Сумеречный судья
Шрифт:
Девушка оказалась другой. Стоило Каннингу коснуться ее сознания, как он ощутил одно — мощный поток безжалостной разрушительной энергии, не знающей ни преград, ни сдерживающих механизмов.
Он пытался отыскать в ней что-то знакомое, то, что он встречал у всех остальных. Черты, которые делали их слабыми и заставляли подчиняться ему. Сомнение. Сочувствие. Жалость.
Ничего этого не было за серыми непроницаемыми глазами — только мощное стремление обладать, властвовать и сокрушать.
Это было новым для Уолдо, странным и потому пугающим.
Он должен уничтожить демонессу —
— Вот так…
Из-под старых фотографий Франсуаз вынула глиняную статуэтку, — медленно, осторожно, словно имела дело с живым существом, которое можно поранить.
— Посмотри, Майкл, — сказала она, кладя на ладонь облупившуюся фигурку. — Разве это не прелестно?
Та была сделана много лет назад, может быть даже, в начале века. Дешевая фабричная поделка, призванная раскрасить убогий быт.
Всадник на лошади. Вместо лица у человечка ровная гладь. Те, кто делал игрушку, не теряли время, прорисовывая детали — и тысячи таких всадников гарцевали давным-давно на шкафах и каминных полках, пока не разбились, рассыпались и не были выброшены на помойку вместе с той эпохой, которая их породила.
— Старье, Френки, — констатировал я. — Как и весь чердак.
Франсуаз любовно подняла игрушку, провела длинным тонким пальцем по спине человечка.
— Он чувствует меня, — засмеялась она. — Знает, что мы идем. Но слишком самонадеян, чтобы прыгнуть в бетономешалку и сберечь нам несколько дней. Пока он просто боится и пытается сопротивляться…
Уолдо Каннинг стоял возле своего столика, погружая руку в шкатулку. Его пальцы поглаживали старую глиняную фигурку, проводя по линии раскола.
— Мэделайн, Мэделайн, — тихо повторял про себя старик. — Ты принадлежишь мне, ты и твой ребенок. Никто не сможет забрать вас у меня. Ты сама отдала мне свою жизнь — помнишь? И теперь только ты можешь ее вернуть.
Детские голоса обступили Уолдо, подбадривая его и давая сил.
— Я знаю, знаю, мои маленькие сорванцы, — приговаривал он. — Только мы с вами по-настоящему понимаем друг друга. Я знаю, вы поможете своему старому Уолдо…
Дети дрожали и жались к нему, обхватывая его одежду маленькими слабыми ручонками.
— Вы боитесь, боитесь, что она придет и откроет нашу шкатулку… Она может… Она злая…Вы должны ее остановить. Не дайте ей причинить зла бедному старику…
Биржевой маклер бросил телефонную трубку, отстранение глядя сквозь окно на светлое небо. Человек на другом конце провода что-то повторял, но маклер не слушал его.
— Идите ко мне, — повторял Уолдо. — Убейте ее.
Владелец конторы удивленно повернул голову, не понимая, почему секретарша вдруг перестала печатать и смотрит в никуда, не замечая его.
Огромный рейсовый автобус остановился посреди хайвея, и десятки машин позади начали сигналить. Смуглые руки водителя крепко сжимали
руль, глаза устремились вдаль.— Скорее… Все вы отдали мне свои жизни, чтобы старый Уолдо сохранил их для вас…
Люди бросали работу, замирали, и только их головы поворачивались к окнам — большим и маленьким, прозрачным и тонированным.
Они поняли, что настало время убить себя.
— Посмотри, Майкл, здесь линия скола, — произнесла Франсуаз. — Две фигурки составляли одну композицию. Что могло быть второй?
— Женщина, — сказал я. — В широком платье с рюшечками. Эту фигурку Родерик Калленти подарил своей милой подружке Мэд, когда они были детьми.
Я пожал плечами.
— Достаточно романтично, ты не находишь?
Франсуаз с подозрением посмотрела на меня.
— Ты знал? — спросила она.
— Конечно, нет, — отвечал я. — Можешь представить, чтобы Родерик рассказывал кому-нибудь о своей прыщавой любви? Но достаточно взглянуть на эту фигурку, чтобы понять — парой кавалеру должна быть дама. Это же мещанские статуэтки, Френки. Они безыскусны и потому легко читаются. Что же касается Родерика и Мэделайн — подобный глупый поступок вполне в их духе. Когда у людей нет проблем, они их выдумывают. Вместо того, чтобы заняться любовью, эта парочка обменивалась сувенирами.
Я направился обратно к лестнице.
— Согласен, Френки, это звучит глупо. Но ты удивишься, на какие странности бывают способны люди, которые боятся воплотить в жизнь свои желания.
— Что вы делаете, мастер Финилдор?
Алхимик выключает горелку, встает, отталкивает голема, несущего проклятые угли. Он медленно идет к окну, затем открывает его.
— Мастер Финилдор?
— Простите меня, мне нужно выйти…
— Разумеется, Берта. С вами все в порядке?
Толстый лавочник-тролль отворачивается, не желая смущать свою помощницу — купец доволен ее работой.
Он не видит, как дрожащие пальцы женщины смыкаются на ручке ножа.
Уолдо Каннинг стоит, уперев обе руки в маленький покосившийся столик.
В правой руке зажата глиняная фигурка. Древняя каморка и вправду похожа на тот чердак, где находятся сейчас двое его врагов. Он глубоко дышит, ему тяжело, и приходится время от времени отхаркивать на пол мокроту.
Дети отдадут все, что у них есть — все, что и так принадлежит ему. И тогда он сможет уничтожить демонессу с серыми глазами.
Франсуаз легко сжала мое плечо.
— Майкл, — сказала она. — Давай отправим нашему другу небольшое послание?
— Ты имеешь в виду Родерика Калленти? — спросил я. — Ему и правда надо сказать, что он скоро станет папой. Или нестанет.
Франсуаз тихо засмеялась.
— Нет, Майкл, я говорю о том, кто едва не сбросил меня с лестницы. Мы с тобой не знаем, где он и какова его власть над Мэделайн. Но можно намекнуть ему, что пора складывать чемоданы.