Судебный дознаватель фараона

В центре всего этого танцующего безобразия четверо мускулистых голых носильщиков, чьи срамные места прикрывали лишь венки из белых лилий, тащили носилки, закрытые со всех сторон синим плотным полотном, расшитым золотыми узорами.

— Смотри ка купеческий сынок с попойки возвращается, — хохотнул капитан Ипу — Вот уж достанется ему от папаши.

Однако, вопреки ожиданиям, процессия не проследовала к причалам, где фрахтовались корабли торговцев, а затормозила ровно у ладьи храмового кебнета. Все на ней, включая невольников-гребцов замерли, наблюдая, как из носилок спускается несуразная фигурка. Гормери сразу и не понял, кто это? Сначала подумал, что чей-то ребенок. Малыш, лет семи, однако разряженный по последней моде: пышный парик с золотыми и цветными бусинами, воздушное многослойное платье, перехваченное кожаным поясом с золотыми вставками, браслеты, ожерелье, разноцветный макияж, — кто позволит своему ребенку разгуливать в платье придворного вельможи!

— Нет… — ошарашенно выдохнул за всех капитан Ипу.

— Это та самая ладья храмового кебнета? — хриплым, немного пьяным басом осведомился малыш.

— Э… — Ипу и Гормери разом развели руками, являя солидарность в этом вопросе.

— Отлично, — одобрил ребенок басом и повернулся к своей процессии, — Красотки, нам сюда!

Красотки, а с ними и красавцы, если можно так выразиться, плотным потоком потекли на борт ладьи. Музыку при этом они играли самую развеселую. А танцовщицы так отчаянно виляли бедрами и трясли голыми грудями, будто от этих движений зависело накормят их или нет. Никто из команды им не препятствовал. Капитан Ипу очевидно сразу понял, что ни оркестр, ни танцевальная группа, ни носильщики не двинуться на чужой корабль, не будучи уверенными в своей правоте. А матросы и гребцы так и вовсе не имели ничего против веселой музыки и голых девиц. С ними долгое путешествие уже не казалось им таким утомительным. Сам низкорослый господин поднялся на борт, с уверенным значением передвигая маленькими кривоватыми ножками. При ближайшем рассмотрении он оказался карликом. Огромный парик, увеличивающий его голову втрое, и пышное многослойное одеяние, модное в высших слоях знати, а также обилие золотых украшений не оставляло сомнений в происхождении этого человека. Гормери уже понял, кто перед ним, и лишь вздохнул про себя, послав в самые нижние слои Дуата все свои надежды на интересное и расслабляющее путешествие. Увы, но теперь оно представлялось куда более энергичным и многообещающим в плане приключений.

— На борту есть защитные средства из рыбьих пузырей для любовных утех, — шепнул Ипу на ухо Гормери, провожая взглядом извивающуюся в танце голую девицу.

— Я не планирую увеселения такого рода, — Гормери решил сразу дать понять капитану, а с ним и остальным, что он тут по делам службы, и все тяготы судьбы в виде свалившегося ему на голову дома развлечений примет с достоинством.

(Домом развлечений в Древнем Египте называли публичный дом).

— Такие увеселения как правило не входят в планы приличных людей, а случаются совершенно неожиданно, — мудро заметил капитан и крикнул в сторону, — Бино, а ну сгоняй к лекарю! Пока не отплыли, прикупи побольше снадобья от любовных недугов.

— Это ведь ты помощник писца циновки храмового кебнета? — карлик обратился к Гормери, без всякого стеснения глянув на него снизу вверх. Ему осталось лишь кивнуть.

— Вот и отлично! — он широко улыбнулся, обнажив крупные для такого мелкого человека зубы, — Значит нам по пути. Меня зовут Анхатон, придворный карлик царя Эхнатона, да будет он жив, здрав и невредим.

Повисла пауза. И Гормери вдруг понял, что он один все еще стоит на своих двоих. Остальные, включая прозорливого капитана Ипу бухнулись на колени. И вся его семья, не дошедшая до трапа, тоже.

— Э… — озадаченно протянул он. Оглядывая распластавшуюся вокруг них команду и собственных родственников, — Приятно познакомиться.

— Ну, не знаю, — протянул карлик и придирчиво оглядел его с макушки до пяток. Как будто осла для работы выбирал, — Пока не понял.

Гормери пришлось напомнить себе, что терпение это добродетель. И еще раз. И еще. Прежде, чем ему удалось загнать мятежный дух в узду рассудка. Нельзя показывать этому вельможе, что его можно вот так просто взбесить. Спокойствие — это сила. Эмоции — это слабость.

— На ладье не так много кают, господин, — обозначился капитан, не в силах оторвать взгляда от голой красотки с высокой грудью, к соскам которой было приторочено по колокольчику.

— Моя свита разобьет шатры на палубе, — заверил капитана царский карлик. И склонив голову на бок, счел нужным уточнить, — Может вы против?

Кто же выступит против карлика царя! Даже если он притащит на борт целую армию с колесницами.

Но на этом все не закончилось. И Гормери судьба подкинула еще одно открытие и повод для удивления. Потеряв к нему интерес, карлик повернулся к остальным и громко заявил:

— Ладно, народ, времени мало, поэтому кому надо, благословлю по-быстрому. Только не толпитесь, встаньте в очередь.

Гормери усмехнулся такой наглости. Но в следующий момент оторопел, потому что все, включая его собственных родных тут же принялись строиться в стройную линию. Побросав поклажу и презрев окрики и тумаки надсмотрщиков к ладье устремились рабочие с ближайшей ладьи. Оглядев опустевшие трапы, начальники погрузки тоже опустили палки и побежали следом за остальными. Матросам ладьи кебнета пришлось встать на страже, и не пускать желающих на борт. Иначе корабль мог и не выдержать такого количества народа. Так что очередь из желающих получить благословение от царского карлика росла уже на берегу с каждой минутой. А на палубе Гормери опять остался торчать в одиночестве. Он с удивлением взирал на то, как к чрезвычайно довольному собой Анхатону подходили по одному и прикладывались лбом к его ладони. Двое мускулистых носильщиков тут же встали оберегать карлика, чтобы его не уронили особенно ретивые почитатели.

— Попроси у него благословение! Карлик, да еще и царский — он воплощение бога Бэса на земле.

Гормери слегка подпрыгнул от неожиданности. Бабушка Иса обладала поистине наимягчайшей поступью. Ей бы и кошка позавидовала.

— Я даже знать не желаю, что все это значит, — определенно карлик и все что с ним связано вызывали в нем раздражение. Устроил тут представление, задержал отплытие. А ведь они на казенной ладье храмового кебнета, он не имеет права тут распоряжаться как у себя дома.

— А и не знай, — прошептала бабушка, — Умерь гордость, и подойди к нему. Хуже-то не будет. А путешествие тебе предстоит долгое и трудное.

— Бабуль, я с ним на одной лодке поплыву. Можно сказать, я уже под его покровительством.

Старая женщина вздохнула, поцеловала внука и пошла за остальными домашними прочь с ладьи.

Через час нервы Гормери уже были на пределе. Хотелось долбануть неуемного карлика как следует кулаком по огромной голове, а еще лучше дать пинка под пухлый зад. Благо ногу высоко задирать не нужно. Носок так и чесался в предвкушении, и несчастный помощник писца циновки сжимал свой медный медальон, чтобы хоть как-то успокоиться. А неуемный придворный все оттягивал и оттягивал отплытие. Желающих если не прикоснуться, то хотя бы поглазеть на карлика царя, который видел и даже говорил с сыном божьим на земле. Анхатону народное внимание льстило. Он и не скрывал тщеславия, улыбался и сиял щеками, словно натертыми песком медными плошками.

Спустя час приветствий и благословений он вдруг вспомнил, что забыл дома очень важную вещь. Послали слугу. Долго его ждали. Наконец, он вернулся с чем бы вы думали? С притирками! Как будто притирки эти нельзя в Уадже купить. Город, конечно, теперь захолустный, но если в нем живет ювелир, который выполняет заказы царского дома, то наверняка сыщется и торговец притирками. Потом, Анхатон пожелал вознести молитву Атону. И тут, разумеется, не поспоришь. Гормери терпеливо вынес долгие споры карлика с капитаном, где следует установить жертвенный алтарь. Когда пришли к общему решению, алтарь этот еще устанавливали так долго, что у Гормери начало скулы сводить и глаз задергался. После церемонии восхваления Атона выяснилось, что необходимо так же восхвалить и сына его на земле, царя Эхнатона. Медленно, словно на века установили второй алтарь на палубе. Потом провели церемонию пожелания долгой жизни и процветания царю со всеми положенными воскурениями и возлияниями. Как будто все это нельзя было проделать уже в пути. Но нет! Анхатон словно издевался все оттягивая и оттягивая отплытие. И ведь самое ужасное было то, что отдубасить наглеца как следовало было совершенно невозможно. Наоборот, как послушный подданый Гормери обязан был соблюсти все обряды, чтобы не навлечь на себя гнев начальства. Разве может помощник писца циновки кебнета главного храма Атона отказаться участвовать в церемонии восхваления Атона или тем более его сына Эхнатона?! Это же скандал!

Чтобы не сорваться и выглядеть пристойно Гормери потихоньку потягивал дедовский шедех, страшно сожалея, что у него всего одна фляга этого целительного напитка. Знал бы, захватил с десяток кувшинов, вместо сладкого вина, в котором теперь толку не видел. Вряд ли ему захочется коротать часы дневного зноя и тем более ночную негу с этим заносчивым и суетливым карликом. Да и сам Анхатон наверняка предпочтет его компании одну из своих развратных девиц.

Отплыли только в третьем часу дня.

(По исчислению древних египтян в восемь утра).