Султан и его гарем

Кавасы схватили грека и пока паша был тут, по-видимому, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.

Передав грека кавасам, Сади возвратился домой и там скоро забыл все случившееся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и появилась небольшая надежда на выздоровление.

Между тем кавасы вывели Лаццаро с вокзала, и тут их рвение уже начало уменьшаться.

– Отведите меня к благородному Гуссейну-паше! – попросил грек. – Мне надо передать ему важное известие.

– Тебе – известие? Из-за тебя нам идти в Сераскириат? Ну нет, мы отведем тебя на ближнюю гауптвахту.

– В таком случае я должен буду там повторить мое требование, и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если из-за вас не удастся важное дело, которого очень желает Гуссейн-паша! – сказал Лаццаро.

Кавасы вопросительно переглянулись, в словах грека могла быть правда, иначе зачем было ему требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру.

Тогда они решили исполнить его требование.

Было уже далеко за полночь, когда они пришли в Сераскириат.

Здесь они узнали, что Гуссейн-паша еще не возвратился, и принуждены были остаться ждать его, что привело кавасов в сильное раздражение.

– Идите спокойно. Что вам еще надо? Чего вы ждете? Вы привели меня сюда, этого довольно. Кроме того, разве вы не знаете, что вам передал меня Сади-паша?

– Да, я узнал его, – сказал стражник.

– Чего вам от него ждать или бояться? – насмешливо продолжал Лаццаро. – Ведь он теперь в немилости. Вот каковы дела Сади-паши!

– Он прав! – согласились кавасы.

– Его власть скоро кончится, – продолжал грек. – И почем вы знаете, может быть, поднимая на него руку, я действовал по приказу другого, – сказал, подмигнув, Лаццаро.

Тогда, посоветовавшись немного, кавасы решились последовать совету Лаццаро и уйти, оставив его, так как они решили, что, вероятно, сам Гуссейн-паша дал греку поручение относительно Сади.

Едва кавасы ушли, как к Лаццаро подошел адъютант, спросив, тот ли он грек, который требовал, чтобы его привели к министру.

– Это я, и мое донесение очень важно! – поспешно отвечал Лаццаро.

– В таком случае следуй за мной, – сказал адъютант и повел грека в ту часть дома, где находилась квартира Гуссейна-паши.

Военный министр только что вернулся из совета.

Войдя, Лаццаро упал на колени, отлично зная всемогущество министра.

– Что это за известие, которое ты хочешь мне передать? – спросил Гуссейн-паша, глядя на грека своим проницательным взглядом.

– Ты несколько дней ищешь Мансура-эфенди, не так ли? – сказал Лаццаро.

– Мне кажется, что я тебя где-то видел, и теперь, когда ты назвал имя мудрого эфенди, я вспоминаю, что ты был его слугой, – сказал Гуссейн.

– Точно так, могущественный паша. Я был слугой Баба-Мансура. Мудрый Мансур-эфенди исчез…

– Я ищу его!

– И я пришел, чтобы просить твоей помощи спасти его, могущественный паша! – продолжал Лаццаро. – Тяжелое несчастие обрушилось на Баба-Мансура, но ты можешь спасти его!

– Ты знаешь, что сталось с эфенди?

– Да. Золотые Маски схватили Баба-Мансура, чтобы умертвить его.

– Золотые Маски? – мрачно и с удивлением спросил Гуссейн. – Я слыхал только об одной, разве их много?

– Это целый союз, кто может назвать их число? Мудрый Баба-Мансур попался им в руки.

– Ты знаешь, куда они спрятали его?

– Да, я узнал это с опасностью для жизни. В полночь Золотые Маски собираются в развалинах Семи башен.

– Значит, сегодня уже поздно захватить их, чтобы узнать, наконец, что это за тайный союз, – сказал Гуссейн. – Но в следующую ночь я прикажу занять развалины и освободить Мансура-эфенди. Ты останешься здесь и проводишь завтра солдат в развалины.

XVI Абунеца

Темная ночь сошла на поле сражения, на котором бились воины креста и полумесяца.

Повсюду царствовали тишина и спокойствие; вдруг между ранеными и убитыми замелькал огонек, показываясь то тут, то там.

Что это был за свет? Он падал от маленького ручного фонаря, который держал высокий старик, бродивший между сербами и турками.

Казалось, что незнакомец был турком, потому что на голове его была чалма. У него было сильно загорелое лицо, обрамленное длинной белой бородой, и, несмотря на старость, очевидно, был еще силен.

Это был руководитель Золотых Масок, последний потомок Абассидов Альманзор, известный нам под именем Абунецы, заклинателя змей.

Что же он искал на поле сражения?

Вот турок остановился около стонавшего серба, стал на колени и, вынув фляжку, дал раненому напиться.

Затем он пошел дальше и подошел к тяжелораненому турку, обмыл его рану и перевязал ее.

– Спаси меня! – обратился к старику русский доброволец, которому мертвая лошадь придавила ноги, и Абунеца оттащил лошадь и, не слушая благодарности молодого человека, поднявшегося на ноги, пошел дальше.

Турецкий офицер протягивал к нему руки.

– Я умираю! – говорил он, – Дай мне воды.

И снова Абунеца подал свою фляжку, видя, что хотя не может спасти жизнь раненому, но может облегчить ему последние минуты.

В то время как старик оказывал таким образом помощь друзьям и врагам, к полю сражения подъехал турецкий конный патруль.

Свет, мелькавший на поле битвы, возбудил любопытство и подозрение патруля.

– Что это такое? Видите огонь? – говорили они между собою. – Фонарь должен нести какой-то человек.

Подъехав ближе, турки увидели, что незнакомец перевязывает серба, которого ясно освещал поставленный на землю фонарь.

Этого было достаточно, чтобы они увидали в незнакомце врага, неверного, хотя на нем и была надета чалма. Тот злодей, по их мнению, кто оказывает помощь врагу, вместо того, чтобы убивать и мучить его.

Вне себя от ярости они бросились на Абунецу, и в несколько мгновений он был схвачен и связан, и солдаты уже готовы были убить его на месте.

Тогда начальник остановил их.