Судья
Шрифт:
Павел стоял перед иконой, опустив голову. Инна осторожно взглянула на него. Он шептал что-то, закрыв глаза. Павел был здесь единственным мужчиной, и единственный не выглядел нелепо. Наоборот, весь его облик, его скорбная фигура были словно созданы для этого места.
Инна оставила его, отойдя вглубь к иконе Богоматери с Иисусом на руках. Ее охватила тревога. Инна поскорее отвернулась, сделав вид, что разглядывает прихожан. Она ощущала на себе пристальный взгляд.
Наконец, Инна не выдержала и взглянула на икону. Она старалась не смотреть в глаза женщины с ребенком. Но лицо Богоматери,
Инна посмотрела Ей в глаза.
В эти спокойные глаза, которые видели все.
Проглотила ком в горле.
— Чего уставилась, дура? — прошептала она.
Глаза женщины спокойно и пытливо смотрели на нее.
Инна отошла в другой конец купольного зала, чувствуя на душе что-то мерзкое. Словно нахлебалась дорожной грязи.
Поскорее вышла на воздух. Встала у огромной лужи, натекшей у входа в церковь. Одна сцена отвлекла ее внимание.
Женщина, которая особенно яростно, с безумным рвением, крестилась у иконы Николая Угодника, ударила по щеке своего маленького сына. Кажется, за то, что ступил в лужу.
К женщине подошел человек. Капюшон скрывал Его лицо. Человек казался облаченным в черный плащ, но то была не одежда, а клок тьмы, вырванный из лоснящейся туши зимней ночи.
Человек поднял молоток. С силой обрушил на голову женщины. Череп раскололся, брызнул мозг. Мальчик перестал плакать и начал истошно вопить. Отбросив молоток, мужчина схватил мальчика за горло и начал душить.
— Инна?
Вскрикнув, девушка обернулась. Павел с тревогой смотрел на нее.
— Что случилось?
Инна обернулась. Судья исчез. Женщина, снимая платок с головы, тряхнула волосами. Волосы у женщины были темные, сильные, блестящие. Распустив их, женщина утеряла смиренный облик. Ее сын утирал слезы.
Инна вгляделась в Павла. Его лицо никогда не выглядело таким умиротворенным.
— Задумалась, — сказала она.
Павел посмотрел прямо на то место, где ей минутой назад привиделся Судья.
— Он снова убил. Женщину и ее дочь. Женщина была на второй недели беременности, а дочери еще не исполнилось восемнадцать. Судья нарушил клятву. Теперь Его уже ничто не остановит.
Инна ничего не поняла, но не стала переспрашивать. Ей не хотелось говорить об этом.
Она взяла Павла за руку.
— Нужно съездить в одно место. Ты со мной?
— Да, — Павел кивнул. — Куда мы поедем?
Они стояли на просеке, где когда-то все начиналось. Вокруг ни души. Глухая тишь. Даже в лесу ни шороха. Лес застыл в напряженном ожидании.
Инна с изумлением различила на песке следы протекторов. Сколько дождей пролилось с той поры? Инна тряхнула головой.
— Здесь все так же. Ничего не изменилось. Видишь темное пятно на песке? Дядина кровь.
— Да, да, Инна, я вижу, — Павел обнял ее за плечи. — Успокойся, пожалуйста.
— Эти следы… они будут здесь, пока все не закончится. Пока Он не уйдет отсюда.
Инна прижалась к Павлу, пряча лицо в складках его ветровки.
— Мне страшно. Паша, когда мы уедем отсюда? Я устала.
Павел молча прижимал ее к себе. Подняв голову, Инна посмотрела ему в глаза.
— Я обманула Баринова.
— Обманула?
— Мы подписали бланки, по которым я все списала на него. Но были другие,
я приготовила их заранее. Я подменила бумаги, Павел!— Он ничего не получит?
— Нет.
— Но… кто тогда?
Павел и Инна отстранились друг от друга. Между ними в воздухе повисла неловкость.
— Забудь, — Инна тряхнула головой. — Черт с ними, с деньгами. Но теперь… меня впервые беспокоит собственное будущее. Я хочу начать жить по-человечески. Сегодня плакала. Вспоминала свою жизнь. И пришла в ужас. Что я сделала — для себя, для тебя, для других? Винила в своих бедах родителей, Нестерова, Илью — всех, кроме себя. Я травила себя всем, чем можно, но мой главный наркотик — жалость к себе. Больше я не буду жалеть себя. Это бессмысленно, и мне это больше не нравится. Что ты молчишь? Скажи, скажи, что перемены возможны!
— Да, Инна, да, любимая. У тебя все получится.
— Я больше не буду идиоткой. Начну думать о себе. И не только. Меня теперь беспокоит все. Ты. Ира. Как сложится ее судьба? Твой мальчик, Дима. Нельзя забывать его. Этот город. Все люди. И даже этот выродок, Судья. Теперь я понимаю Его лучше. Мне жаль Его. Он одинок. Очень одинок. Он не умеет любить. Судья убивает людей, потому что всех ненавидит. Павел, что с тобой?
— Нет, ничего, — Павел схватился за голову, прикрыв глаза. Спустя минуту резкая боль стихла. Он через силу улыбнулся Инне.
— Голова разболелась.
Инна взяла его руки в свои.
— Твои руки… такие холодные.
Она начала растирать его пальцы, согревая дыханием.
Помолчав, спросила:
— Скажи, ты чувствуешь его? Или ее?
Павел положил ладонь на ее мягкий живот.
Черты его лица разгладились.
— Да. Я чувствую.
— Что? Что ты чувствуешь?
— Жизнь, — сказал Павел и поцеловал ее. — А ты?
В глазах Инны зажегся новый свет, спокойный и полный достоинства.
— Чувствую себя бесконечной. Во мне целый мир. Бескрайние поля с множеством цветов. Зеленые луга. Золотые леса. Океаны солнечного света.
Помолчав, Инна добавила:
— Раньше я была призраком. Теперь я живу.
Взявшись за руки, они шли по узким улочкам.
Издалека заметили маленькую фигурку.
— Дима!
Мальчик остановился.
— Привет. Как ты? — Павел всмотрелся в серьезное бледное лицо.
— Ничего. Нормально, — Дима застенчиво взглянул на Инну. — Ты прекрасно выглядишь.
Инна улыбнулась.
— Спасибо. Эй, Покровский! Видишь, какой у тебя друг? Настоящий кавалер. Не то, что ты!
Она в шутку пихнула Павла локтем. Подмигнула Диме. Вместе они рассмеялись над Павлом — тот мрачно насупился. Впрочем, было видно, что он притворяется.
— Что я могу сказать? Парень меня обставил. Вот кто тебе нужен.
— Да. Я выйду за него замуж, — Инна взяла Диму под локоть. — Эй, Дима, возьмешь меня в жены?
Дима смутился.
— Ну, не знаю… Мне сначала вырасти надо. Чтобы тебе не было скучно.
— Я подожду. Такого мужчину годами ждут.
Дима улыбнулся, с сомнением глядя на Инну.
— Гуляешь? — спросил Павел.
— Да, — Дима помрачнел. — Отец напился, они с мамой там щас дерутся. Я из дома ушел.
Инна и Павел переглянулись. На лицо Инны легла тень.