Суровая Проза, Трилогия(CИ)

Они по очереди, вслед за старухой, повернули за угол.

Повернули и вскоре оказались в просторном зале.

"В очень, мля, просторном", - мысленно прокомментировал Зяма.
– "Метров, наверное, сто семьдесят квадратных будет. А то и больше. И в очень высоком - вплоть до десяти-двенадцати метров. Хрень охренительная и блин подгоревший.... Длинных неоновых ламп здесь нет, зато на стенах закреплено полтора десятка ярко-горящих факелов.... Ярко-горящих, мля? Ну-ну. Дыма-то нет. И смолой здесь совсем не пахнет. Надо думать, очередные глюки, мать их козырную.... Что ещё? В зале сложено - и здесь, и там - много камней: покатых, округлых и серых - всевозможных оттенков этого цвета. В центре помещения стоит деревянный истуканище. Вернее, мля, идол: метров пять-шесть в высоту, солидный и массивный, очень тёмный (наверное, от старости), с характерно-рассерженной физиономией - ну, прямо как у нашего участкового, не к ночи, гад, будь помянут.... А по углам ещё четыре идола расположились - пониже и посветлей "главного". Да и деревянные физии у них, мля, чуток поприятнее.... Ещё возле каждого истукана беспорядочно набросано много-много светло-жёлтых и жёлто-чёрных костей. А среди костей стоят бронзовые котлы: возле "главного" идола - огромный, возле других - раза в два поменьше. Всё как у людей, так его и растак.... Что там у нас в котлах? Сейчас, мля, посмотрим. Сейчас-сейчас.... Меха какие-то, типа - шкурки пушных зверьков, серебряные монетки различных размеров и разноцветные речные раковины. Барыжий вариант, короче говоря.... В правой стене - круглая дыра: диаметром, наверное, с полметра. Может, чуть меньше. Вентиляционный ход, мля, надо думать. А других входов-выходов - кроме нашего коридора - не наблюдается.... И старуха-проводница - вместе со своими уродливыми бородавками - куда-то запропала. Словно бы под землю провалилась...".

– Это - капище, - задумчиво промолвила Милка.
– Я про такие ещё в школе читала. В учебнике. Жертвенное, мля, капище, раз кости возле идолов сложены...

– Гонишь, наверное?
– непонимающе набычился Зяма.
– Капище, говоришь? А капище - кого конкретно?

– Ну, земеля, ты и спросил.... Бога какого-то, не иначе. Северного, мля, Бога.

– Почему - северного?

– Ну, как же. Камушки здесь характерные: округлые и светлые. Таких, мля, на нашем севере очень много. Я когда под Воркутой срок мотала - вдоволь на них насмотрелась.... Ой, кто здесь?

– Хи-хи-хи!
– разнеслось по залу.
– Это я, Шуа...

Из-за "главного" идола вышла восьмилетняя - на вид - девчушка: худенькая, улыбчивая, скуластенькая, со светлыми смешными косичками, черноглазая, в простеньком светло-голубом платьице в крупный чёрный "горох".

– Какая, мля, симпатичная пигалица!
– слюняво ощерился Ржавый, которого пару лет назад обвиняли в педофилии, но доказать так ничего и не смогли.
– Иди ко мне, лапочка с косичками. Вкусной конфеткой угощу.

– Хи-хи-хи!

– Сейчас поймаю проказницу...

Девчонка, увернувшись от Ржавого, подбежала к правой стене, ловко залезла в круглое отверстие вентиляционного хода и была такова.

– Ушла, мерзавка. Жаль.

– Не о том думаешь, морда озабоченная, - нахмурился Зяма.

– А о чём надо, атаман, мля?

– Если бы я знал.... И ругаться прекращай, приятель. Надоело. Не надо больше. Ни к чему...

– Тяф-тяф-тяф!
– донёсся азартный лай.

Через полминуты в зал - из коридора, по которому недавно прибыли гопники, - вошла женщина.

"Ничего же себе!", - мысленно восхитился Зяма.
– "Самая натуральная королева - в нарядном средневековом платье: сплошные кружева, оборочки и рюшечки, а ещё и "стоячий" воротник, украшенный самоцветами.... Да и не в платье, собственно говоря, дело. Осанка у неё королевская. Да и выражение породистого лица, обрамлённого высокой и изысканной причёской. А глаза - ожидаемо - чёрные, неподвижные и бездонные.... Двух маленьких чёрных собачек ведёт на длинных кожаных поводках. Точно такие, кажется, были у знаменитого клоуна Карандаша. Мне мама про него частенько рассказывала в детстве. И картинки показывала.... Эх, мама-мамочка, как же это? Почему всё так позорно сложилось? Ну, почему? И назад, как назло, уже не повернуть.... Поплачь по мне, пожалуйста. Поплачь.... Кстати, ни на грамм не удивился бы, если на поводках были бы не чёрные скотч-терьеры, а, наоборот, белые-белые песцы. По крайней мере, это выглядело бы логичней...".

– Что же вы такие шумные, путники?
– надменно поморщилась женщина-королева.
– Бродите по ночному городу. Кричите. Грязно ругаетесь. Гогочете. Мирным людям спать не даёте.... Зачем? Разве вы не знаете, что Шуа ненавидит шум? И Войпель его не любит.

– И что это за фря припёрлась?
– подобрав с пола тёмно-серый кусок бетона, возмутился недалёкий и туповатый Ржавый.
– Нотации, мля, читает? Для этого нас сюда и заманили? А? И глюками пугают? Так вас всех, черноглазых, и растак...

"Напрасно он это", - чувствуя, как его охватывает вселенская безысходная тоска, подумал Зяма.
– "Совсем-совсем напрасно...".

– Пусть будет - как будет. И как должно быть, - брезгливо усмехнувшись, торжественно объявила королева.
– Каждому да воздастся - по делам и грехам его. Не нами придумано, не нам и отменять...

Последовал лёгкий кивок головы, украшенной высокой королевской причёской, и длинные кожаные поводки мгновенно исчезли-растаяли. А маленькие скотч-терьеры тут же начали стремительно расти, превращаясь в огромных зубастых монстров - с круглыми глазищами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.

"Пора", - решил Зяма и рванул - что было сил - к круглому вентиляционному ходу в правой стене.

Рванул и краешком глаза - на бегу - заметил, как один из желтоглазых монстров прыгнул вперёд и сделал резкое движение когтистой лапой. Брызнула чья-то красно-бурая кровь. Раздался отчаянный вопль, полный нестерпимой боли и чувства полной и окончательной безысходности...

Где в этот момент находился второй зубастый монстр?

К сожалению, он выпал из поля зрения. Впрочем, это уже не имело никакого значения.

Зяма, засунув голову и плечи в вентиляционный ход, пополз. Вернее, попытался это сделать.

"Чёрт, кажется, застрял", - пронеслось в голове.
– "Даже и полтора метра не преодолел. Жаль...".

Пришла-навалилась острая и жгучая боль.

– Это мне только что откусили ноги, - прошептал Зяма.

Прошептал и умер...

Не спалось ей этой ночью: сон приходил и уходил, сменяясь вязкой дрёмой, вновь возвращался, снова покидал...

Да и снилось - в коротких обрывочных снах - чёрт знает, что: маленькие чёрные собачки и какие-то огромные полуголые мужики - с тёмно-тёмно-красной кожей, ярко-жёлтыми глазами, острыми зубами и длинными лапами-руками, оснащёнными кривыми чёрными когтями. А ещё навязчиво мелькали - перед внутренним взором - огромные лужи красно-бурой крови, в которых лежали-валялись ошмётки чьих-то растерзанных тел.

– Не к добру это, - тревожно ворочаясь с боку на бок, сварливо ворчала Матрёна Ивановна.
– Ох, не к добру. Быть беде.... А Дмитрий Силыч-то как храпит в соседней комнате. На все лады, сокол ясный, заливается...

В какой-то момент она поняла, что больше уже не уснуть. А осознав это, слезла со старенького продавленного дивана, наспех, не включая света, оделась, покинула квартиру, вышла на улицу и устроилась на любимой скамейке, врытой в землю возле подъезда.

Вскоре вокруг начало явственно сереть.

– Наступает "час волка", - тихонько пробормотала Матрёна Ивановна, которая, не смотря на безобидный внешний вид (мол, тихая и мирная бабушка "Божий одуванчик"), прожила очень беспокойную, сложную и насыщенную жизнь.
– Час - между умирающей ночью и нарождающимся рассветом. Очень непонятное, загадочное и неверное время, когда много чего происходит. Например, среди серьёзных диверсантов принято - начинать все особо важные и знаковые операции именно в "час волка". Так, уж, издавна повелось. Не нами придумано, не нам и отменять...