Сумерки

– Выгнала, - выдохнул Витька.
– Ну и черт с ней! Что я, работы себе не найду?

Накрашенная улыбка погасла, глаза у Зойки стали тусклыми, отчужденными.

– А-а...
– протянула она.
– Ну, счастливо тебе.
– И пошла, покачивая бедрами, затянутыми в белый халат.

И лишь на улице, когда обдуло ветерком и пригрело по-весеннему ярким солнцем, Витька подумал о Тамаре. Как сказать, что его опять выгнали, и что придумать на вопрос: почему? Правду, учитывая вчерашнюю ложь, говорить нельзя. А что тут придумаешь? Деньги-то надо приносить домой дважды в месяц... И так ему не хотелось идти домой, что хоть куда угодно, только не домой. Он шел, и яркое весеннее небо казалось черным, как ночью, и солнце приклеилось к нему, точно пластырь. Ноги сами вели его на соседнюю улицу, где в ряду покосившихся, ветхих домишек стояла такая же покосившаяся Лехина хата. Только бы Леха был дома...

5

Солнце давно уже село, густели сумерки. Ветра не было, поэтому внизу под горой, где лежал город и катила река, вместо привычного скопища крыш и труб расстилалась белесая, медленно темнеющая дымка - то ли туман, то ли стоящий в безветрии дым из бесчисленных труб частного сектора.

Тротуар под ногами качался, как лодка в бурную погоду, и приходилось попадать в такт этой качке, чтобы не растянуться посреди улицы. Звенящая с утра пустота в голове стихла и заполнилась, но не чем-то конкретным, а неопределенным, вязким, до ужаса уютным и привычным. Воздух был свеж, залезал под рубашку, но куртку Витька не застегивал, только все время хватался за карман, из которого снова торчала непочатая бутылка "Московской". "На дорожку", - сказал Леха, заталкивая бутылку в карман. И что это он каждый день расщедрился на такие подарки? Вчера на дорожку, сегодня на дорожку? Приятной и непривычной была эта щедрость прежде всегда безденежного друга, но думать ни о чем не хотелось.

По лестнице взбирался с трудом, ступеньки путались под ногами и норовили скинуть вниз, к тому же было темно лампочка не горела вторую неделю. Ввернуть некому, что ли? Витька наваливался на перила, карабкался сперва по ним вверх рукой, а затем поднимал на очередную ступеньку ноги и все непослушное тело. Бутылка стучала горлышком о прутья перил, и Витька боялся, что она разобьется, но сделать ничего не мог.

Попасть ключом в замочную скважину тоже оказалось нелегко. Витька попробовал сделать это с разбегу, ткнулся лбом и коленями в твердое дерево, осел на холодный кафель, но ключа не потерял. Пришлось вставать и подбираться к скважине исподволь, ощущая затылком из чуть приоткрытой двери любопытный взгляд старушенции Ольги Михайловны.

– Так...
– сказала Тамара, стоя посреди коридора, пока Витька захлопывал дверь.
– А сегодня у кого день рождения был?

Тон ее не то чтобы не предвещал ничего доброго - вчера они помирились, он совершенно ее успокоил, - но был с какимто неприятным оттенком.

– П-похмелялись...
– пробормотал Витька первое, что пришло в голову, скинул полуботинки и запутался в рукавах куртки - бутылка тянула вниз.
– П-п-после вчерашнего п-п-пх...
– Он запутался в букве "п" так же, как в куртке.

– Красив, - вздохнула Тамара, помогла снять куртку, повесила, вытащила из кармана бутылку. Разглядела на свет зеленоватую этикетку - "Московская".
– Богатый, - протянула она.
– Это ж в киоске тысяч пять стоит. Значит, водочку попиваем, а дома денег на молоко нет.

– Подарили, - Витька встряхнулся, немного приходя в себя.

– Станет твоя заведующая такие подарки делать, недоверчиво возразила Тамара, но с другой стороны, крыть ей было нечем - утром Витька ушел с сотней в кармане.
– Аванс, что ли, дали?

– Аванс послезавтра, как всегда.

Витька с шумом выдохнул, заполнив коридор тягучим водочным перегаром, словно дымом.

Из комнаты высунулся белобрысый Димка - глаза радостно светились - и зашепелявил что-то малопонятное.

– А у нссс дя Сежжа...
– только и разобрал Витька.

У Димки был врожденный дефект речи, ни одно слово не мог правильно выговорить. Хотели даже в спецшколу определить Тамара не дала, умоляла, сколько раз и в райком и в районо бегала. Оставили в нормальной, и хотя задразнивали там Димку до смерти - мальчишки есть мальчишки, - но Тамара была довольна, и Димка доволен, и даже Витька - спецшколы нам еще не хватало! Заканчивал Димка пятый класс, учился хорошо, хотя спрашивали только по письменным - куда ему устные отвечать...

– Сергей там тебя дожидается, - Тамара кивнула на комнату и голос ее перестал быть неприятным. Сергея, единственного из друзей Витьки, она любила и всегда принимала - он не пил.

– Угу, - хмыкнул Витька, вставая на колени и шарясь под стойкой для обуви.
– Куда вечно шлепанцы деваются?

– Да вот они, справа, горе ты мое, - вздохнула Тамара, помогла встать, подала тапочки.
– Поговорить он с тобой о чем-то хочет. Ты бы хоть умылся.

– Поговорим... Ты водку-то давай. Как раз вовремя, сейчас мы ее с ним... А ты бы пока на стол собрала...

– Хватит тебе, - не давала Тамара бутылку, прятала за спину.
– А сергей и вовсе не пьет, как будто не знаешь?

– Томка, не дури. Гости!
– Витька обхватил жену потными руками за плечи.
– Гости же... неудобно без бутылки, - дышал ей в ухо вином.
– То-омочка!..

– Да на...
– сдалась, наконец, Тамара.
– Залейся хоть вместе с обещаниями своими.
– Отдала бутылку и сердито прошла на кухню.

На зеленом диване с подавленными пружинами сидел Сергей. У его бока, забравшись с ногами, прижался Димка - вместе рассматривали какую-то книгу.

– Здорово вам, - громко сказал Витька, протискиваясь мимо стола.

Сергей встал, бросил на него строгий взгляд из-под выпуклых очков - черный костюм, белая рубашка, вечный галстук. И как он терпит его?

– Приветствую, - Сергей улыбнулся, протянул руку, но пожатия не получилось - в руке у Витька качалась бутылка.

Витька поставил ее на стол и тогда пожали руки. Ладонь Сергея не твердая, но какая-то строгая, напористая. Витька жал ее крепко, с неудобством чувствуя, что рука у него потная, скользкая, и Сергею может быть неприятно.

– Дя Сежжа...
– проговорил с дивана Димка.

– Ты иди, иди, уроки, небось, еще не делал.
– Витька протянул руку, пригладил торчащие на белобрысом затылке волосы. Димка отпрянул - не любил отца пьяного, да и ласк тоже, вышел из того возраста.

– Верно, Дмитрий, уроки делать нужно, - добавил Сергей, блестя очками. В каждом стекле отражался перевернутый потолок с яркой лампочкой на длинном шнуре.

Димка слез с дивана и неохотно, медленно вышел с книгой под мышкой. Они сели. Витька откинулся на спинку, вытянул ноги. Тело охватила мягкая истома, оно было чужим и влажным, пот стекал за воротник и неприятно полз по спине. В комнате было душно, или это только ему, переполненному винными испарениями, не хватало воздуха? Сергей сидел боком к нему, повернув голову. Строго смотрел очками, но Витька знал, что строгость - из-за выпуклых блестящих стекол, а глаза под ними, неестественно увеличенные, вовсе не строгие, а какие-то жалостливые.

– Сейчас Томка накроет... ужинать.
– Витька почувствовал, что язык опять порывается заплетаться, и сильно тряхнул головой.

– Все пьешь, Виктор, - задумчиво сказал Сергей. Зачем? Всю-то никогда не выпьешь...

– А затем, - с неожиданной злостью ответил Витька. Даже кулаки, лежащие на коленях, сжались.
– Все вы учить любите ты, Томка, другие... А давай разберемся. Хорошо, брошу. Я вот два месяца не пил - точка. В голове пусто, звенит, в животе пусто, и делать ничего не хочется. Да и делать-то нечего.