Судьба

Иван Семенович обрадовался и забегал по комнате, готовый немедленно мчаться в суд.

— Скажите, пожалуйста, не взыщут ли с батрака, который был поставлен перед необходимостью самозванства? Он нынче состоит в законном браке с дочерью господина Харатаева.

Аркадий Романович засмеялся и показал шиш:

— Батраку теперь ничего не будет. С него взятки гладки. Так что желаю вам удачи!

— Я так и думал, — потирая руки, сказал Иван Семенович. — Голубчик, Аркадий Романович, помогите мне составить прошение!

Эхов встал, достал с полки свод законов Российской империи. Он долго листа огромную книгу, найдя нужную страницу, углубился в чтение.

— Какая она из себя, дочь Харатаева? — подняв голову, спросил Эхов.

— Писаная красавица! У меня нет слов!..

— А муж?

Юрист приподнял плечи:

— Понятия не имею. Я его не видел.

Аркадий Романович положил перед собой на стол бумагу, вооружился пером и стал писать. Писал он не спеша, заглядывая в книгу. Часто вставал, прохаживался по комнате и опять писал.

— Вы точно удостоверились, что эта женщина — родная дочь Харатаева? — однажды спросил он у Ивана Семеновича, оторвавшись от писанины.

— Да-да, я в этом уверен.

На следующее утро Иван Семенович поехал к господину мировому судье.

Судья, высокий, тощий, в мундире, встретил адвоката приветливой улыбкой. Иван Семенович не скупился на подачки, потому судья любил его посещения.

— С чем пожаловали к нам, уважаемый? — сказал судья, отвечая на поклон. — Давненько вас что-то не было.

Иван Семенович молча положил на стол прошение.

Улыбку с лица судьи как ветром сдуло. Он протер очки, нацепил их на слегка приплюснутый нос и углубился в чтение.

— Что?.. Спор двух улусных голов?.. Который из них уполномочил вас вести процесс?

— Там указано, с вашего позволения…

— Вижу, вижу… Дочь Харатаева Мария Семеновна… Трудное это дело, необычное. Не знаю, что и сказать…

Адвокат, не говоря ни слова, вынул из кошелька синеватую «александровку», ассигнацию двадцатипятирублевого достоинства, и многозначительно положил на стол.

Судья привычным движением взял деньги и сунул себе в карман.

— Ну, хорошо, оставьте прошение, — унылым голосом сказал он.

Спустя несколько дней адвокат зашел в канцелярию мирового судьи. Застал он в канцелярии старика Власьевича, столоначальника судьи. Власьевич был кругленький, с маленькими плутоватыми глазками, русский, местный житель города. Служил он столоначальником уже много лет, знал все ходы и выходу, говорил хорошо по-якутски.

Чин у Власьевича не бог весть какой, но жил он на широкую ногу и не гневил бога жалобами на судьбу. Все знали, что ни одно дело не двинется дальше его стола, если в пухлую руку Власьевича не вложишь хрустящую бумажку. Не менее трех, рублей.

— Власьевич, — обратился адвокат к столоначальнику, — дан ли ход тому делу, которое я на днях подал?

Столоначальник подмигнул, словно это дело касается не столько Ивана Семеновича, сколько его, Власьевича, и сказал:

— Ну, Иван, дело твое ушло далеко — отсюда не видать.

— Не скажешь, куда, если это не секрет?

— Почему не сказать? Сказать можно. Ведь не даром же служу, за деньги. А — так бы не сказал. Ведь даже заячью шкуру без подмазки нельзя мять. — Власьевич хихикнул и еще раз подмигнул.

Иван Семенович понял столоначальника и сунул ему три рубля.

Власьевич опустил деньги в бездонный карман широких брюк и сообщил:

— Твое дело переслано исправнику Вилюйского округа. Господин исправник, в свою очередь, должен послать запрос господину Харатаеву и получить от него подтверждение, что истица действительно состоит с ним в близком родстве…

Иван Семенович схватился за голову. Да откуда Харатаеву знать, где его дочь, которая убежала из родительского дома и не дает о себе никаких вестей? Это означало, что дело запутается, из ясного превратится в темное, как ночь. Адвокат все это изложил невозмутимому столоначальнику.

Власьевич поверх очков посмотрел на расстроенного собеседника:

— Мое дело исполнять, что прикажут. Велели послать — я послал. Если бы приказали: «Разорвите и бросьте в печку» — со всем моим удовольствием я бы и это исполнил. Служба.

Иван Семенович вышел из канцелярии мирового судьи в расстроенных чувствах и поехал к своему советчику Аркадию Романовичу Эхову.

Эхов выслушал сбивчивый рассказ адвоката и задумался.

— Далеко загнали ваше дело, — наконец промолвил он.

— Неужели нельзя было рассмотреть это дело на месте, без этой волокиты? — спросил Иван Семенович. — Вызвать свидетелей, допросить!..

— А кто вам сказал, что нельзя. Можно было. Вы сами это знаете. Но господин судья решил замутить воду, чтобы увеличить шансы на улов. Чем дольше тянется дело, там оно прибыльнее для судьи. Не вам мне говорить об этом.

Дело где-то бродило у вилюйского исправника всю зиму и наконец к весне вынулась. Ивана Семеновича вызвали к мировому судье.

Власьевич встретил его как старого знакомого:

— А-а, Иван, пришел! Посиди, сейчас доложу. — Вскоре он вернулся и, подмигнув, сказал: — Входи.

Иван Семенович бойко вошел к господину судье в кабинет, чинно поклонился. Судья даже не удостоил его ответом. Он восседал с непроницаемым лицом на судейском кресле. Перед судьей на столе стояло зерцало с золоченым изображением большого двуглавого орла с распростертыми крыльями. Орел раскрыл оба клюва, высунул красные языки.

Во взгляде судьи был лед, так, что Иван Семенович даже поежился.

— Никогда бы не подумал, что вы лжец и обманщик, — грозно сказал судья, положив на стол сжатую в кулак правую руку. — Лжете самым бессовестным образом и не краснеете!

Под ногами у Ивана Семеновича задвигался пол, в коленках пробежала противная дрожь. Заикаясь, он сказал судье, протянув руку, словно защищаясь:

— Господин судья, не помню случая, чтобы я когда-нибудь солгал.

Судья, не говоря ни слова, выдвинул ящик стола, вынул оттуда дело и положил перед собой. Теперь сжатый кулак лег на бумаги.