Сумасшедшие двадцатые

Ноябрь и холодно, но тепло друг друга согревает их.

Ноябрь единственный любимый месяц Ребекки Майклсон, ведь именно в ноябре она умерла в дохах и, словно воскресла, воссоединюсь с возлюбленным и никакие холода не сумели им помешать, убить их любовь.

Они воссоединились в ноябре, и видимо им повезло.

Ноябрь единственный месяц сочетающей в себе : морозы и оттепель, холода и тепло.

Ноябрь единственный любимый месяц Ребекки Майклсон.

Декабрь сумел ее сломать. Сломать Кетрин Пирс, которая после потери ребенка не обращала внимание ни на что. Словно ей плевать на дочь, на любимого мужчину. Плевать. Плевать на то, что каждый день он приходит к ней, подолгу уговаривал съесть приготовленную еду и выпить горячий чай или кофе. Декабрь, и холодно и морозно. Выпал первый снег. Элайджа Майклсон верил, что в такие холода согреть может чай и человеческое тепло. Они говорили только общими фразами, думают только о том, что у них мог быть ребенок. Видимо, они позабыли о том, как называли друг друга. Она не уверена в том, что сможет выйти из этого состояния. Ей плохо, ей нужен кто-то рядом, и Элайджа рядом. Каждый день стоит на пороге комнаты, пытается улыбнуться и заговорить с ней, но она не готова. Пока на ее душе зима, и она не верит в то, что однажды снег растает, и на нее душе наступит весна. Каждый день он верил в то, что его поддержка именно то, что поможет ей вернуться, заглушить боль. Каждый день она смотрела в его глаза, думала только о том, что все это было ошибкой. Их роман был ошибкой. Все было ошибкой. Очередной ошибкой в жизни Кетрин Пирс. Они потеряли все, а Элайджа считал, что их роман лучшее в его жизни. Любовь, как наркотик, и каждый день ей было приятно просто видеть и слышать его голос после очередной бессонной ночи. Никлаус день изо дня убеждал старшего брата оставить ее, но Элайджа сделал ее своей, уже навечно и не отступит. Элайджа предложил ей быть с ним вечно и сделает, чтобы так и было.

Декабрь. Сидя у окна, она наблюдает за кружащими снежинками. Ходит из угла в угол комнаты. Задыхается, словно оставленная без воды рыба. Винит себя в том, что потеряла ребенка. Прокручивает в голове все и те же бесконечные мысли, просыпается с ними ночью, живет днем, ломает голову над одной и той же загадкой.

— Кофе? – робко спрашивает Керолайн, заходя в комнату.

— Что? – держась за голову, говорит она.

— Мистер Майклсон занят очень важными бумагами и попросил меня принести Вам кофе, - дрожащими руками она ставит поднос на маленький столик.

— Служанки знают все, - несколько раз повторяет Кетрин, прежде чем хватить Форбс за руку и потащить ее к выходу.

Почему все это случается с ней? Беда случившиеся с ней расплата за все ее грехи? Очень скоро она все узнает, вывернет всю правду наружу. Кетрин Пирс не верит в случайности, и именно поэтому ее руки крепко сжимают белокурые локоны Керолайн. Та то ли всхлипывает, то ли кричит от боли, когда Кетрин тащит ее к выходу из комнаты.

— Почему Вы делаете мне больно? – пытается выяснить, напуганная Форбс.

— Заткнись и говори правду! – громко кричит Кетрин, крепко держит ее за запястье, толкает к стене. — Кто тебя втянул в это! – спрашивает она, ударяя блондинку головой о стену.

— Во что Вы втягиваете меня? – все еще пытается, спасти себя Керолайн. — Я не хочу в этом участвовать.

— Заткнись и говори правду, - зло повторяет Кетрин, сдавливая свои руки, на тонкой шее блондинки.

— Правду? – дрожит Форбс взмахивая длинными ресницами.

— Кто заставил тебя пойти на это? – шипит Пирс, прижимая блондинку к стене.

— Оставь ее сумасшедшая!
– выкрикивает прибежавшая в гостиную Хейли, прекрасно понимая, что служанка может ее выдать. — Элайджа, приструни эту сумасшедшую! За последние месяцы она обезумела!

— Что здесь происходит? – хмурится вошедший в гостиную Майклсон.

— Считай это признанием, Элайджа, - уверенно говорит Кетрин, сжимая свою руку, что Керолайн не может дышать. — Ты в ту ночь приносила нам еду! Говори!

— Я-я-я не хотела, но миссис Маршалл-Кеннер вылила что-то на сладости и сказала, что это желудочные капли, а когда я поняла, что это что-то плохое, то было уже поздно, - зажмурив глаза, из которых падают слезинки, пытается произнести Керолайн.

— Что здесь, черт возьми, происходит? Элайджа, приструни свою женщину или это сделаю я! Хватит! С меня хватит! – возмущается Клаус, который проходя между девушек, убирает руку Пирс с шеи Форбс.

Руки дрожат, когда Клаус решает заглянуть в глаза Керолайн, полные слез. Но

Кетрин словно обезумела, вырывается из хватки, сдерживающего ее Элайджу, то и дело пытается ударить Керолайн. Ей и без то трудно было принять смерть ребенка, а тем более ребенка от любимого человека. Но жить ведь нужно. Кетрин думала, что, узнав правду, ей станет легче, ведь столько долгих месяцев она пыталась распутать клубок лжи. Ей удалось распутать клубок лжи, но стало ли ей легче?

— Это Хейли убила нашего ребенка, Элайджа! Знаешь, я и не сомневалась, что это она, – вырывается из его хватки, смеется, то ли на ее глазах слезы, указывает пальцем на стоявшею внизу Маршалл. — Она убийца!

— Идем, Катерина, выпей воды, - убеждает ее Майклсон, изо всех сил сдерживая Пирс.

— Элайджа, скажи что-нибудь, ведь это был всего лишь плод, и я не знала, - голова опущена, Хейли говорит эти слова, когда Элайджа сдерживающий Кетрин проходит мимо нее.

— Ненавижу, - только и отвечает он.

— Клаус! Скажи ему! – пытается сказать Хейли, поднимаясь по лестнице.

— Почему ты решилась на это? Почему, ты желала Кетрин смерти? Ты понимаешь, что Элайджа никогда не простит тебя, – смотря на нее, преграждая дорогу, чтобы Хейли не ушла от разговора, зло шипит Клаус.

— Я не знала о ребенке, а ей желала гореть в Аду, только потому, что она отравила Элайджу, - признается Маршалл, задевая плечом Майклсона.

— Похоже, Элайдже нравится быть отравленным этой женщиной, не попадайся ему на глаза Хейли, ведь он тебя не простит, - он смотрит на, словно зажатую Хейли, идущую вперед, хлопающую дверью комнаты, словно у нее нет времени на него и на все остальное.

На его руках кровь, замечает Майклсон, когда помогает Керолайн усесться на ступеньку, заставляет ее посмотреть на него, вопреки ее сопротивлениям и слезам. Ожидает, пока она даст ответ, ведь теперь она убийца, и ее руки испачканы кровью, так же как и его. Руки в крови и, видя кровь на своих руках, Керолайн пугается, трясется, и только, видя кровь, она осознает весь тот ужас, что произошел, ведь она убийца. Она могла остановить убийство невинной души, но ничего не сделала. Кровь на затылке, ведь удар о стену был слишком сильным. Голова кругом и слезы, а он по-прежнему здесь, прижимает ее к себе.

— Я убийца и не знаю, как с этим жить, - она расстроена и, словно в забвении, захлебывается своими слезами.

— Ты такая же, как я Керолайн, в тебе есть тьма, каждое светлое сердце тянется к свету, каждое темное сердце желает, чтобы свет осветил его, - пожимает плечами Клаус. — Свет и тьма встретились. Свет и тьма тянутся друг к другу.

Ей нужно прийти в себя и простить за то, что убила, найти в себе силы жить и простить себя. Простить, как это делал Клаус Майклсон, каждый раз, когда проливал кровь. Клаус Майклсон играет со смертью, и его душа уже давно горит в Аду, он погружен во тьму, а Керолайн единственный луч света, которому он не позволил бы погрузиться во тьму. Но уже слишком поздно, и до конца своих дней Керолайн Форбс придется жить и принять тьму внутри себя, и Клаус будет рядом. Рядом, чтобы каждый раз напоминать, что свет сильнее тьмы. Ее свет одолел его тьму.

Ей нужно прийти в себя и простить за то, что не сберегла самое ценное, что было в ее жизни – ребенка от любимого человека. Когда убивают ребенка, на самом деле умирают два человека. Вот только матери приходится еще долго терпеть сердцебиение. Ей придется терпеть свое сердцебиение еще очень-очень долго, но теперь она знает правду. Правду, которая должна была утешить ее. Видя вошедших в комнату Элайджу и мать, Надя бежит им на встречу, желает обнять маму и совсем не понимает, почему она отталкивает ее, вовсе не обращает внимание, словно Нади не существует для Кетрин. Мать отдалилась от дочери, потеряв другого ребенка. В ту ночь умерла и Кетрин.