Сумерки (Размышления о судьбе России)

Социальный взрыв может стать неизбежным, если дикта­туру бюрократии, ее практику беззакония и причины, его по­рождающие, не пресечь неотложными кардинальными мера­ми. Сюда я отношу решение проблемы собственности, резкое сокращение функций государственной власти, сокращение минимум наполовину чиновничества и ликвидацию создан­ных чиновничеством посреднических организаций, которые жиреют на взвинчивании цен, упрощение неописуемого бу­мажного водоворота, служащего только вымогательству. Раньше человек стоял в очередях за хлебом и мануфактурой, а теперь — за разными бумажками. Надо срочно ввести ре­альную ответственность за бюрократизм. Установить штраф за каждую минуту, сверх пяти, бессмысленного стояния в очереди за справкой, выдуманной чиновником. Пусть чинов­ник идет к человеку, а не человек к чиновнику. Если мы пре­тендуем на звание демократического государства, значит, на­до избавить человека от унизительного положения перед чи­новником. Вот тогда и будет расти доверие к власти.

Конечно, Россия изменилась, конечно, она другая. Но доро­га к свободе и благоденствию оказалась в глубоких колдоби­нах. Экономика убога, социальность дикая. Многое без нужды утеряно, другое без нужды появилось. Правящая номенклату­ра кинулась в тотальную монетаризацию души и тела.

Пришедший к власти Владимир Путин сделал немало внятных заявлений о необходимости продолжения реформ и развития гражданского общества. Напомню некоторые тези­сы из ежегодных посланий президента Федеральному собра­нию, а вернее, российскому народу. Экономическая свобода, первоочередность социальных программ, низкие налоги, де­бюрократизация экономики, развитие малого и среднего бизнеса, борьба с произволом чиновничества, реформирова­ние армии, независимые суды, незыблемость прав человека, защита частной собственности — все эти положения напол­нены социальным либерализмом.

Активное и профессиональное проведение названных ре­форм могло бы стать хорошей основой процесса возрожде­ния страны. И снова старые-престарые грабли, столь люби­мые российскими политиками. Власть продолжает называть себя демократической, хотя ползет к советской. Страна не­рвничает, пьет беспробудно, как бы торопится допить по­следнюю бутылку до погружения во тьму. Снова повылезали из кустов «громкоговорители», вдохновенно вещающие «об успехах во всех областях» и «мудрости правителей». Холод­но как-то стало и боязно, тревожный колокольчик в затылке. Активизируются фашисты, не скрывая своих намерений по уничтожению свободы и демократии. В целях мобилизации охлократии разные фашиствующие группы рядятся, как и большевики, в одежды патриотов, нещадно спекулируя на этом естественном человеческом чувстве.

Выборы 7 декабря 2003 года закончились существенным поражением демократии. Парламент стал одноногим. Альтер­нативность исчезла, а вместе с ней и реальный парламента­ризм, поскольку демократии без оппозиции не бывает. Без оппозиции не в состоянии вырасти и новые лидеры с новыми идеями, если, конечно, смена власти останется демократиче­ской. Правящая партия чиновников празднует победу. Раду­ются и национал-социалисты. Значит, снова придет «светлое прошлое». История забавляется фарсами. Я с грустью вспо­минаю старую частушку: «Если вы утопнете и ко дну прилип­нете, две недели полежите, а потом привыкнете». И верно, прилипнем и привыкнем, нам не впервой. Самое опасное в складывающейся обстановке состоит с том, что дирижерская палочка, управляющая реставрационными конвульсиями, на­ходится в верхах власти.

И все же ситуация кажется мне достаточно противоречи­вой. Не хочется верить, что В. Путин лично задумал нечто та­кое, чтобы двинуть страну вспять. Уж очень опасная это иг­ра, в том числе и для президента. Трудно представить, чтобы он сам решил бить по своей голове кувалдой. С другой сто­роны, можно и помилосердствовать. Если бы, скажем, су­ществовал какой-то измеритель, способный показать, кто са­мый несчастный человек в России, в опасной мере окружен­ный новой политической элитой с беспредельной жаждой наживы, то наверняка такой прибор вычислил бы фамилию Путина. Бурный поток коррупционной грязи может унести в пропасть и более искушенных в политической трясине, чем Путин.

Можно предположить, что именно в этих условиях ему или кому-то другому и пришла мысль, показавшаяся спаси­тельной. Она предположительно состоит в следующем. Эко­номические реформы остановить нельзя, прежняя, социалис­тическая, обанкротилась вчистую. Но поскольку разрушение последней через приватизацию проходило хаотически, а по­рой и хищнически, то первой в голову и прискакала идея на­вести тут некий «порядок». Причем «порядок» не через демо­кратические законы, а через силовые структуры, которые, как известно, авторитарны по определению. К тому же дру­гих союзников в борьбе с финансово-экономическим кризи­сом и массовой коррупцией как бы не обнаружилось. Да и эти «союзники» коррумпированы нисколько не меньше, чем предполагаемые «противники». Всех поразило коррупцион­ное загнивание, к тому же в условиях исконного российского разгильдяйства, пьянства и лени. И вот тут и появилось зна­комое до судорог простое решение: экономика либеральная, политика авторитарная.

На мой взгляд, это ошибочная концепция. Без свободы слова, без оппозиции, без массовой инициативы в экономи­ке, без гражданского общества мы еще больше усилим при­мат государства над человеком, то есть вернемся к тупиково­му варианту развития. Достаточно хорошо известно, что об­щественное развитие идет успешнее и быстрее там, где влияние государства на жизнь человека, на его миропонима­ние, на его инициативы ограничено защитой интересов зако­нопослушного гражданина. Самореализация личности — ос­нова прогресса.

Конечно же и сталинократия, и головокружение демо­кратов, и близорукость олигархов, и безответственность местных князей, — все это внесло свою лепту в пугающую реставрацию общества при радостных восклицаниях полити­канствующих большевиков и национал-социалистов. Но ав­торитаризм может быть только временно успешным, но гу­бительным стратегически, поскольку он от рождения отрав­лен бациллами разложения.

Но почему же все-таки сделан такой выбор? Повторяю, он вырос как результат извечной борьбы между либерализмом и авторитаризмом, при том, что авторитаризм во всех его ипостасях — самодержавие, большевизм, фашизм — глубоко укоренился в жизни и сознании, а либерализм только про­растает, да еще в атмосфере, зараженной тоталитаризмом. Авторитаризм слаще, ума особого не надо, им болеет Россия уже сотни лет. У нас меньше боятся войн, террора или голо­да, чем свободы, потому как мы пока не знаем, что это такое. Недаром же в обществе загуляла во время Перестройки при­сказка: свобода — не масло, на хлеб не намажешь. Иными словами, авторитаризм нам до боли и крови знаком. В обще­державной казарме мы уже жили. И все же, уж коль он сно­ва подобран на кладбище России, стоит сказать о его опас­ности поподробнее.

В силу многолетних традиций авторитарность в нашей стране перенасыщена психологией нетерпимости и догма­тизмом, не приемлющими перемен. Отсюда и тоска по Лени­ну, Сталину, Андропову, и возврат к старому гимну, и новая цензура, и активность льстецов, и предложение восстано­вить памятник Дзержинскому, и обманчивые надежды на во­енных, способных якобы «навести порядок». Видимо, у но­вой правящей элиты явно не хватает времени заглянуть в ре­альную историю страны.

В России до сей поры господствуют феодально-социалис- тическое мышление, феодально-социалистическое поведение, феодально-социалистические привычки. Вечен поиск «пятого угла», который, кстати, всегда отыскивается. Разве нормаль­ные люди могут пять раз менять название своей страны? Миллионы родились подданными Российской империи, не­сколько месяцев побыли гражданами Российской республи­ки, затем стали советскими, сначала в РСФСР, потом — в СССР, умирают — в несоветской и несоциалистической, на­пример, самостийной Украине. Пять раз менялся гимн: «Бо­же, царя храни...», «Марсельеза», «Интернационал», «Союз нерушимый», мелодия Глинки — без слов. Теперь снова вер­нулись к музыке большевистского гимна.

Москву до сих пор «украшают» памятники Ленину, Марк­су, Энгельсу, Тельману, Димитрову. Лепят памятники Дзер­жинскому и Андропову. Улицы: Большая и Малая Коммунис­тические, Марксистская, проспект Ленина, площадь Ильича, станции метро: Бауманская, Октябрьская. Во всех крупных городах — то же самое. А посмотрите на имена институтов, заводов, колхозов, школ. Города Ульяновск, Дзержинск, Комсомольск и т.д. Вся страна замусорена памятниками и надписями с именами уголовников. Терпимое отношение к большевистской символике в рамки здравого смысла никак не умещается. Давайте подумаем: жить на улице имени уго­ловника. Учиться в институте имени террориста. Работать на заводе имени убийцы. Нет, не умещается.

Зададимся вопросом, какими же механизмами сознания и социальной практики ковалась в прошлом устойчивость ав­торитарной тенденции?

Прежде всего, паразитированием на тезисе об идеальной грядущей жизни. Если эту мечту постоянно сопрягать с мер­зостью бытия, то складывается особый тип сознания. В осно­ве его — люмпенская психология, которая падка на утопии. Да и сознание просто обездоленных людей легко поддается очарованию розовых снов. В самом деле, как жить человеку, который нищ, невежествен, беззащитен, бессилен? Впереди ничего нет, кроме борьбы за каждодневное существование. Детей его ждет та же участь.