Сумеречное состояние

Его оставили одного лишь к вечеру. Арсений воспользовался этим — прошел к сеновалу. Постоял, прислушиваясь к необычной для столичного жителя тишине. Наступили сумерки, все становилось серым, будто укрывалось одной гигантской вуалью.

Арсений ждал неизвестно чего, а время уходило. Если он еще хочет прикоснуться к тому, что некогда ощутил и увидел мальчишкой, нужно действовать. Если только это вообще что-то даст.

Арсений вернулся во двор, прислушался. Сестра что-то говорила дочери. Арсений решился. Какое-то время у него было. Он поспешил к сеновалу, подтянулся к чердачной двери, открыл ее. Вгляделся во мрак сеновала, прислушался и, превозмогая внезапный страх, забрался внутрь.

Запах сена вернул его в детство. Арсений пару минут не двигался, закрыв глаза, отдавшись потоку ностальгии. Он настолько погрузился в воспоминания, что даже услышал голосок Лерки — той девочки, с которой проводил больше всего времени из деревенских детей. Казалось, протяни руку, и он коснется ее лица, волос, плечика. Наваждение было настолько сильным, что он даже произнес в темноту:

— Лерка?

Собственный голос вывел его из транса, развеял иллюзию. Арсений поежился, спустился в нижнюю часть сеновала, приник к бревнам, где до сих пор были щели.

Он ничего не увидел — снаружи уже стемнело. Он напомнил себе, что прежнего столика давно нет, на его месте растет слива и крыжовник. Арсений прислонился к бревну, закрыл глаза, попытался отстраниться от внешнего мира. Кажется, получилось. Когда он открыл глаза и огляделся, возникло ощущение, что прошло немало времени.

Арсений прислушался, будто рассчитывал определить, прежняя ли вокруг тишина или он угодил в то измерение, в котором когда-то не обнаружил в доме деда ни одного человека.

Спустя пару минут он выбрался с сеновала, постоял под чердачной дверью. С этой стороны он не видел большую часть деревни, всего несколько домов. Света нигде не было. Арсений почувствовал дрожь. Неужели у него что-то получилось? Чтобы убедиться в этом, он мог пройти вдоль сеновала к дальнему углу и выглянуть. Арсений сразу пошел к дому.

Во дворе он почувствовал сильный дискомфорт, похожий на те же ощущения, когда он только забрался на сеновал. Он стремился к этому, но сейчас здравомыслие потеснило необъяснимое никакой логикой стремление, и вместе с этим пришел страх.

К чему Арсений стремился? На что рассчитывал? Неужели он снова хочет застать пустоту в доме и в деревне? Ради чего? Откуда эта уверенность, что он получит ответы на вопросы?

Неужели он действительно хочет увидеть того типа в черном пальто?

Арсений колебался. Затем он услышал голос племянника, увидел свет в заднем окне. Разочарование было таким сильным, что Арсений удивился бы, будь у него время проанализировать собственную реакцию. Но его позвала сестра, она вышла из дома и стояла на крыльце. Он догадался, что любые разговоры лучше перенести на завтра.

Кажется, и здесь, в деревне, у него ничего не получилось.

2

Арсений вышел из дома во двор. За спиной послышался голос Тани:

— Минут через пятнадцать будем ужинать. Не опаздывай.

— Хорошо, — откликнулся Арсений. — Я только в огороде воздухом подышу.

Надо уезжать, подумал он. В Москве осталась жена, и он уже серьезно нуждался в ней. Наверное, и она нуждалась в нем. Стало тоскливо. Арсений обругал себя, что не уехал вечерним автобусом. Теперь он сможет уехать лишь завтра.

Почему он остался? Приятно было общаться с сестрой, с племянниками, еще приятней оказались тишина и воздух, какого нет даже в Ботаническом саду или в Лосином острове, но дело, конечно, было не в этом.

В чем же? Он все-таки рассчитывал чего-то добиться? Еще раз посидеть на сеновале, представляя, как дети играют в прятки, а он, еще мальчишка, ждет подходящего момента, чтобы выбраться из своего укрытия?

Смеркалось. Арсений покачал головой, медленно пошел к сеновалу. Была еще причина, почему он сегодня не уехал. Когда утром они с Таней завтракали, а дети еще сопели в своих кроватях, Арсений не выдержал, спросил, не случалось ли с кем-нибудь из ее семьи каких-нибудь странностей. Таня не поняла, о чем разговор, и Арсений, преодолев внутреннее сопротивление, пояснил:

— Ты никогда не слышала, как я здесь потерялся? Еще мальчишкой, мы с соседскими детьми в прятки играли.

Таня кивнула.

— Что-то припоминаю. Тебя еще долго искали? Думали, сгинул насовсем?

— Да. Что-то вроде этого. Но я не просто потерялся. Было кое-что странное во всем этом.

Таня беспокойно посмотрела на него, глаза округлились. Когда он сбивчиво рассказал о пустом доме, о странном типе, Таня вздрогнула, и на секунду ему показалось, что она вот-вот подтвердит, скажет, что да, и с ней что-то похожее было. Но сестра покачала головой. Лишь добавила, что Арсению не помешает обсудить это с ее мужем. Так, на всякий случай. Вдруг он что-то знает, видел?

Арсений заглянул ей в глазах и недоверия не заметил. И в то же время почувствовал: разговор с мужем сестры ничего не изменит. Такое чувство, что все странности в этом доме касались только одного Арсения.

У сеновала Арсению захотелось курить. Он удивился такому желанию. По молодости он баловался, но тяги к этому делу никогда не испытывал. Неужели так сказывается напряжение, что организм сам ищет способы расслабиться?

Арсений осмотрелся, прислушался. Забрался на сеновал. Там, в темноте, он сел, прислонившись спиной к стене. Закрыл глаза, вдохнул запах сена. Еще раз, глубже. И еще. Закружилась голова. Арсений улыбнулся. Он не погрузился в прошлое до такой степени, что ему померещилась поблизости Лерка, нет, он просто в деталях вспомнил тот день, не отстраняясь по-настоящему от сегодняшней реальности. Вспомнил лица большинства ребят, их одежду, ужимки. Вспомнил собственное ощущение: мир громаден, он светлый, жить весело и легко, особенно, если сейчас летние каникулы. Это ощущение вечного праздника подхватило его, как волна, подняло вверх.

Почему все это ушло, когда он повзрослел? Почему исчезло прежнее восприятие, не позволявшее подолгу переживать, изводить себя какими-то неудачами и проблемами? Восприятие, которое будто светлый невесомый поток несло его навстречу жизни, казавшейся в детстве бесконечной, как само время?

Закололо ногу, и Арсений вытянул ее, помассировал пальцами. Кажется, снаружи полностью стемнело. Он поднялся к чердачной двери, увидел темень, подумал: не случилось ли с ним то же, что в детстве, когда он засиделся на сеновале? Было ощущение, что прошло много времени.

Арсений усмехнулся, покачал головой. Конечно же, ничего подобного не случилось. Вон и свет горит сразу в двух ближайших домах. Он спрыгнул на землю. Нечего ему ерундой заниматься. Он гоняется за чьей-то тенью, которая коснулась его в прошлой жизни, а он все еще надеется найти ее след, хотя ее обладатель давно мертв. Завтра же он поедет домой. Утром, не дожидаясь Таниного мужа. Здесь ему находиться еще более бессмысленно, нежели в Москве на Земляном валу.

Он прошел во двор, увидел свет в окне. На душе полегчало. Арсений понял, что в глубине души скорее боялся чего-то достичь своими экспериментами на сеновале. Частично он, конечно, стремился к этому, но его желание напоминало необходимость больного человека лечь на операционный стол. Лишь боязнь еще большего зла толкала его вперед.