Сумерки

– Книжки читают, - иронически сказал Витька.
– А мне эти книжки не интересны. Вранье там все.

– Дурак ты, - беззлобно сказал Сергей.
– Ты книгу-то после школы и не открывал, наверное, а туда же, рассуждаешь. Так насчет работы все-таки подумай... Недельки две можешь думать.

Тут Тамара внесла длинную, овальную рыбницу, на которой были разложены и прикрыты сверху ломтиками белого лука заманчивые селедочные куски. Она быстро расставила тарелки, и Витька сковырнул вилкой жестяную пробочку. Достал две стопки - себе и Тамаре, - подумал и присоединил к ним третью, на всякий случай.

– Ну, - восхищенно сказал он, - и попируем мы сейчас...

6

С Сергеем они восемь лет учились в одном классе. Не сказать, что особо дружили - Витька больше водился в Колямом, а потом и с Лехой, - но и не враждовали. Оба не были ни в отличниках, ни среди отстающих, так, срединка наполовинку. Сергей не носил тогда ни очков, ни усиков, и не казался не вид таким строгим, как теперь. Выпускной вечер тоже провели порознь: Сергей пошел с девчатами, а Витька с Лехой и Колямом, и кем-то еще, кого он теперь не помнил, достали припрятанную водку и напились, как зюзи. Через два месяца после выпускного Сергей с матерью переехали на другой конец города, и расстались они, казалось бы, навсегда...

Три года назад Витька шел через березовую рощу - есть такая в Глазково межу его улицей и трамвайными путями домой. Днем было дело, его тогда первый раз поперли с работы и потому шел он не на рогах, конечно - это редко случалось, - но прилично нагруженный, и выпить хотелось еще, а в кармане бренчали только медяки.

На очередном повороте узкой асфальтовой дорожки он сильно шатнулся и толкнул какого-то встречного в выпуклых очках, с черными усиками, и вместо извинений привычно забормотал:

– Закурить не найдется, земеля?

Так пробормотал, на всякий случай. Шла перестройка, жить становилось все труднее и закурить перестали давать, особенно такие, как этот, прилично одетые, в шляпе.

– Найдется, - неожиданно ответил очкарик и протянул пачку "Беломора". Пачка была полная, папироса не вылезала, и Витька, тужась ее подцепить, искоса разглядывал дарителя. Было в нем что-то смутно знакомое, хотя Витька никогда не водил знакомств с очкастыми.

– Виктор, ты, что ли?
– спокойно проговорил очкарик, принимая пачку.

И тут Витька прозрел, мысленно скинул усы, очки, шляпу и возраст.

– Серега!
– с пьяным подъемом воскликнул он.
– Дружище! Сколько лет!.. Нет, сколько же мы с тобой не виделись, а?

– Тринадцать лет, Виктор, - сказал Сергей, сжимая его потную руку и строго улыбаясь из-под очков.

– Да ты что? Точно! Ну, здорово... Это ж надо - так неожиданно!

Нельзя сказать, чтобы Витька так уж обрадовался встрече с Сергеем, хотя было немного приятно встретить одноклассника. Но подъему немало помогла выпитая водка да вспыхнувшая внезапно надежда "зашибить" червончик еще на бутылку. К тому же было слегка неловко, что вот он, Сергей, весь такой солидный, хорошо одетый и, видать, здорово живущий, а Витька в старой засаленной кожанке, сплюснутой от долгого употребления шапке и подпитый - по морде видать, что в привычку ему это. Вот и старался за подъемом скрыть неловкость перед однокашником, который, судя по всему, выбился "в люди".

– Ну и как ты?
– восклицал Витька, размахивая руками, улыбаясь во весь рот.

Сергей отвечал скупо, но без видимой неохоты, без показной спешки, ничем не выдавая желания поскорей распрощаться и уйти, как некоторые Витькины одноклассники другие просто отворачивались при случайных встречах, не узнавали. Закончил высшее, диплом, работает в институте, в био каком-то... Нет, не женился, как-то все некогда было учеба, потом работа. А мама умерла...

Витька обдумывал, как бы половчее ввернуть насчет червонца, когда Сергей предложил:

– А что мы стоя разговариваем? Сядем.
– Кивнул в угол рощи, где стояла никому не нужная, людьми и богом забытая деревянная эстрада и перед ней с десяток покосившихся, но каждый год регулярно кем-то красившихся скамеек.

Пока они шли и усаживались, разговор как-то прервался. Сначала долго молчали: Витька натуженно, пытаясь выжать из путаных мыслей хоть какие-то слова; Сергей - непринужденно, глядя сквозь очки то на него, то на светлую солнечную рощицу в потоках весенней воды и пористых, чернеющих сугробах. Курили. Сергей задумчиво выпускал дым. Витька водил руками по пыльному, шероховатому краю скамьи, ерзал, не мог найти себе место.

– Ты много пьешь и часто, - то ли спросил, то ли констатировал Сергей.
– А как живешь, Виктор?

Тут Витьку прорвало. Рассказал он и о Тамарке своей, которая неплохая жена, но ругани промежь них много, и о детишках (Димка второй заканчивает, трудно ему - говорить почти не может, а Валерке два года стукнуло); и про бабку Маню рассказал - помирать давно пора, а все живет, не мешает вроде, но неудобство какое-то от нее, опять же заботиться, кормить надо; и о работе своей проклятой тоже рассказал, как поперли его из слесарей с завода сегодня за пьянки, а пьют там все, только никто не попадается, а он, Витька, все время... Рассказывал долго, подробно, волнуясь, весь покраснев, то стучал кулаком по скамейке, то чуть слезы из глаз не брызгали - так было жалко и себя, и Томку, и детей... Всегда приятно поплакаться человеку, особенно если человек не близкий и рассказанное ни к чему не обязывает.

Сергей слушал внимательно, не перебивал, но без ложного сочувствия. Курил, но не причмокивал, не восклицал: "Надо же!". Сверкал на солнце очками. Когда Витька замолчал, протянул ему "Беломор", зажег спичку, сказал:

– Я к тебе зайду... с женой познакомишь. Живешь там же?

– Там же... заходи, - вяло проговорил Витька.

Выговорившись, он как-то сразу ослаб и не нужно ему было уже ничего: ни вина, ни червонца, а нужно доплестись до дому и завалиться спать. Он даже забыл, что дома ждет неприятный разговор с Тамарой по поводу увольнения.

– А сейчас, извини, некогда. Я ведь на работе.
– Сергей встал, протянул ему руку, крепко пожал вялую, потную ладонь.
– Скоро увидимся.
– И ушел, не оборачиваясь.

С тех пор Сергей приходил к нему по нескольку раз в месяц, познакомился и даже вроде бы подружился с Тамарой, сидел, пил чай, не читал нотаций, не укорял пьянством. Много разговаривали о том, о сем, о жизни. О пьянстве тоже говорили, но без назиданий, ненавязчиво, спорили о причинах, о том, почему все-таки люди пьют. Витьке нравилось говорить с Сергеем. От этих разговоров веяло совершенно иной, незнакомой ему, и потому любопытной жизнью. Единственное, чего не мог понять Витька, зачем Сергей вообще ходит к нему. Что он в нем нашел? Что имеет с этих встреч? Не то, чтобы Витька много об этом думал - думать он вообще не любил, не нравилось ему думать, - но нет-нет, да мелькала такая мыслишка, и не было на нее ответа.

7

Сергей ушел, а Витька, окончательно раскисший от водки, забрался в постель, но не спал. Лежал, глядел, как сгущаются в комнате сумерки и как все труднее различать волнистые полосы на полированном шифанере у стены напротив кровати. На кухне Тамара гремела посудой. Со звоном разлетелась то ли чашка, то ли тарелка, и Витька вспомнил, как долго и заискивающе уговаривал жену выпить под селедочку, а когда уговорил, как неодобрительно глянул на нее Сергей, но ничего не сказал.

А потом далеко внизу, на лестнице, послышался детский рев и все приближался. Заколотили в дверь, грубо заколотили, кулаком и, кажется, даже ногой, и Витька понял, что ревет Валерка и что-то случилось. Он хотел было встать, но тело не слушалось, голова сразу пошла кругом, и он рухнул обратно на подушку, лежал весь мокрый, сминая в кулаках простыню. По коридору промчалась Тамара, и Валерка заревел уже в квартире. Перекрывая его рев, пронзительный и визгливый мужской голос кричал так, что было слышно даже на улице, бессвязно и непонятно: