Суровая Проза, Трилогия(CИ)

– Изящная и элегантная версия, - одобрил Иван.
– Про тайный Портал, ведущий в иные и неизведанные Миры, я имею в виду.... А когда состоялась-произошла вторая "парковая" смерть?

– Через несколько лет после первой. Смерть старого князя очень плохо отразилась на дальнейшей жизни семейства Черновых. Почти сразу после похорон объявились настойчивые кредиторы покойного, о существование которых до этого момента никто и не догадывался. Пришлось рассчитываться по долгам. Потом - по неизвестной причине - Черновых отлучили от Императорского Двора. Некогда славный род начал хиреть и чахнуть прямо-таки на глазах.... И в этот самый момент Николая Чернова, старшего сына покойного князя, угораздило влюбиться в Варвару Шувалову, которая слыла чуть ли не первой красавицей тогдашней России. Очень симпатичной и утончённой была девица, судя по портрету, который по нынешней весне выставляли (из запасников), в Русском музее. Её тогда в столичном Свете даже называли - "Живое воплощение Нежности". А восторженные и мечтательные пииты слагали цветастые и пафосные оды, мол: - "Нежней тебя - лишь звёзды на рассвете, что тают в нежных отблесках зари...". Влюблённый Николай, набравшись смелости, сделал официальное предложение. Но Шуваловы в те годы находились "в фаворе". То есть, пользовались неизменным расположением Императрицы и были безмерно богаты. Зачем им, любимцам и баловням Фортуны, был нужен сомнительный и небогатый жених? Естественно, Чернову отказали. Причём, особо не стесняясь в выражениях.... Но и Варвара, вопреки всему и вся, влюбилась в Николая! Причём, до полной и окончательной потери рассудка.... Дальше всё пошло-помчалось по насквозь классическому пути: морозная зимняя ночь, тайное венчание в маленькой захудалой церквушке, русская тройка с бубенцами, побег. Молодые люди намеривались уехать за границу (невеста, направляясь на венчание, прихватила с собой шкатулку с фамильными драгоценностями), но тут, как и полагается по жёстким законам жанра, началась нешуточная метель. Планы пришлось срочно менять: решено было переждать непогоду на даче Черновых, где тогда обитал только старенький сторож.... Вот, там-то беглецов и настигла погоня - трое доверенных слуг Шуваловых, вооружённых до самых коренных зубов. Но Николай трусом никогда не был, и сдаваться не желал. Состоялась жаркая схватка-перестрелка. Ближайшие соседи, заслышав звуки выстрелов, подняли тревогу. Вскоре к даче Черновых прибыли солдаты (во главе с офицером), из ближайшей воинской части, квартировавшей при речных таможенных складах. Прибыли и обнаружили: мёртвую Варвару (видимо, попала под шальную пулю), старенького сторожа с размозжённой головой, троих застреленных участников погони, запряжённую тройку преследователей и распряжённых лошадей беглецов в конюшне. А, вот, Николая Чернова и шкатулки с фамильными драгоценностями Шуваловых нигде не было.... Решили, что сбежал. Но как? Запряжённая тройка стоит у ворот. Княжеские лошади отдыхают в конюшне. Свежих следов на снегу, ведущих от дома прочь, нет.... А тут и ночь наступила. Офицер, помня народную пословицу про ночь, утро и мудрость, решил, что надо заночевать на даче. Солдаты, пройдя в гостиную, разожгли огонь в камине, а все трупы отнесли в дальнюю комнату. Слегка перекусили и завалились, укрывшись шинелями, на княжеские ковры спать. Утром проснулись - нет мёртвой Варвары Шуваловой. Везде искали - не нашли. И это притом, что все остальные покойники были на месте.... Пропали навсегда Николай Чернов и Варвара Шувалова. Больше никто и никогда их не видел - ни живыми, ни мёртвыми...

– Получается, что в какой-то момент Николай Чернов решил скрыться - от греха подальше - в Портале, о котором ему рассказал покойный отец? А ночью вернулся, схватил в охапку мёртвую Варвару и вновь нырнул в Портал? Но зачем?

– Может, он считал, что там, в другом Мире, жену можно будет воскресить?
– предположила Инга.
– Или, по крайней мере, надеялся на это.... Ну, а у тебя, отставной помощник капитана дальнего плавания, есть в загашнике какая-нибудь безумно-интересная история? Желательно - страшно-страшно-романтичная, где любовь тесно-тесно переплетается с нежностью, а нежность - в свою очередь - со смертью?

– Имеется такая, - подумав с полминуты, кивнул головой Федосеев.
– Вчера поздним вечером, когда я приехал по просьбе Серёги Яковлева в "Бабушкин" парк, там были зажжены все-все фонари. И на этот яркий и одновременно призрачный свет слетелось великое множество крошечных мотыльков: так и вились, нарезая элегантные восьмёрки, вокруг тускло-жёлтых фонарных ламп, так и вились.... Вот, я и вспомнил одну давнишнюю историю. Дело было в далёком австралийском Мельбурне. Наше старенькое "корыто" пришло туда из Китая с различным грузом, в основном, со всякой бытовой техникой, упакованной в тёмно-коричневые короба из толстенного гофрокартона. Разгрузились. Начали загружать в судовые трюмы гигантские тюки с овечьей шерстью. Образовалось свободное время.... Сидим это мы с одним знакомым австралийским шкипером на террасе летнего кафе и пьём пиво. Австралийское пиво, кстати, это вещь особенная: минимальная крепость (мол, очень и очень слабенькое, практически лимонад), составляет восемь алкогольных градусов, а так называемый "стандарт" - двенадцать. Шик, блеск и красота, короче говоря. Впрочем, я слегка отвлёкся.... Итак, сидим с Джеком на террасе, никого не трогаем, болтаем-общаемся и пьём "пивной стандарт" с копчёными креветками и вялеными кальмаровыми клешнями. Вдруг, резко потемнело, а всё вокруг наполнилось тревожно-угрожающим шелестом.... Что такое, думаю? И тут с неба стали спускаться гигантские стаи каких-то мохнатых мотыльков: миллиарды, миллиарды и миллиарды миллиардов.... Да, что там - спускаться. Практически пикировать и падать. И оглянуться не успели, а уже вокруг сплошные мотыльки: и перед глазами, и в ушах, и в волосах, и в пиве.... Делать нечего, срочно перебазировались, оставив кружки с мотыльками на террасе, в закрытое помещение. Устроились за барной стойкой, взяли свежего пива и по блюдечку с ломтиками маринованного тунца. Тут-то Джек Стоун и рассказал мне - про богонгов. Слушай, мечтательная рыженькая "мостовичка". Внимательно слушай...

– Слушаю, господин умелый рассказчик.

– Итак. Австралия. Граница штатов Квинсленд и Новый Южный Уэльс. Фермерские земли. Овощная, зерновая и льняная житница Австралии. Бескрайние холмистые поля, засеянные пшеницей, рожью, овсом, зелёным горошком, картофелем, капустой, свеклой, морковью и так далее.... Начало австралийского лета, вторая декада декабря месяца. Прошли последние - перед сезонной засухой - живительные дожди. Всё вокруг цветёт и зеленеет, грядки преобразуются прямо на глазах: овощи неудержимо растут вверх, стволы растений толстеют, а листья становятся изумрудно-зелёными, гладкими и мясистыми. Но люди не спешат радоваться. Не спешат. А, вот, птицы, грызуны, ящерицы и некоторые хищные насекомые, наоборот, замерли в приятно-плотоядном ожидании. Наконец, "оно" начинается.... Тёмная тихая ночь. Всё небо покрыто яркими созвездиями: Сириус, Канопус, Ригель и, наконец, главный символ Южного полушария - великолепный и неповторимый Южный Крест. Неожиданно всё вокруг наполняется подозрительно-вкрадчивым и странным шорохом, который - с каждой минутой - становится всё громче и громче. Это многие миллиарды мохнатых гусениц-совок несуетливо выползают из-под земли. Выползают и тут же, не делая пауз, набрасываются на беззащитные зелёные растенья. Вскоре вкрадчивый шорох сменяется противным хрустом и хищным чавканьем - это неутомимые челюсти гусениц жадно вгрызаются в листья и стебли. Совки - главные и общепризнанные обжоры Австралии.... Вороны, сороки, сойки, дрозды, скворцы, малиновки и свистуны, заполошно хлопая крыльями, незамедлительно бросаются в бой. К ним присоединяются полевые мыши, лесные крысы, валлаби, ящерицы, опоссумы, кузнечики и крупные пауки. Едоки, никуда не торопясь, старательно глотают и кусают незваных пришельцев. Глотают и кусают, кусают и глотают. Но, такое впечатление, гусениц меньше не становится.... Алый призрачный рассвет. Со всех сторон наплывает-наползает тревожный гул. Это подтягиваются мощные трактора, влекущие за собой пузатые тёмно-зелёные цистерны с ядохимикатами. Сраженье с вредителями, выходя на качественно-новый уровень, неуклонно ширится и набирает обороты.... К вечеру гусеницы, оставшиеся в живых и наевшиеся, не смотря ни на что, до отвала, падают на мягкую влажную землю и торопливо зарываются, зарываются, зарываются.... Сколько гусениц выжило после неравного боя? Дай Бог, если половина. Не больше.... Действо закончилось? Нет, конечно, всё только начинается.... Через две с половиной недели уродливые гусеницы-совки вновь выбираются-выползают на многострадальную земную поверхность. Выбираются и неожиданно превращаются в элегантных и эстетичных мотыльков-богонгов.... Задумчивый жёлто-багровый закат. Лёгкий, нежный и почти невесомый юго-западный ветерок. И в свете последних солнечных лучей в небо неотвратимо поднимаются многие и многие миллиарды пёстрых бабочек. Они, словно бы радуясь чему-то, беспорядочно носятся над полями, горбатыми холмами и перелесками, заворачиваясь - порой - в самые невероятные и изысканные спирали.... Тёмно-тёмно-оранжевое солнышко устало прячется за изломанной линией далёкого горизонта. На аметистовом небе появляется огромная янтарно-таинственная Луна, окружённая - со всех сторон - ярчайшими звёздами. Наступает загадочная и неповторимая "Ночь богонгов", наполненная бесконечно-тревожным потрескиванием крохотных крылышек. Это нежные мотыльки - на лету - о чём-то "переговариваются" друг с другом. Час "переговариваются". Второй.... Потом богонги вспоминают о нестерпимом голоде. Они плавно опускаются к земле и начинают дружно перепархивать от одного яркого цветка к другому, насыщаясь - перед дальней дорогой - сладчайшей пыльцой.... Приходит нежно-розовый рассвет. Богонги, словно получив незримую начальственную команду, устремляются - плотной гигантской и нескончаемой стаей - на юго-восток.... Но знойный западный ветер крепчает и крепчает, а потом коварно несёт стаю строго на восток, прямо на жёлтые изломанные скалы Большого Водораздельного хребта.... Удар! Сотни и тысячи мотыльков разбиваются о ребристые глыбы, мгновенно превращаясь в тёмные мокрые пятнышки на каменной шершавой поверхности. Второй удар. Третий. Четвёртый.... К вечеру неутомимым богонгам удаётся, всё же, вернуться на прежний курс. Впереди мелькают-манят серебристо-тёмные воды реки Дарлинг. Жарко. Как же жарко. Пить! Как же хочется пить! Мотыльки заполошно порхают над водой, умудряясь подхватывать с речной поверхности - специальными тоненькими усиками - крохотные частички живительной влаги. Над широким руслом Дарлинга несутся громкие несмолкающие "плески". Это жирует местная прожорливая рыбёха - колючепёры, шишечники и илистые прыгуны. Жирует? В том смысле, что с несокрушимым аппетитом кушает питательных богонгов.... Через несколько суток на пути мигрирующих бабочек оказывается Канберра, столица Австралии. Жизнь в городе тут же замирает, люди, тщательно прикрыв двери и окна, прячутся в домах. Временно приостанавливается деятельность Парламента. Улицы и площади Канберры - почти на сутки - оказываются во власти летней жары и мохнатых беспокойных мотыльков.... Налетает устойчивый северный ветер. Северный, но жаркий-жаркий. Гигантская стая несчастных насекомых, сбиваясь - в очередной раз - с намеченного маршрута, неуклонно смещается к югу. Пригород Мельбурна. Изумрудно-зелёные теннисные корты, трибуны, забитые любопытной публикой под самую завязку. Проходит открытый чемпионат Австралии по большому теннису. Мария Шарапова элегантно привстаёт на цыпочки. Резкий взмах ракетки. "А-а-ах!" - ожидаемо выдыхает знаменитая теннисистка. Ярко-жёлтый мячик бодро взмывает в воздух, но, неожиданно встретившись с чем-то непонятным, беспомощно падает на идеально-подстриженную траву. Резко темнеет. Всё вокруг наполняется тревожно-знаковым шелестом. На трибунах начинают отчаянно визжать и причитать особо впечатлительные и нервные дамочки.... "Не беспокойтесь, уважаемые зарубежные гости!" - невозмутимо советует скучно-сонный голос диктора.

– "Ничего страшного не происходит. Это, всего лишь, богонги. Бабочки такие. Или же мотыльки? Извините, но точно сказать не могу.... Наши соревнования, в любом случае, переносятся на завтра. Прошу проявить выдержку и соблюдать спокойствие...". Наконец, заметно поредевшая, но всё ещё огромная стая насекомых достигает Австралийских Альп. Мрачное, суровое и хмурое местечко, доложу я тебе. Высочайшая горная система Австралии. Одна из частей Большого Водораздельного хребта. Горные пики, перевалы, седловины, лощины, чёрные трещины, бездонные ущелья. Камни, поросшие серо-зелёными мхами и фиолетово-жёлтыми лишайниками. Редкие кустики австралийской ольхи и густые заросли чертополоха. Бездонные озёра и быстрые ручьи с очень холодной водой.... Что забыли нежные мотыльки в этих негостеприимных и диких краях? Затрудняюсь ответить однозначно. Возможно, их привлекает более прохладный и комфортный климат. Летом (январь-март), в Квинсленде и Южном Уэльсе очень жарко - окружающий воздух частенько прогревается до сорока пяти градусов по старику Цельсию. В Австралийских же Альпах в это время года гораздо прохладней - днём плюс пятнадцать-двадцать, а ночами температура иногда опускается и до плюс семи-девяти градусов.... Богонги беспорядочно рассредоточиваются "на постой" вблизи гор Баффало и Богонг. А наиболее активные особи долетают даже до горы Косцюшко, вершина которой является наивысшей точкой всего австралийского континента.... Итак, мотыльки опускаются на суровые холодные камни. И тут - по словам местных аборигенов - происходит странная странность. Выясняется, что многие богонги - в процессе странствий - успели "разбиться на пары". Да-да. Именно парами, нежно касаясь друг друга крылышками, многие из них забиваются в глубокие расщелины, горные трещины, ниши и пещеры. Необъяснимое - с точки зрения классической энтомологии - действо. Забиваются и терпеливо ждут наступления осени.... Иногда, сугубо по ночам, они вылезают из своих укрытий. Зачем - вылезают? Конечно, для того, чтобы немного размять затёкшие крылья и не разучиться летать.... Только это небезопасно. Птицы, ящерицы, летучие мыши, горные валлаби, опоссумы, кускусы, кенгуру и вомбаты не дрёмлют. "Хам, хам, хам!" - и очередная сотня неосторожных богонгов распрощалась с жизнью.... Но, вот, прошёл первый апрельский дождик. Мотыльки тут же покидают свои укрытия и жадно "слизывают" с угольно-чёрных скал (если так, конечно, можно выразиться), крохотные капельки воды. Потом, вволю напившись, они отправляются (стараясь держаться парами), обратно - к зелёным полям Квинсленда и Нового Южного Уэльса. Возвращаются, откладывают яйца и умирают. Для того чтобы в грядущем декабре вновь состоялась она, знаменитая Ночь богонгов...

Раздался тоненький жалостливый всхлип.

– Что с тобой, моё рыженькое сердечко?
– забеспокоился Иван.
– Ты плачешь?

– Ага, плачу, - смахивая со щеки слезинку, подтвердила Инга.
– Такая грустная история.... Пролететь чёрт знает, сколько километров. Пройти через бесконечные трудности и опасности. Потерять целую кучу друзей и родственников. Найти свою "вторую половинку". Пережить суровую зиму. Вернуться на Родину. И умереть...

– Заметь, нежная донна, умереть - в один день.

– Это да. Очень правильно и почётно.... Мы же с тобой тоже? Умрём в один и тот же день?

– Обязательно и всенепременно...

Глава шестая

Вторая прогулка по "Парку Сказок"

В шестнадцать пятьдесят девять позвонил Яковлев:

– Привет, Ваня.

– Здорово, Серый.

– Что, рабочий день почти уже закончен?

– Ну, как сказать, - замялся Федосеев.

– Как есть, дружище, так и говори. Мол, дебет с кредитом остался не сведён?

– Ингу жду. У неё же работа только через полчаса завершается.

– Понял, не дурак. Мол: - "Влюблённость. Лишь она верстает наши планы...". Нет желания поговорить-пообщаться? Я уже к парку подъезжаю. Новостей - офигеть и не встать.

– Подойду, конечно. Вот, только...

– Всё понимаю, - тут же заверил Сергей.
– Будешь - со своей рыжеволосой наядой? Без вопросов. Не возражаю. Да и я буду не один. Прогуляемся, так сказать, двумя парочками.

– Ольга приедет?
– обрадовался Иван.

– Обязательно. Куда же без неё - любопытной, интеллектуально подкованной и любознательной?

– Замечательно. Тогда - до встречи.

– До встречи, старина. Роджер...

Почему Федосеев обрадовался предстоящей встрече с некой Ольгой? Ничего и не с "некой", а с Ольгой Яковлевой, в девичестве - Гущиной. Оля являлась женой Сергея, а также и их общей одноклассницей.

– А ещё наша Ольга Николаевна всегда считалась весьма разумной и наблюдательной девицей, - пробормотал под нос Иван.
– И в людях разбиралась. Неизменно.... Пусть она пообщается с Ингой. А потом, глядишь, шепнёт мне на ушко пару словечек. Если, конечно, сочтёт нужным.... Нет-нет, я ни в чём не сомневаюсь. Ни в чём. Не сомневаюсь. Честное и благородное слово. Но Ольгино авторитетное мнение лишним, ей-ей, не будет...

В парк они прошли через главный вход.

– Господин майор ожидает вас рядом с площадкой для картинга, - предупредительно козырнув, сообщил вчерашний сержант.

Супруги Яковлевы, слегка приобнявшись, расположились на тёмно-синей парковой скамье.

– Знакомьтесь, милые барышни, - предложил Сергей, на коленях которого находился раскрытый ноутбук.
– Моя жена Ольга. Учительница истории в "двести пятой" средней школе. В купчинской средней школе, понятное дело. Подчёркиваю, в той самой школе, которую мы все трое - много-много лет тому назад - и закончили. В составе славного одиннадцатого "А".... На настоящий момент находится на четвёртом месяце беременности и вовсю (то бишь, вдумчиво, планово и скрупулёзно), готовится к счастливому материнству. Что, впрочем, никоим образом не уменьшило природного любопытства данной обворожительной сеньоры.... Ваня, твоя очередь. Представь, пожалуйста, свою симпатичную спутницу.

– С удовольствием.... Инга Мышина. Она же - Мышка. Талантливая "мостовичка" и неисправимая мечтательница. А ещё безмерно любопытная особа, мечтающая найти старинный клад. Вот. Ну, и вообще, девушка, которая мне безумно нравится. И похитившая - на девяносто девять процентов - моё глупое и доверчивое сердце, насквозь пропитавшееся за долгие годы морских странствий сентиментальной романтикой...

– Только на девяносто девять?
– удивилась Инга.

– Кажется, на девяносто девять с половиной.... Нет. На девяносто девять и девять десятых.... Нет-нет, на девяносто девять и девятьсот девяносто девять тысячных...

– Отставить, голубки, глупые и игривые споры, - насмешливо хмыкнул Яковлев.
– Потом договоритесь. Причём, обо всём сразу и в обязательном порядке.... Что же касается старинных кладов. Похоже, что вы, Инга, не одна мечтаете их обнаружить. Попрошу обратить внимание на экран моего ноутбука.

Картинка на экране была слегка мутноватой, но вполне даже читаемой: среди давно не стриженых кустов и высоких зарослей сорняков медленно и целенаправленно бродила высокая пожилая женщина в чёрных одеждах, в руках которой находилась сухая раздвоенная ветка.