Султан и его враги. Tom 1

Султан был мало-помалу ограничен в своей власти, различные лица хватались за бразды правления. Возникла тайная борьба за власть, причем важную роль играли придворные интриги, и очень понятно, что при такой погоне за властью немного ее оставалось на долю самого султана. Султанша Валиде, Шейх-уль-Ислам, великий визирь, остальные министры, послы иностранных держав — все стремились руководить и управлять, все добивались верховной власти, все питали честолюбивые замыслы и, завидуя остальным, каждый старался осуществить свои планы, не выбирая средств. Сам султан давно уже заметил, что предсказанные ему старым нищим-дервишем враги были не кто иные, как его сановники и советники, которые своим дурным управлением разоряли страну и думали только о том, как бы увеличить свою казну и удовлетворить свое честолюбие. Прежде султан пользовался такой твердой и неограниченной властью, что даже великий визирь трепетал перед ним, а министры при малейшей ошибке или подозрении дрожали за свою жизнь, теперь же дела начали принимать другой оборот.

Махмуд-паша мог похвалиться, что в политике он всемогущ, разумеется, только в том, что касалось Турции.

Он самовластно распоряжался страной. Султан Абдул-Азис слушался его и, по-видимому, даже побаивался.

К этому-то сановнику и отправился Гассан, предварительно подав великому визирю через одного своего приятеля, мушира иностранных дел, рапорт, по которому Зору-бея требовали в Лондон.

При этом Махмуд-паша сейчас же вспомнил о леди Саре Страдфорд и предался размышлению о том, что присутствие Зоры в Лондоне было бы очень выгодно для Турции. В эту самую минуту доложили о Гасеане, адъютанте и наперснике султана.

Великий визирь велел ввести его в свой кабинет.

— Ты пришел с известием из кабинета его величества, мой благородный бей? — спросил Махмуд-паша.

— Нет, ваша светлость, прошу извинения, я пришел по частному делу, — отвечал Гассан. — И не по моему собственному, а по делу моего арестованного друга Зоры-бея.

— Разве Зора-бей арестован? — спросил удивленный великий визирь.

— Странно, что ваша светлость еще не получили донесения об этом от сераскира, — сказал Гассан и вкратце рассказал о случившемся, причем не пощадил и Шейха-уль-Ислама, очень хорошо зная, что великий визирь с ним не особенно-то ладит.

— Это не дело! — сердито воскликнул Махмуд-паша в ответ на донесение Гассана. — Этого быть не должно! Министерство иностранных дел нуждается в Зоре-бее.

— Я слышал, ваша светлость, что Зора-бей должен ехать в Лондон.

— Разумеется, и как можно скорее, он там нужен, он назначен туда военным атташе.

— Одного слова вашей светлости будет достаточно, чтобы помешать действиям Шейха-уль-Ислама, — сказал Гассан. — Его величество султан мог бы освободить Зору-бея, но влияние Мансура-эфенди так велико! Он прилагает все усилия, чтобы помешать этому!

Эти слова пробудили в великом визире чувство соперничества.

— Шейх-уль-Ислам может делать что угодно в пределах его власти, — отвечал Махмуд-паша, — но дел дипломатии Мансур-эфенди касаться не должен.

— Я опасаюсь, ваша светлость, что вследствие влияния Шейха-уль-Ислама арест Зоры продлится еще долго.

— Ты думаешь, мой благородный Гассан-бей, что его величество султана нельзя склонить к приказу об освобождении твоего друга?

— Боюсь, что так, ваша светлость.

— В таком случае, мы должны сами взяться за это дело, — коротко объявил Махмуд-паша. — Зора-бей не должен дольше оставаться здесь, он нужен в Лондоне.

— Смею ли я доложить о вашей светлости в кабинете его величества?

— Нет, сегодня не мой день! — поспешил ответить великий визирь.

— В таком случае, смею ли я совершенно секретно сообщить вашей светлости еще одну новость?

— Говори, я слушаю.

— Дни могущества Шейха-уль-Ислама сочтены.

— Что приводит тебя к такому заключению?

— Более чем смелые планы и средства Мансура-эфенди должны привести его к падению.

— Ты знаешь еще что-нибудь?

— Мне кажется, ваша светлость, что на днях должна решиться его участь.

— Будь что будет, а пока нужно противодействовать влиянию Шейха-уль-Ислама, которое должно быть уничтожено. Зора-бей должен уехать! Я считаю, будет лучше, если он попытается убежать из тюрьмы, уехать в эту же ночь и, не останавливаясь ни в Вене, ни в Кельне, сразу отправится в Лондон. Прежде чем он прибудет туда, мы выхлопочем ему помилование, прежде чем он устроится в Лондоне, он уже будет назначен военным атташе.

— Слова вашей светлости пробуждают во мне радость и благодарность! Можно ли считать их окончательным решением? — спросил Гассан.

— Мне ничего не известно об аресте Зоры-бея. Я передам тебе его бумаги, необходимые для его отъезда, и Зора-бей может в эту же ночь оставить Стамбул.

— А бегство из тюрьмы, ваша светлость, вы считаете необходимостью?

— Я буду его защищать.

— Приношу вашей светлости благодарность за эту милость.

Великий визирь подошел к письменному столу, выбрал несколько приготовленных бумаг, подписал их и передал Гассану-бею, который принял их с глубоким поклоном.

— О бегстве, в сущности, не может быть и речи, дело идет скорее об исполнении приказа министерства иностранных дел, — сказал Махмуд-паша. — Если Шейх-уль-Ислам постарался отправить нужного нам офицера в тюрьму, то должен быть готовым к тому, что мы его освободим, когда он нам нужен, вот и все! Я отчитаюсь за это, когда придет время, перед его величеством султаном. Тебе ничего не остается делать, как передать бумаги Зоре-бею и позаботиться о том, чтобы он в эту же ночь с первым поездом выехал из Стамбула! Времени еще довольно.

Гассан взял бумаги, поблагодарил пашу и в радостном волнении оставил конак великого визиря. Он немедленно отправился в сераль Было еще не так поздно. Он застал смотрителя того отделения огромного императорского дворца, в котором помещалась тюрьма. Тот низко поклонился влиятельному высокопоставленному офицеру — давно всем уже было известно, что Гассан стал любимцем султана.

— Открой мне тюрьму, — приказал Гассан. — Я должен передать благородному Зоре-бею этот приказ, который я и тебе показываю, чтобы ты не помешал ему оставить тюрьму.

— Оставить тюрьму? — спросил удивленный смотритель.

— Прочитай этот приказ министерства иностранных дел.

— Мудрый и высокий Мансур-эфенди был здесь и приказал мне соблюдать особенную бдительность.

— Вот эти бумаги предписывают немедленный отъезд Зоры-бея военным атташе в Лондон.

— Если ты говоришь и приказываешь мне это, благородный бей, я не осмеливаюсь противоречить тебе, — сказал смотритель, сам не зная, что делать, и отворил камеру, в которой находился Зора-бей. Там была уже зажжена лампа.