Судьба Убийцы

Капра с улыбкой повернулась к ним, и я увидела, как верхняя губа у Симфи поднялась в кошачьем оскале. Уж не думала ли она, что Капра переманила меня на свою сторону? Возможно, так бы и случилось, не проведи я долгие мучительные месяцы в компании Двалии, которая так основательно научила меня никому не доверять.

Я встала, взяла свою разломанную свечу и наклонилась, чтобы подобрать ненавистные сандалии.

– Что у тебя здесь?
– требовательно спросил Коултри.

Капра промолчала.

– Сандалии, - ответила я тихо.
– Они натерли мне ноги, я их сняла.

– Нет, вон то, другое.

– Свеча, которую сделала моя мать, - бессознательно я поднесла две половинки к груди и заботливо спрятала.

– Свеча, - добавила Капра самодовольно. - Ребенок прибыл со свечой.

Наступила тишина. Я гадала, что означает эта пауза и чем она наполнена. Уважением? Ужасом?

Феллоуди проговорил:

– Одна свеча в двух частях - не три, не четыре?

– Ты думаешь о снах про Разрушителя? – потрясенно спросил Коултри.

– Замолчите!
– приказала им Симфи.

– Поздновато для молчания, - сказала Капра.
– Поздно уже с весны, вероятно, когда сны о Разрушителе повалили, словно снег на голову. Особенно после того, как Лингстра Двалия разворошила гнездо шершней и спровоцировала ушедшего на покой Изменяющего. Когда она изменила будущее, воссоединив его с Пророком. И похитив его дитя, - она окинула всех взглядом.
– Отчего у него появилась сила для таких изменений? Да оттого, что вы вернули ему Любимого. Вы доставили его прямо к порогу Фитца Чивэла. Вы объединили Пророка и его могущественного Изменяющего. Вы восстановили силу Нежданного Сына, возможно, тем самым создав Разрушителя, которого он, несомненно, теперь пошлет к нам.

– О чем ты говоришь? – пискляво потребовал ответа Феллоуди.

– Почему ты говоришь о таких вещах при этом ребенке?
– взорвалась гневом Симфи.

– Думаешь, я говорю о вещах, которые она не знает?

Я знала и не знала, о чем она говорила. Глаза я держала опущенными вниз - по ним им ничего не удастся прочесть.

– Это всё из-за вас троих, - Капра холодно бросала слова обвинения. – Из-за вашей глупости, алчности и жажды мести! Как будто месть когда-либо приносила что-то, кроме горьких плодов. И сейчас, мне думается, лучшее, что мы можем сделать - это вернуть ее в клетку, если вы считаете, что это нас как-то убережет. Что же до меня, то мне предстоит работать всю ночь, я подниму армию писарей, буду читать ее историю, изучать сны и попытаюсь найти путь, который не заканчивается нашим всеобщим уничтожением!
– она улыбнулась, как самодовольная кошка.
– И посмотрю еще раз записи моих собственных снов. Сделанные мною лично.

– Это в высшей степени неуместно!
– стала настаивать Симфи.

– Отнюдь. Ваши поступки навлекли эту опасность, и теперь, как обычно, мне единственной приходится встать на защиту, - Капра вытащила из-за пазухи своей рубашки ключ. Она сняла его с красивой серебряной цепочки, а затем буквально швырнула его своему охраннику.

– Запри ребенка в клетке и потом верни ключ мне. Я не хочу терять время впустую, пытаясь надежно запереть буревестника - необходимо подготовиться к самой буре, которую, между прочим, лично я предвидела давно.

Охранник выглядел ошеломленным. Он поймал ключ и уставился на него, словно она бросила ему скорпиона.

– Это попирает все традиции!
– пронзительно вскрикнула Симфи.
– Ни один из Четырех не может передать ключ постороннему.

– Традиции были попраны, когда ты лгала мне и позволила Двалие отпустить Любимого. Я предупреждала всех вас в течение многих лет, насколько он был опасен. Ну что ж, живой или мертвый, он угрожает нам опять.

Она повернулась, схватила исписанные страницы и удалилась в приступе сильного гнева, будто сама была той самой бурей. Я держала глаза опущенными, наблюдая за всеми из-под ресниц. Коултри запустил руку в карман широких штанов и извлек оттуда ключ на толстой медной цепочке, отцепил его и вручил охраннику, испытавшему повторное потрясение.

– Я собираюсь помогать Капре, так как боюсь, что она права. Не надо было мне слушать вас двоих. Возможно, близится наш конец.

Он не бушевал, а ушел, как пристыженная собака, с опущенной головой и сгорбленной спиной. Феллоуди и Симфи стояли и смотрели друг на друга. Затем Симфи переключилась на охранника.

– Ну же, веди ее! Или вообразил, что я тоже доверю тебе свой ключ? Пойдем, запрём ее, и тогда, полагаю, я смогу присоединиться к Капре и Коултри, чтобы знать всю правду наверняка. Девчонка, пошевеливайся!

И я пошла, а охранник положил руку мне на плечо и подталкивал вперед. Он был высокий и длинноногий, и я не единожды споткнулась, пока мы, покинув комнату, шли через множество коридоров и поднимались по лестничным пролетам. В какой-то момент мы оказались в зале с клетками, войдя в него с противоположной стороны. Я смогла бросить быстрый взгляд на обладателя черных ладоней и богатого выразительного голоса. Он сидел на кровати, его руки свободно свисали между коленями. Его камера была поуютней, чем моя. Там были маленький стол, небольшой коврик и настоящая кровать с одеялом. Когда я проходила мимо, он поднял голову и улыбнулся. Его глаза были черными и блестящими - такими же черными, как он сам. Он поймал мой взгляд, будто он специально ждал, когда я пройду мимо, но не сказал ни слова.

Мою клетку заперли - охранник повозился немного с двумя замками, и, наконец, все оставили меня. Я села на кровать и попыталась представить, что приключится со мной дальше.

Глава двадцать шестая. Серебряные тайны.

Мне не хватает моего волка, как утопающему – глотка воздуха. Могу поклясться, что и спустя годы после его смерти я все еще ощущаю его внутри себя. Ночной Волк. Его ироничный способ указать мне на то, что я идиот, его неуемная тяга к простым удовольствиям этого мира, его твердая убежденность в том, что живи мы лишь настоящим, все завтрашние заботы решались бы сами собой.

С разросшимся домашним хозяйством в Ивовом Лесу я чувствую, что не могу расслабиться даже на мгновение. Все здесь – как трещащий по швам план, требующий срочно что-нибудь предпринять.

Вырванная страница из дневника Тома Баджерлока, хранителя Ивового Леса.

Спарк подошла к перилам. Она раскрыла ладонь, и волнистые волосы Ланта развеял вездесущий океанский бриз. Он поднялся с бака и провел руками по остриженной голове. Глаза его были красными от слез. Когда он отошел, я сел на его место.

— Насколько коротко? — спросила она меня.

— Налысо, — ответил я хрипло.

Лант вздрогнул и повернулся ко мне.

— Он не был твоим отцом! — возразил он.

Я мог бы с ним поспорить. Но это казалось бессмысленным, боль вымотала меня. Если Лант уязвлен оттого, что я буду острижен в знак траура по Чейду, словно по отцу, - не стоит оно того. Чейд уже никогда не узнает, к тому же это не изменит глубины моей потери.

— Длиной в твою ладонь, — сказал я.

Я почувствовал, как она положила руку мне на голову. Придерживая пальцами пряди моих волос вертикально, она начала стричь. Они не были такими длинными, как у Ланта. Срезанные пряди Спарк отдавала Перу. В них оказалось намного больше седых волос, чем я предполагал.