Сумерки (Размышления о судьбе России)

И при Горбачеве, и при Ельцине проблемы собственнос­ти, а значит, и эффективно работающего рыночного меха­низма оказались до конца нерешенными, что и держит Рос­сию в полосе нестабильности. И пока не будет решена судь­ба ничейной (государственной) собственности, настоящая, то есть созидательная, экономическая и политическая ста­бильность в России не настанет. Повторяю, нормальные экономические отношения могут быть построены только с появлением массового собственника. Пока же продолжают­ся псевдоотношения, экономически фиктивные, на деле должностные. Они основываются не на владении собствен­ностью и даже не на распоряжении ею, а на тех фактиче­ских правах и возможностях, что приходят с чиновничьей должностью. Главный чиновник, то есть государство, попи­рая законы или своевольно толкуя их, продолжает вмеши­ваться в дела частного бизнеса, сохраняя тем самым архаи­ческие советские нормы и порядки. Ответ на подобное — воровство, коррупция, всякого рода аферы и махинации — вполне логичен.

Давно убежден, что многие беды в России идут от нере­шенного земельного вопроса. Я всегда считал его роковой проблемой. Только Столыпин решился покончить с паскудст­вом общины. И уже тогда все деревенские горлопаны заво­пили о незыблемости общинных порядков на земле. Доора- лись до Ленина со Сталиным, до нового крепостничества. Реки крови пролиты за эту землю, но, видимо, в России на­столько устали ждать коренных земельных перемен, что ны­нешний закон, принятый по этому поводу, игнорируется. На самом деле он заслуживает высоких оценок. Речь идет о ко­ренных изменениях в общественном укладе России. Но пока что нельзя исключать, что сталинократия похоронит и эту реформу или извратит ее.

Одним из стратегических направлений развития России, к которому правительство остается глухим, является, на мой взгляд, развитие малых городов России и малого бизнеса на основе новых технологий информационной эпохи. Малые города могли бы стать и опорой фермерских хозяйств, сель­скохозяйственных фирм, перерабатывающей промышлен­ности. Мегаполисы обречены на умирание. Кризис урбани­зации очевиден, а мы пока все ресурсы бросаем на развитие крупных городов, особенно Москвы. Спасение от удушаю­щей урбанизации — в малых городах и поселках, связанных с малым бизнесом и сельским хозяйством. Уже сегодня не­обходима разработка принципиальных основ нового жизне- порядка, связанного с малыми и средними поселениями. Глобализация мировых процессов и интернетизация жизни обеспечат равный доступ к культуре, равно как и к инфор­мации о всех сторонах и сферах жизнеобеспечения. А это, в свою очередь, укрепит практику местного самоуправле­ния, основанного на понятных законах гражданского обще­ства. Там же, в малых городах, и основной источник со­циальной стабильности, и благосостояния людей, их ини­циативы.

Грандиозен вопрос, связанный с Сибирью и Дальним Вос­током. Кажется, почти все поняли, что судьба России — в этих краях. Надо двигаться туда, пока не поздно. Может быть, пригласить на пустующие земли беженцев, вынужден­ных переселенцев в качестве фермеров, отдав им бесплатно землю и предоставив долгосрочные кредиты на обустройст­во. Как это было при Столыпине. Проблема не только эконо­мическая, но и политическая, а скорее — стратегическая. Власти пугают нас распадом России. Нет причин для такого исхода, кроме пренебрежительного отношения государства к Сибири и Дальнему Востоку. В силу своей самоуверенности власти никак не уразумеют, что Западная Россия Дальнему Востоку и Сибири не нужна.

Не удалось демократам создать честную и ответственную законодательную власть. Особенно огорчительно превраще­ние ее в чисто лоббистские организации на всех уровнях. В свое время, еще в начале Перестройки, я упорно выступал за учреждение многопартийного парламента, видя в этом спа­сение от многих бед. Мне казалось, что свободные и альтер­нативные выборы приведут в законодательную власть людей честных, умных, совестливых и компетентных. Исчезнет душ­ная атмосфера страха и двуличия. И снова розовые сны. В ду­мы — центральную и местные — полез демагог, которому ин­тересы дела и в пьяной горячке не снились. Демагогическое воронье взлетело еще в советские времена, когда проходили съезды народных депутатов. Но мало кто воспринимал подоб­ное всерьез. Подшучивали, посмеивались. И не думали, что демагогия станет основным способом борьбы за власть.

До сих пор продолжаю терзать себя вопросом, неужели ты сам, отстаивая свободу выбора при формировании влас­ти, махнув при этом на собственную карьеру, на свое здо­ровье и спокойствие семьи, на материальное положение, не мог сообразить, что во власть полезет шпана, причем дейст­вовать будет по правилам, уже давно отработанным в уголов­ном мире. Нет, к сожалению, не смог, хотя и можно было по­нять, что после десятилетий измывательств над народом, уничтожения его наиболее здоровых начал в генофонде ослабевшие позиции здравого смысла займут в значительном числе демагоги, психически деформированные люди, селек­ционированные революциями, классовой борьбой, репрес­сиями, государственной идеологией нетерпимости, а глав­ное — своей жадностью и завистью.

На мой взгляд, надо изменить избирательный закон, изме­нить коренным образом. Кандидату в депутаты в предвыбор­ное время можно оплатить дорожные расходы в его округе и расходы на листовку с его биографией. Все остальное — вне закона. За малейшее отклонение от него кандидат снимается с выборной дистанции навсегда. Пусть человек, желающий служить людям через законодательную деятельность, встре­чается с избирателями и убеждает их в обоснованности своих претензий. Надо очистить выборы от коррупционной грязи.

Непростительным просчетом демократов является взрыв коррупции. Прибежищем коррупции стала исполнительная власть, многомиллионное чиновничество, значительная часть которого занята сочинением инструкций, возбуждающих в обществе недоверие, а то и ненависть к власти. Меняются об­щественные уклады, приходят и уходят с политической сцены президенты, правительства и министры. Но остается власть, олицетворяемая чиновником. Для человека она — главная власть, непосредственно над ним висящая. Наш чиновник — еще тот чиновник, для которого власть — суть его жизни, психологии, благоденствия. Он ненасытен на халявность, на взяточное прокормление, на вечный поиск того, что плохо ле­жит, на барственность и авторитарность на подвластной тер­ритории или на отраслевом участке этой территории.

Какое-то время после начала Перестройки чиновник ока­зался как бы в осаде. Струхнул малость, но сегодня, оглядев­шись, так рявкнул на подданных, что демократия еле про­сматривается в вечерних сумерках. Иными словами, пользу­ясь обстановкой, чиновник приватизировал государство, он является мощной силой большевизма в его сущностном про­явлении, обеспечивающей политическую и экономическую стагнацию. Чиновник, презирая законы, взял всю полноту власти в свои руки, правит бессовестно и бездарно, доста­точно успешно подгрызая оставшиеся корешки сохнущего деревца, называемого свободой. Чиновнику нужны совсем другие свободы — свобода воровать, свобода унижать лю­дей, свобода от всякой ответственности. Чиновничество — наша погибель, оно бесконтрольно, чванливо, прожорливо, постоянно наращивает моральный и экономический террор. Права человека для него — пустой звук. В России все режи­мы чахли от «обжорства властью». И от дураков напыщен­ных, да еще хамов, наглых от безнаказанности, простофиль- ных даже в самых мелких делах. Чиновничество возвращает­ся к своей ведущей функции советского периода — лжи.

Мы, реформаторы первой волны, практически проморгали неизбежность выхода на сцену жизни в условиях пробуж­дающихся демократических процедур экономических игро­ков преступного характера. Уголовщина засвистела над обще­ством, как метель в холодную зимнюю ночь, заметая дороги к былым надеждам. Тому много причин — и недооценка воров­ских традиций в российской экономике, и массовое нищенст­во, толкавшее на грабежи, и практика государственного соци­алистического мародерства. Все это и воспитывало психоло­гию «отними и раздели, а еще лучше — укради». Все это и породило массовую практику коррупции в период угасающе­го страха. Чудовищно, но коррупция стала нормой жизни, предельно уродливой, но нормой. В последний десяток лет эта практика характеризуется государственным рэкетом, сращи­ванием государственных структур с преступным миром, что и создает питательную почву для фашизма.

Если перевести слово «коррупция» на русский язык, оно означает «порчу». Петр Столыпин говорил о «коренном не­устройстве» России, сегодня справедливо говорить о «госу­дарственной порче». Недаром в России говорят: «порченый человек», то есть человек с тяжелым недугом.

Что все это означает?

Казнокрадство, взяточничество, подлог, сговор, круговая порука, продажность общественных и политических деяте­лей, шантаж, использование средств массовой информации для фальшивых «компроматов» в качестве психологического террора, заказные убийства, аренда чиновников, то есть про­дажа их услуг экономическим спрутам, подзаконные акты, дающие мафиозным структурам возможность «законно» во­ровать. Еще Фома Аквинский писал, что «несправедливый закон вообще не закон, а скорее форма насилия».