Суккуба
Шрифт:
Тане стало так грустно, так тоскливо – аж до воя! Ну вот что, что с ним делать. С этим трупом?! О том, что ей придется каким-то образом его возбуждать – просто-таки плакать хотелось!
Вдруг мужчина шевельнулся, его левая рука, свободная от шланга дрогнула, пальцы сжались в кулак. Затем он медленно, очень медленно повернул голову и посмотрел на Таню, будто проснулся от тяжелого сна. Его сухие губы что-то сказали – она не разобрала что именно. Наклонилась, переспросила:
– Что?! Уот?!
Мужчина слегка улыбнулся, приподнял руку и поманил Таню к себе, похлопав ладонью по постели рядом с собой. Она подошла, села, и тогда рука старика осторожно, медленно легка на ее коленку – горячая, сухая, похожая на обугленную ветку
Таня помедлила несколько секунд, и выпустила заряд «Зова», пожелав, чтобы старик до безумия, до скрежета зубовного ее захотел.
Больной вздрогнул, глаза его расширились, он тихонько застонал, и рука старика сжалась, оказавшись неожиданно сильной, не такой, как у больного на смертном одре. И тогда Таня решилась: она встала с постели, осторожно, следя чтобы не порвать, стянула через голову свое легкое элегантное платьице, едва прикрывавшее бедра, сдернула трусики, мокрые, пахнущие сексом, и подойдя к постели больного, сдернула с него простыню.
Обнажились такие же желтые и худые как руки – ноги. Старик был одет в длинную белую рубаху – почти до пят, как женскую ночнушку, и Тане пришлось задрать подол рубахи, чтобы добраться до главного органа, призванного спасти этого несчастного. Удивилась – худоба старика никак не подействовала на размер органа страдальца. Он был вполне приличного размера, и более того – находился наполовину в боевой готовности. Таня забралась на постель, стараясь сидеть осторожно – не дай бог, навалишься на старика – треснет пополам, потом проблем не оберешься! Кости-то старые! Взяла в руки его член и начала ласкать, с удивлением чувствуя, как плоть восстает, крепнет – не хуже чем у молодого парня, месяц мечтающего о женщине и тихо сбрасывающего напряжение, прячась под одеялом.
Мужчина что-то сказал, Таня не разобрала – что именно. То ли благодарил за ласку, то ли отгонял, мол – куда залезла, но Тане было уже не до того. Член торчал, как кол, и если она не использует эту возможность – рискует пролететь, как фанера над парижем. А потому она решительно двинулась вперед, взяла «ствол» в руку и аккуратно заправила себе в киску.
Ощущение не было странным – что она, сверху не была? Температура? Так у инкубов всегда высокая температура, выше, чем у людей. Размер – как размер. Глаза закрываешь – и представляй себе…кого? Ну…кого-нибудь из инкубов, наверное. Тех, с кем она была два дня назад. Например – Акселя, с его мощным телом и здоровенным мужским хозяйством. Или того, сирийца – он трахал ее с такой скоростью, что казалось – сейчас из киски пойдет дым от интенсивного трения. Главное – не видеть перед собой эту «мумию», не вдыхать запах старческого тлена, и не думать, что сейчас ты не трахаешься ради удовольствия, а исполняешь свои обязанности сексуальной рабыни, готовой на все и всегда!
Ей удалось забыть. Через минуту, она возбудилась, начала тяжело дышать, постанывать, закидывая назад голову и закатывая глаза. Еще через пять минут она уже скакала, забыв вообще обо всем, и сосредоточившись только на ощущение горячего «кола», раздвигающего плоть и заставляющего кричать, стонать, и двигаться, двигаться, двигаться…
Что там делал старик, как он себя ощущал – Таня не видела. И когда на шестой минуте секса ее начал колотить оргазм, она подождала несколько секунд, всхлипывая, и выгибаясь, а потом отдала партнеру весь запас накопленной жизненной энергии – почти весь. Процентов восемьдесят.
Как она определила, сколько энергии истекло, откуда знала, как можно замерить остаток в «баке» – Таня не знала, и знать не хотела. Еще раньше ей сказали преподаватели, что такое знание придет само собой. Она будет с точностью до одного процента определять свои запасы энергии, и не надо задавать глупые вопросы и докапываться до истины – как происходит, и почему. Есть знание, есть уверенность – вот и довольствуйся этой самой уверенностью.
Мужчина закричал, застонал, и…кончил, выбросив в Таню поток горячего
семени. То ли из-за того, что она напитала его жизненной энергией, то ли потому, что просто настал такой момент в этом сеансе секса. Но факт есть факт – мужчина задергался, его ствол запульсировал, и это добавило Тане удовольствия – оргазм, как у всех суккуб довольно длительный и яркий, продлился еще на несколько секунд.И тогда она слезла с постели. Подошла к столику, где лежали гигиенические салфетки, достала несколько штук. Присела, зажав промежность салфеткой, и еще несколько минут вытиралась, выжимая из себя семя второго за сегодня мужчины. Ходить в мокрых трусиках не очень-то комфортно!
С этой мыслью она натянула на себя платье, хотела надеть трусики, но передумала. Повернулась к больному и бросила кружевной комочек ему на постель:
– Лови, дедулька! На память!
И тут же охнула – мужчина изменился на глазах! Складки кожи подтянулись, и кожа эта не выглядела уже такой желтой и высохей – она порозовела! Волосы почернели, и на проплешинах явно видна молодая поросль новых волос. Смешно, но Тане почему-то бросилось в глаза – поросль волос появилась и у в паху – видимо его брили – то ли перед операцией, то ли для лучшей гигиены, по привычке. Теперь – он начал обрастать. И молодеть!
Через несколько минут, под удивленным взглядом потрясенной Тани мужчина выдернул из руки иглу, бросил ее на пол, счастливо улыбаясь и мотая головой, будто не верил в происходящее. Нажал кнопку, спинка кровати поднялась, и мужчина принял сидячее положение, все так же улыбаясь и лукаво поглядывая на девушку.
– Гоу! Иди сюда! – попросил он, и держа в руках Танины трусики, растянул из в стороны, глядя на просвет, как ценитель хорошего вина рассматривает бокал с красной пахучей жидкостью, выжатой когда-то из виноградных гроздей.
– Как твое имя? – спросил шестидесятилетний, очень худой мужчина, поглаживая Танино голое бедро – Я желаю, чтобы ты осталась со мной! Любовницей! Женой! Кем угодно!
Началось! – подумалось Тане. Ее сразу же предупредили о последствиях такого лечения. Мужчина фактически влюбляется в суккубу, начинает предлагать все, что угодно, упрашивать, сердиться, даже ругаться. Потому – деньги всегда берут вперед, а суккуба всеми возможными способами старается уйти подальше от «объекта». Пройдет время, действие Зова закончится, и он ее забудет. И хорошо для него! Потому что суккуба безопасна для него только тогда, когда совершает акт лечения, когда впрыскивает в него жизненную энергию, нейтрализующую ее яд. А потом – все становится на свои места. С каждым актом партнер суккубы чахнет, заболевает, и вскорости умирает, напитанный ее ядовитыми выделениями, всасывающимися прямо сквозь кожу и слизистую оболочку.
Таня встала с постели, увернувшись от цепких рук бывшего больного, так и продолжающего молодеть, и пошла к двери, не обращая внимания на крики встревоженного и рассерженного мужчины. Выскочила за дверь, и глядя в лицо встревоженной Елены, облегченно сказала:
– Все, я сделала это! Валим отсюда побыстрее, пока он за нами не погнался! Что-то я все-таки переборщила с Зовом, никак не могу рассчитать нужную дозу!
– Сто тысяч тебе на счет – довольно сообщила Елена, заглядывая в комнату, где уже суетились ошеломленные врач и медсестра, и всплескивал руками не менее ошеломленный «секретарь».
Они не стали дожидаться разговора с мужчиной и с секретарем – из чего Таня сделала вывод, что все деньги за работу уже получены. Через две минуты они уже сидели в микроавтобусе, а еще через минуту – несли по улицам туда, откуда прибыли час назад.
Таня сидела сонная, расслабленная – после двух мужчин, да после стольких оргазмов – ей очень хотелось спать, глаза сами собой закрывались, веки стали будто чугунными. Нервное напряжение, секс – все это подействовало на девушку как хорошее снотворное, а причин сдерживать себя и не спать не было совсем никаких. Таня уснула.