Султан и его враги. Tom 1
Шрифт:
Сади порывисто прижал к своим пламенным устам протянутую ему руку принцессы, склонившейся к нему. Казалось, он хотел сжать ее в своих объятиях, и в страстном порыве простер руки к той, которая указала ему заманчивые чудеса сияющего славой и почестями будущего.
В эту минуту упоенному восторгом Сади показалось, будто позади него прозвучал тихий крик, он узнал голос, и голос этот заставил его вздрогнуть.
— Сади! — раздалось у его уха, и этот скорбный возглас глубоко потряс его душу.
Это был голос Реции, или чувства обманывали его?
— Сади! — слышалось ему, и это звучало как безнадежный крик разбитого сердца.
Он вскочил, взгляды его блуждали по салону и соседней с ним
Волнуемый разными чувствами, поспешил он из дворца принцессы.
Реция упала в обморок при виде зрелища, которое указал ей грек, заставив ее бросить взгляд на Сади и Рошану.
Это была ужасная ночь для несчастной. Невольно вырвался из ее трепетных уст крик, который услышал Сади.
Затем она лишилась чувств.
Часть 2
I. Кровавая Невеста
В одной котловине, окруженной грядой низких возвышенностей, а местами — крутыми горами, между городами Мединой и Бедром в Аравии стояло множество больших и маленьких палаток. Вокруг лагеря, который, по-видимому, принадлежал дикому племени, бродили лошади и верблюды и обгладывали последние скудные стебли травы на каменистой, бесплодной почве.
Это не был лагерь мирного кочевого племени, что доказывало не только военное убранство верхушек палаток, увенчанных различными трофеями, отнятыми у побежденных турецких солдат, но и расставленная по окрестным вершинам стража; всадники, похожие на конные статуи, резко выделялись на ясном небе. Лошадь и человек, казалось, так срослись между собой, что оба, сознавая важность их положения и назначения, совершенно не двигались. Стоя на вершине и беззаботно опустив поводья лошади, всадник пристально устремлял взгляд в пространство, которое он должен был охранять. Дальше внизу, между выступами гор и в трещинах, вглядевшись пристальнее, можно было заметить такие же неподвижные фигуры. Белый плащ, закрывавший все тело с головы до ног, подобно белой простыне, выдавал в них арабов. Даже голова их была закрыта частью плаща, нижний конец которого развевался по ветру. Вблизи каждого была лошадь, которую он не находил нужным привязывать; она стояла или бродила вокруг, следуя малейшему знаку своего хозяина.
Солнце уже спускалось за горизонт, покрывая все заревом вечерней зари, тени принимали исполинские формы, и вдали небо и холмы сливались морем фиолетового цвета. На палатках, на склонах гор и на уродливых пальмах лежало то чудесное, то лучезарное освещение, которое придает всему востоку и Индии их своеобразный характер.
Палатки были покрыты сшитыми кусками войлока из козьей шерсти, защищающего от дождя и солнца. Со всех сторон эти палатки были плотно закрыты и почти все имели около двадцати футов длины и десяти футов ширины; только одна из них была значительно больше; по лучшей материи и всему устройству было видно, что она принадлежала шейху или эмиру племени.
Перед этой палаткой сидел на верблюжьей шкуре эмир с длинной белой бородой. Поверх грубой бумажной рубашки на нем был кафтан и вытканный золотом плащ, на ногах — красные башмаки. Голова его была обвита дорогой дамасской шалью. Серьезно, почти мрачно и задумчиво смотрел он вдаль. Вдруг сидевший увидел бедуина, приближавшегося к палаткам. Пригнувшись к шее лошади, мчался он через ущелья гор, как вихрь, к лагерю. В одной руке держал он повод лошади, в другой — ружье. Казалось, будто длинный, укутанный в белый плащ предмет
был привязан к лошади, так закрывал плащ фигуру всадника.Приблизившись к большой палатке эмира, он соскочил с лошади, отпустил ее на волю и вошел к эмиру племени Бени-Кавасов, который возглавлял около двух тысяч ружей [10] против султанских солдат, более четверти которых уже пало в битвах.
Молодой бедуин вошел к эмиру и, преклонясь перед ним, положил правую руку на грудь.
— Я принес тебе важное известие, мудрый Гарун, тебе и твоей храброй дочери Солии! — сказал молодой воин. — Где теперь Кровавая Невеста?
10
Так исчисляют в арабских племенах военные силы, посланные на поле битвы.
Гарун, эмир, откинул полог палатки, которая была разделена ковром на две половины. В одной половине жил эмир с сыновьями Абу-Фарези и Абу-Варди, другую половину занимала его дочь Солия. Эмир позвал сыновей, чтобы они явились к нему вместе с Солией. Явился только один.
— Абу-Фарези и Солия уехали, — сказал он, — посмотри туда, мне кажется, это они возвращаются!
— Да, это они, сестра твоя и брат, — отвечал старый эмир. — Эль-Омар, обожди с докладом!
Молодой араб, как и старый эмир с сыном, посмотрел в сторону обоих приближающихся всадников. Кто этого не знал, тот ни за что бы не заметил, что один из двух всадников была девушка, которая, вооруженная по-мужски, скакала на лошади. Рядом с братом Абу-Фарези, в белом полосатом плаще и в зеленой головной повязке, сидела она на своем стройном коне, одетая, подобно мужчинам, в шелковый кафтан под развевающимся плащом, на ногах у нее были желтые сапоги, а голова была обвита пестрой шалью. В руке она держала ружье, а за поясом, перехватывавшим ее шелковый кафтан, можно было заметить, когда она спрыгнула у палатки с лошади, воинское украшение, которое оправдывало страшное прозвище «Кровавая Невеста». Кроме пистолета и двух роскошных кинжалов на поясе висела голова турецкого солдата на веревке, которая была продета через голову из одного уха в другое при помощи кинжала.
Вид этого победного трофея был ужасен! Черная, запекшаяся кровь прилипла к шее, к лицу и волосам головы и страшно выделялась на мертвенно бледном лице. Кровью была забрызгана одежда Солии и запятнан дорогой шелковый кафтан — она, по-видимому, гордилась этими пятнами и этим трофеем.
Вглядевшись вблизи в Солию, внимательный наблюдатель сразу бы узнал в ней девушку или же принял ее за безбородого юношу. У нее были правильные, но суровые черты лица, большие темные глаза и сильно развитый стаи. Она презирала одежды и украшения женщин! Ни цветного покрывала на лице, ни серебряных колец в носу и ушах, пи серебряных браслетов на шее и руках не носила она, ее украшениями были оружие и неприятельские головы, одну из которых она теперь положила к ногам отца, причем не дрогнул ни один мускул ее, как бы высеченного из мрамора, лица.
Эль-Омар, молодой араб, почтительно преклонился перед ней, но она не обратила на это никакого внимания.
Эмир глядел на окровавленную голову.
— Мы встретили неприятельского караульного, — сказала Кровавая Невеста, — вот я принесла тебе его голову, отец!
— Солия выстрелила в него с лошади, это был новый башибузук, — прибавил Абу-Фарези, один из братьев Кровавой Невесты, в то время как другой приподнял голову и рассматривал ее, — его лошадь бросилась в сторону и потащила за собой полумертвого врага, мы погнались за ним. Наконец Солии удалось саблей отсечь голову от туловища — голову она взяла себе, а туловище лошадь умчала в неприятельский лагерь!