-то. Еще один незнакомый вкус. Подцепила еще что-то из тарелки. Оно свалилось с остроги.

Когда я отвлеклась от тарелки, Капра жестом подозвала охранника.

– Писаря сюда, бумагу, чернила, и поставьте здесь стол. Сделайте это сейчас, и побыстрее, – охранник побежал выполнять приказ, а она повернулась ко мне и голос ее стал громче: – Где это произошло? В каком городе продали Аларию? Что ты имела в виду, когда сказала, что Реппин бросили в камне?

Внезапно до меня дошло, что я получила преимущество, которое смогу использовать. Во рту у меня был кусок какой-то еды, и я его долго пережевывала. Когда, наконец, мой рот опустел, я мягко сказала:

– Я не помню название города. Не думаю, что я вообще его знала. Двалия, должно быть, знает. Или Винделиар.

Я быстро положила в рот побольше еды. Снова эта рыбная дрянь, и меня чуть не стошнило, но пережевывание было единственным способом выиграть немного времени для обдумывания ответов. Капра мягко проговорила:

– Писарь пришел. Ты сядешь рядом с ним и расскажешь все, что можешь вспомнить, с того момента, когда ты впервые увидела Двалию с компанией. Вплоть до дня прибытия сюда.

Я запила пережеванное водой, затем спросила с наивным видом:

– И тогда вы отправите меня домой?

Она жестко ответила:

– Может быть. Многое будет зависеть от твоего рассказа. Возможно, ты очень важна для нас, но пока даже ты этого не знаешь.

– Я действительно хочу домой.

– Я знаю, что ты этого хочешь. Посмотри. Этот маленький пирог - мой любимый. Попробуй его. Он сладкий и с пряностями.

Пирог лежал на блюде в центре стола. Капра не стала отрезать кусочек для меня, а пододвинула весь пирог ко мне. Он был величиной с мою голову и явно был рассчитан на нескольких едоков.

– Попробуй кусочек, – поторопила она меня.

Я наугад взяла прибор, отковыряла кусочек и положила в рот. Это было вкусно, но я начала осознавать, что все, что есть на столе, имеет свою цену. Даже если так, я откусила еще и заметила, как Капра вынуждена была придержать свои вопросы. Какие сведения стоит припасти для сделки? Вероятно, Капра не в курсе, что другие лурики Двалии, ни за что не отвечающие, были взяты в плен или спаслись бегством в Бакке. Знала ли она о дозе змеиного зелья? Что она подумает об интрижке Двалии с капитаном? Интересно, известно ли ей про магию Винделиара, или это тоже секрет? Если я заключу с ней сделку, сдержит ли она свое слово?

– Ты обещаешь отправить меня домой, если я все расскажу писарю?
– я постаралась, чтобы это прозвучало по-детски и не выдало мою подлинную настороженность.

– Расскажешь писарю - вот тогда и решим. Сдается мне, на это уйдет не один день, так как после окончания записи у нас будет много вопросов к тебе. Пока ты беседуешь с писарем, я найду для тебя красивый домик и подыщу личного Служителя. Какой твой любимый цвет? Я должна быть уверена, что новый маленький домик тебе понравится.

Я позволила показать свою обескураженность.

– Думаю, это неважно. Я просто хочу отправиться домой.

– Что ж. Тогда пусть будет голубой. Рада, что тебе понравилась еда.

Вообще-то не понравилась, и я еще не закончила. Но я заставила себя отложить приборы вместо того, чтобы откусить еще кусок пирога. Вошли Служители и быстро установили стол, два стула, чернильницу, подставку под стилус и бумагу. Так же быстро они убрали тарелки и блюда со стола, стоявшие передо мной. Капра встала, встала и я. Обеденный стол и стулья унесли.

– И наш писарь уже здесь. Пилия, если не ошибаюсь?

Писарь так согнулся, что едва не упал на колени. Или - упала?

– Нопет, если вы позволите, Высочайшая Первая, – его голос был похож на влажное кваканье лягушки.

– Нопет, конечно. Этот ребенок расскажет тебе длинную историю. Позаботься записать ее в точности так, как она расскажет. Не задавай вопросов и не пропускай ни слова из того, что она скажет. Это дело величайшей важности. Повтори мои приказы еще раз.

Писарь выполнил повеление, тараща глаза. Он был испуган? Чем больше я смотрела на него, тем больше он напоминал мне Оддессу. Она выглядела так же незавершенно, будто кто-то начал лепить человека, а потом забросил. Глаза Нопета были сильно навыкате, и я сомневалась, могут ли его глазные яблоки полностью закрыться веками. Зубы выглядели как детские во рту взрослого. Он сел за свой стол и жестом предложил мне сесть рядом. Когда он поднял ручку, открылись его короткие тощие пальцы, на которые я старалась не смотреть. Он вытащил лист хорошей бумаги из стопки под рукой, положил перед собой, осмотрел свой стилус, подрезал его немного, обмакнул и занес над бумагой.

– Пожалуйста, начинай, - сказал он своим лягушачьим голосом.

Это было последнее, что мне хотелось делать. Капра наблюдала за мной. Я пересекла комнату и села на стул, стоящий напротив места писаря.

– Что я должна делать?
– спросила его.

Он поднял свои выпученные глаза и посмотрел на меня.

– Ты говоришь, я записываю. Пожалуйста, начинай.

Я не стала рассказывать, что за день до нападения мельком видела в городе Винделиара. Я ничего не сказала о мертвой собаке и о нищем, которого отец собирался нести через камни. Ничего про то, как мой отец бросил меня, чтобы позаботиться о незнакомце.