Сумеречный Сад
Шрифт:
А. дает мне фарфоровую тарелочку и рекомендует мне свои любимые блюда.
– Спасибо, – шепчу я, накладывая на тарелку несколько конвертиков долмы в виноградных листьях и разноцветные греческие оливки.
– Не за что, дорогая моя. – А. указывает рукой в направлении вечеринки. Свет ламп играет на ее тяжелых серебряных кольцах с сапфирами и нефритом. – Мы, рассказчики, должны держаться вместе среди остальных. Ты понимаешь.
Пусть она и ошибается, мне приятно, что меня включают в их круг. Она назвала меня «рассказчик» – и будто в моем сердце пробился маленький росток, зеленый и живой, но в то же время
– Не все здесь – писатели? – Я оглядываю головы собравшихся.
– Нет! И так более чем достаточно историй, не находишь?
– Достаточно для чего?
– Чтобы нас разбудить! – Она щелкает пальцами перед моим лицом, как гипнотизер. Но если я все это время была под гипнозом, то, судя по всему, команды А. не хватит, чтобы развеять иллюзию.
– Мир в полусне, моя дорогая. Чтобы пробудить его, нам понадобятся все тайны, вся красота, которую мы можем сотворить. – Она качает головой, глубоко вдыхает, будто ей тяжело говорить на эту тему. – Но я заболталась, где же твоя Э.? – Она откусывает кусочек канапе и откидывает голову назад, закатив глаза – настолько оно вкусное.
Я прикусываю губу, не зная, что ответить.
– Э.?
– Не глупи. Она тебя вырастила. – А. хмурится.
Но ее слова оглушают. Она имеет в виду Элизабет? Ба?
У тебя все еще есть сад. Твой особенный дар.
Я не вспоминала о словах Ба с тех пор, как попала в это волшебное место.
Возможно ли, что она тоже была здесь?
Тогда, получается, я не сплю.
А. хлопает меня по плечу:
– Не переживай. Наверное, ее зажал в угол Т. и рассуждает о своих стихах, но ты меня знаешь. – Она подмигивает, наклоняется поближе и с улыбкой говорит: – Я предпочту любому стихотворению старое доброе убийство.
Убийство? Мурашки бегут по коже. Но А., скорее всего, говорит про детективы.
– Э. себя плохо чувствует. – Я прикусываю губу. Значит ли это что-нибудь в этом месте? Не могу поверить, что она говорит о Ба, но не могу упустить шанс.
– Неужели! Очень грустно это слышать. Такая добрая женщина, и взять тебя на воспитание после… Она чудесная. Скажи ей, она непременно должна поправиться – мы не потерпим возражений!
– Кто должен поправиться? – обращается к нам мужчина с огромными усами, складывавший на свою тарелочку канапе. Он одет в коричневый твидовый жилет и смотрит на меня поверх очков в золотой оправе.
– Помнишь Э.? Замечательная женщина, ты еще подписал ей одно из своих первых изданий. Ей нездоровится. – А. подмигивает мне. – Первые издания Ф. когда-нибудь будут стоить золотые горы, вот увидишь.
Стеклянный шкаф с первыми изданиями – я не помню, когда его открывали последний раз. Там стоят книги в тканевых обложках цвета стареющих кирпичей или выцветших джинсов. Позолоченные буквы, потрепанные корешки.
Все люди здесь – настоящие?
Затем меня догоняет другая мысль – А. сказала, что Ба «взяла меня на воспитание после»… После чего?
– Расскажи мне об Э. Как она меня взяла к себе. Почему она это сделала?
А. изучает мое лицо.
– Почему мы вообще что-то делаем? Полагаю, из любви. – Она смотрит куда-то за мое плечо, глаза вспыхивают. – О, это Г.?
Я должна поздороваться.И она ускользает, оставляя меня рядом со столом. Я бросаю взгляд на Ф. Могу ли я спросить, как его зовут?
Он улыбается мне, будто подбадривает, но заговаривает прежде, чем я успеваю открыть рот:
– Тебе не пора уходить?
– Уходить? – Я разочарованно выдыхаю. Он понял, что мне здесь не место? – Тут так… светло. Я хотела бы остаться.
– Да, так всегда и бывает, правда? Стоишь на пороге чего-то нового, и вдруг старая жизнь кажется такой чудесной, идеальной – и как ее оставить?
Здесь все говорят загадками? Или только писатели?
– На пороге?
Он поднимает бокал в сторону дальней части сада, в другой стороне от книжного, за освещенным факелами кругом. Где должна быть стена «Ритм и чудо».
– Конечно. Это лишь начало. Тебе предстоит зайти дальше.
Я стараюсь рассмотреть, что там за краем сада, или что может быть краем.
Вижу только кустарники, цветы и извилистую дорожку из серого камня со статуями по бокам. В глубине – только неизведанная темнота.
– Куда она ведет?
– Хм. Для каждого из нас по-своему, так ведь? Но, конечно, главное здесь – воображение.
Я улыбаюсь.
– Звучишь как Э. Но я стараюсь смотреть на вещи практичнее.
Я вру, конечно. Или выдаю желаемое за действительное.
– Чушь! Как ты думаешь, откуда у нас паровой двигатель? Телефон? Автомобили? Это все нужно было выдумать, прежде чем они стали реальностью. Люди с хорошим воображением – вот кто создает новое, изобретает, двигает прогресс!
– Может, вы и правы. – Я кладу в рот соленую оливку и раскусываю.
– Нет никаких «может»! Чтобы жить полноценно, мы должны пройти сквозь двери в более удивительный, чудесный мир. Шанс. Судьба. С таким не шутят.
Я делаю глубокий вдох, не зная, что сказать.
– Ну же, иди, – он кивает в сторону тропинки, ведущей во тьму.
– Простите?
– Надо пройти сквозь двери.
Значит, не метафора.
Но все это уже слишком. Я люблю тайные проходы, но ни за что не пойду в темный лес, даже если на его месте на самом деле должна быть стена.
– Я… мне нужно…
Ф. цыкает.
– Что нужно? Что может быть важнее?
– У Э. проблемы со здоровьем. Я должна проверить, как она. И в магазине дела плохи.
Он наклоняет голову, слегка нахмурившись.
– Все потому, что ты не знаешь, кто ты такая.
Я открываю рот, но не могу выдавить ни звука. Ф. знает меня? Может быть, даже моих родителей?
– Когда ты не знаешь, кто ты на самом деле, другие люди могут у тебя забрать. Забрать то, что является твоим. – Он трогает меня за плечо, подталкивая к краю сада. – Ты найдешь там ответы на все свои вопросы. Если осмелишься.
Он заставит меня идти туда?
Впервые за вечер я чувствую страх, порыв сбежать, хотя другая часть меня жаждет обрести найденное.
– Я должна идти, была очень… рада знакомству… то есть встрече.
Я разворачиваюсь от Ф., от стола.
Где же та скамейка, рядом с которой был мой вход?
Я стремглав бегу по буйной траве, но почти у самой скамьи я спотыкаюсь и падаю. Последнее, что я вижу в мерцании свечей – летящий в воздухе бокал и удивленный взгляд мужчины, которого Т. назвал моим поклонником.