Султан и его враги. Tom 1

Как бы то ни было, она подошла к деревьям и там нашла Рецию, которая только что произвела на свет мальчика.

— Здесь, на дороге! — в ужасе воскликнула старуха, оказав необходимую помощь молодой матери. — Что это значит? Как ты попала сюда?

Реция рассказала ей, как она собиралась следовать за благородным и храбрым Сади-беем, но, внезапно схваченная болью, упала здесь, на дороге.

— Сади-бей? — спрашивала старуха с возрастающим интересом. — Так ты жена Сади-бея?

— Да, но он далеко отсюда! И теперь мне негде даже преклонить голову!

— И еще с ребенком! Этого не должно быть, у тебя будет приют! У тебя будет что поесть, и для малютки будет сделано все необходимое, — продолжала Макусса, рассчитывающая на богатую награду от молодого офицера, — я сейчас схожу за Гафизом, чтобы он помог мне доставить тебя вместе с ребенком в нашу хижину!

— О, неужели ты это сделаешь? — сказала Реция со слезами радости и надежды, что ее новорожденный ребенок не останется на дворе в эту холодную, неприветливую ночь.

— Непременно! Иначе и быть не может, — ответила старуха и хотела идти в свою хижину за Гафизом.

— Постой, — сказала Реция, с трудом поднимаясь на ноги, — я могу идти, я пойду с тобою.

— Тем лучше! Дай мне ребенка, Реция, я понесу его!

По дороге Макусса сказала Реции, как зовут ее и мужа, упомянула, что он башмачник, и была очень довольна, когда та сунула ей в руку остаток своего небольшого капитала в награду за ее услуги.

— Это лишнее, Сади, вернувшись, сможет заплатить мне за все издержки, — сказала она, однако охотно взяла деньги.

Реция рассказала ей, что она дочь Альманзора, что кроме Сади у нее нет никого на свете, и через четверть часа Макусса так хорошо познакомилась со всеми обстоятельствами жизни Реции, как будто бы знала ее много лет. Она заботливо несла ребенка, завернув его в свое платье, а Реция, собрав последние силы, следовала за ней. Спою странную находку на дороге старуха считала счастливым случаем: она была твердо уверена, что вернувшийся офицер сторицей вознаградит ее за все труды и заботы.

Наконец кое-как добрались они до хижины, где было тихо и темно. Старый Гафиз, соблюдая экономию в освещении, уже лег спать. Дверь оставалась незапертой.

— Пойдем, пойдем же, Реция! — сказала старуха и первая вошла в хижину, состоявшую из двух комнат. В первой на соломенной постели лежал Гафиз и при виде посетителей удивленно поднялся с места.

— Опять гости? — спросил он, но в темноте никак не мог разглядеть, кто там пришел с его женой. — Кого ты еще ведешь с собой?

Макусса в нескольких словах рассказала ему о случившемся, тогда Гафиз поспешно оделся в свой старый кафтан и зажег свет.

— Милости просим! — приветствовал он Рецию и, улыбаясь, смотрел на маленького новорожденного мальчика, для которого Макусса тотчас же стала готовить ванну. — Славный маленький мальчик! Такого я и не представлял! Свари молодой госпоже суп, Макусса!

— Да, да! Одно за другим! — отвечала та и принялась готовить на плохом очаге, стоявшем в углу комнаты.

— Я же пока приготовлю для молодой матери постель из свежей маисовой соломы, — заметил Гафиз. — И то благодать, что удается на соломе спать! — проговорил он про себя в рифму.

— Ах, да, пожалуйста, приготовь мне постель, я так устала! — созналась Реция, которая едва стояла на ногах да к тому же держала ребенка, кричавшего своим нежным голоском.

Гафиз отправился в соседнюю комнату и там приготовил постель для Реции. При этом он качал головой от удивления на свою жену, которая вдруг стала так сострадательна, что приняла к себе молодую мать с ребенком. Этого с ней еще никогда не случалось.

Присутствие Реции с ребенком в доме старого башмачника, нарушив вечное однообразие его жалкой жизни, приносило ему развлечение и удовольствие. Он сам устал, была уже поздняя ночь, однако он не ограничился устройством постели. Когда Реция уже легла, он послал жену покормить бедную, слабую мать, а сам собрался купать ребенка. С трогательной заботой взял он его на руки и выкупал сам.

— Старик и дитя, близкая родня, — бормотал он, улыбаясь, так как мальчик спокойно выносил всю эту процедуру, как будто добрый старик доставлял ему удовольствие. И действительно, трогательную картину представлял старый башмачник, возившийся с малюткой.

Наконец мать и сын успокоились, и тогда только легли Гафиз и Макусса.

Реция свободно вздохнула, она лежала, держа на груди свое дитя, под гостеприимной кровлей добрых людей, здесь она была в безопасности от своих преследователей, здесь она могла спокойно ожидать возвращения Сади, отца ее ребенка, и с блаженной улыбкой представляла она себе ту минуту, когда покажет вернувшемуся отцу его сына, сладкий залог их любви.

Под впечатлением этих мыслей и образов бедная страдалица заснула. Благодетельный сон отрадно подействовал на нее после всех тревог этого дня и прошлой ночи, к тому же в объятиях у нее лежало ее дитя.

Рано утром проснулась Макусса и с удивительной заботой принялась ухаживать за случайно попавшими в ее руки питомцами, так что старый Гафиз не мог надивиться этому.

— Она чует деньги, — бормотал он, улыбаясь. Рано сел он за работу, но как можно осторожнее принялся за дело, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате Рецию и ребенка. — Если моя старуха держит ее, значит, она чует деньги, ибо ничего нет для нее на свете, что она любила бы так, как деньги!

Мать и сын отлично чувствовали себя под гостеприимным кровом этой хижины, окруженные нежным, заботливым уходом добрых людей. Реция вскоре могла встать с постели. Малютка был ее утехой и гордостью, и она с блаженной улыбкой утверждала, что он — вылитый отец.

Старик часто качал ребенка на руках. Макусса стряпала для молодой матери и ухаживала за ней. Проходили дни за днями, недели за неделями, а Реция с сыном все еще спокойно жили в хижине старого башмачника.

Но вот однажды к старому Гафизу пришел его знакомый и рассказал, что на следующий день будет праздноваться торжественный въезд пленной Кровавой Невесты и офицеров Зоры-бея и Сади-бея, вернувшихся победителями.

Услышав эти слова, Реция побледнела от радостного волнения и испуга. «Сади-бей! — сказал он. — Он вернулся победителем!» При этом известии старая Макусса улыбнулась от удовольствия.

— Вот видишь, — сказала она, — теперь наступили твои красные деньки. Он возвращается назад, да еще победителем! Как рад он будет увидеть тебя и своего сына!

— Ах, а я-то как обрадуюсь этому!

— В толпу, на въезд, ты не должна ходить, Реция. Что скажет Сади, увидев тебя в толпе!