Супербомба
Шрифт:
Омоновец никак эмоций не проявил.
– Зайцев, играй отбой, – дал я команду.
Лейтенант с видимым демонстративным удовольствием пошел к машине, вместо отбоя насвистывая «Свадебный марш» Мендельсона.
Под место временной дислокации моей группы и приданных машин с местными гражданскими номерами нам выделили нежилое здание барачного типа на территории танкового института и неогороженную площадку перед зданием. Здание собирались сносить, но опоздали с началом работ, не то нам могли бы найти что похуже.
Дежурный по КПП сверил номер машины со списком и не стал даже пропуска у нас проверять. Мы быстро и благополучно проехали мимо большого плаца, обогнули широкое одноэтажное
Сразу бросился в глаза майор с повязкой на рукаве «Дежурный по училищу». Военное училище давно уже называется танковым институтом, но повязка, видимо, не менялась.
– Что случилось? – спросил я. – Обмываем рождение моего сына?
Про рождение сына здесь тоже никто еще не знал, хотя всем было известно, чего я жду, и рассказывать я не хотел, но фраза как-то сама собой сорвалась с языка.
– Да вот, – дежурный майор протянул мне руку, здороваясь почти по-граждански, – что возьмешь с преподавателя, особенно, если он еще и преподает, как я заподозрил, какую-нибудь гражданскую дисциплину. – Ограбили тут вас.
Это мне совсем не понравилось, хотя грабить здесь, по сути дела, было нечего. Но я все же повернулся с вопросом во взгляде к капитану Толе Словакину.
Капитан на распахнутую дверь обернулся, перед которой почти все наши собрались.
– Взломали дверь, – сказал Толя, – вскрыли только отрядную аптечку, похитили пятнадцать шприц-тюбиков промедола [13] .
– У вас здесь как, – обратился я к майору, – наркоманы повзводно или поротно ходят?
– Промедол завтра, как только начмед появится, вернем из запасов училища. – Он, как и его повязка, никак, похоже, не желал привыкать к новому названию своего учебного заведения. – У меня есть единственная просьба – чтобы шума не было и дело без военной прокуратуры обошлось. У нас здесь и так проверка за проверкой, командование за голову держится и стонет. Кучу актов написали... А если еще и это... Совсем кошмар будет. Проверьте личные вещи, не пропало ли еще что.
13
Промедол – медицинский препарат, обезболивающее средство, содержащее наркотические вещества. В армии используется в виде шприц-тюбиков.
Последняя фраза прозвучала откровенным подхалимажем. Но майор не мог знать, что сумки с личными вещами мы возим с собой в багажниках машин, поскольку за день может представиться возможность и необходимость несколько раз переодеться. И что именно по этой причине мы предпочли не повседневную форму одежды, а полевую. Она если и мнется, то на камуфлированной ткани это малозаметно, и «камуфляжку» всегда можно на время в сумку спрятать.
– Дело даже не в этом, – сказал я пока еще миролюбиво. – Дело в том, что теперь у нас нет гарантии, что замок не взломают во второй раз и не унесут что-то такое, во что простому смертному заглядывать не полагается.
Майор сокрушенно головой покачал:
– Я уже вызвал начальника караула, сейчас пойдем проверять батальон обеспечения. Не курсанты же промедол украли. Это могли быть только солдаты, я уверен.
– Хорошо, – согласился я. – Держите нас в курсе дела. Не бойтесь разбудить.
– А как относительно военной прокуратуры?.. – Этот вопрос волновал майора больше всего.
–
Все зависит от результатов ваших поисков, – я не пожелал сразу пойти на уступки.– Хорошо. Мы дождемся результата, после этого поговорим.
ГЛАВА 5
1. КАПИТАН МИЛИЦИИ АНАТОЛИЙ СЕВАСТЬЯНОВ, ГОРОДСКОЙ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК
Коротко и конкретно. По-деловому. Так оно всегда выглядит впечатляюще для всех присутствующих. И создает для меня необходимые условия.
Я благополучно отделался от тесного соседства лейтенанта Щербакова, потому что есть моменты, когда мне мешает собственная тень, я при определенных обстоятельствах стараюсь по мере возможности и ей не доверять – бывают такие обстоятельства, хотя и не часто. А лейтенант порой стремится с моей тенью слиться, но хорошо чувствует, когда я готов возразить против его назойливости. Он сообразительный, как собака. И сейчас прочувствовал ситуацию и потому не возразил, когда я приказал ему остаться.
Водитель слышал разговор и вернулся в машину раньше меня.
– В управление. Гони.
– Не в больницу разве?
– В управление, – повторил я серьезнее. – Сам сюда возвращайся. Я на свою машину пересяду.
Обычно на работу я на своей машине приезжаю, потому что органически не перевариваю езду в трамвае. Толкотню не люблю, когда к тебе запросто в карман могут забраться. Хорош был бы мент, у которого карманы в трамвае вычистили. Потому и езжу всегда на машине. Но по служебным делам предпочитаю ездить на служебном же транспорте, поскольку сгоревший бензин мне никто, естественно, оплачивать не будет. Да и ситуации в нашей службе порой возникают такие, что страдают не только люди, но и машины, в деле задействованные. Ремонт машины управления будет оплачиваться из бюджета управления. А кто ремонт моей машины оплатит, если что-то случится? С начальства при таком раскладе копейки не вытянешь.
Управление рядом. По пустынным дорогам позднего вечера добрались за пять минут. И я даже в кабинет к себе заходить не стал. Сразу отправил дежурную машину назад, перешел на служебную стоянку, где обычно оставлял свой старенький «Фольксваген Пассат», и выехал к городской больнице «Скорой помощи». Там «Пассат» пристроил между двух машин с красными крестами, рядом с крыльцом, приспособленным для въезда на него автотранспорта. Здесь, насколько я знал, всегда несколько «Скорых» стоят, сменяя одна другую. Водители здесь же перекуривают. И можно было не опасаться взломщиков и угонщиков. На глазах у других водителей не полезут.
Из приемного покоя совсем внешне юная медсестра на мое удостоверение не посмотрела, только представление выслушала и сразу позвонила в отделение экстренной хирургии. Оттуда пообещали прислать за мной свою медсестру.
Старший лейтенант Соловьев оказался крепким красномордым парнем, которому ранение румянца на физиономии не убавило. Он лежал в общей палате прямо против двери, из которой на него свет падал. Свет в самой палате был выключен, медсестра тронула старшего лейтенанта за плечо, и он сразу сел, посмотрел на распахнутую дверь, за которой я стоял, и стал искать босыми ногами больничные тапочки.
Для разговора мы выбрали кресла перед выключенным телевизором. Здесь был легкий полумрак, и никто нам не мешал говорить столько, сколько понадобится.
– Рассказывай, – сразу предложил я. – По порядку, что и как произошло.
– Ну, что, – смотреть старший лейтенант предпочитал в потолок, а не в глаза. Есть у некоторых людей такая привычка. Умеют они, должно быть, что-то на потолке увидеть. Я сам много раз пробовал – ничего прочитать не сумел. – Мы как раз на этой улице задержались. Мне там на минутку в один дом заскочить надо было. А потом мне звонит старший прапорщик Лисин из нашего экипажа и срочно вызывает.