Сущность

– Ну, – замешкалась доктор Кули, – есть фонд Роджера Банема. Мы подадим на грант.

Крафт и Механ уставились на своего профессора. Она согласна подставиться ради них. Их глаза сияли от уважения.

Крафт, Механ и доктор Кули встретились тем утром во второй раз. Они собрались в ее кабинете за два часа до того, как должны были встретиться с деканом Осборном. В его служебной записке говорилось только об экстренном совещании с медицинской школой для решения административной проблемы. Но доктор Кули прекрасно понимала, что встречи никогда не назначались на тот же день, если вопрос не был по-настоящему важным.

– На нас будут очень сильно давить, – сказала доктор Кули.

– Это все тот чертов ординатор, – проворчал Механ. – Он за этим стоит.

– Что будем делать? – спросил Крафт.

– Признаем как можно меньше. Но все зависит не от нас.

– В каком смысле?

– Будет проводиться расследование, чтобы определить, действовал ли кто-то из нас непрофессионально. По крайней мере, так должно быть, если все пойдет по правилам. В худшем случае проект просто отменят.

– Нельзя отменить проект, – заметил Крафт. – Это вам решать.

– Нам могут угрожать, – пояснила доктор Кули. – Либо отменяем проект, либо нам вообще откажут в финансировании.

Вдалеке прозвенел звонок. Все посмотрели на часы. Было 10:30. До встречи с деканом осталось пятнадцать минут.

21

Нервные Крафт и Механ взяли с собой фотографии, таблицы и рукописи статей, которые надеялись опубликовать в научных журналах. Они пытались отрепетировать аргументы, чтобы объяснить декану и руководству медицинского факультета природу своего проекта и, в частности, значение понятия «развоплощенная сущность». Молодые люди пришли к выводу, что у них будет больше шансов, если они выберут тактику нападения, а не защиты.

За круглым столом сидел доктор медицинских наук Моррис Халперн, заведующий медицинским факультетом, доктор Генри Вебер и Гэри Шнайдерман, который нервно постукивал пальцами по стопке папок. Внезапно Крафт понял, что Шнайдерман тоже подготовил аргументы. Затем догадался и Механ. Дебаты обещали быть непростыми. Доктор Кули посоветовала им сохранять спокойствие, оставаться собранными и не спорить. Она не доверяла университету, который обычно был на ее стороне.

Декан Осборн был полноватым человеком, который ненавидел конфликты. Он явно хотел бы сейчас оказаться в любом другом месте. Кроме того, он хорошо знал Халперна. Тот умел быть жестким конкурентом, не вел дела с утонченностью, присущей ученым. По сравнению с Осборном Халперн был влиятельным человеком. Карьера Осборна основывалась на его умении угодить. У Осборна уже вспотели ладони.

– Мне жаль, что глава психологического факультета не смог сегодня прийти, – начал Осборн. – Доктор Гордон сказал моему секретарю, что будет на конференции, и попросил передать свои извинения.

Доктор Вебер догадывался, что на самом деле Гордон просто не хотел вовлекаться в подобную междоусобицу. В результате чего Кули осталась совсем одна, без поддержки. Но декан Осборн был пацифистом, мастером по решению конфликтов, так что придется за ним следить.

– У нас возник небольшой вопрос, – начал Осборн. – Он связан с одним и тем же случаем двух кафедр, представленных доктором Вебером с одной стороны и доктором Кули – с другой. Полагаю, лучше сразу перейти к делу.

Осборн повернулся к доктору Веберу, который заговорил приглушенным тоном.

– В нашей юрисдикции находится лечение женщины, страдающей галлюцинациями и сильной тревожностью. Мы диагностировали у нее истерический невроз, пока не заметили быстрый спад сопротивления, и теперь, как мы считаем, он перешел в шизофрению. Она страдает не только от зрительных и слуховых галлюцинаций, но также ее тело покрыто ранами и ушибами в результате тяжелого психотического поведения. Мы настоятельно рекомендовали госпитализировать ее, когда она резко прекратила терапию.

Доктор Вебер сделал паузу. Он заметил, что двое студентов напротив, на которых он до сих пор толком и не смотрел, беспокойно заерзали.

– Ведущий это дело ординатор ходил к женщине домой и увидел, что два студента, указанные в отчете, декан Осборн, обставили ее жилище разнообразными приборами и графиками, чтобы получить физические доказательства галлюцинаций.

Декан Халперн отвел взгляд, пытаясь скрыть улыбку.

– Послушайте, декан Осборн, – настойчиво продолжил доктор Вебер, – поймите нас правильно. Мы не ставим под сомнение обоснованность их эксперимента и право учиться под руководством факультета. Но университет срочно должен разобраться в том, что из-за поддержки заблуждений женщина лишь убеждается в их реальности, а это очень вредно.

– Смертельно, – вмешался Шнайдерман.

– Одну минуту, Гэри, – остановил его доктор Вебер и наклонился вперед, говоря со всей убедительностью своего медицинского опыта, глядя Осборну прямо в глаза.

Осборн заколебался.

– Из-за этих экспериментаторов, – настаивал доктор Вебер, – иллюзии миссис Моран стали настолько осязаемыми, что перенеслись на ее любовника. В прошлую пятницу он ударил ее по голове, уверенный, что бил эту галлюцинацию в темноте.

Осборн сглотнул.

– Университет за это не отвечает, – заметил он.

– Суть не в этом, декан Осборн, – сказал доктор Вебер. – Женщину чуть не убили. Я не хочу рисковать своими пациентами!

Доктор Вебер наклонился и заговорил с Осборном напрямую.

– Ее фантазии подтвердили, – заявил он, – два студента без какого-либо опыта в психиатрии или даже клинической психологии. Я просто обязан потребовать хоть как-то их ограничить.

Осборн понял, что доктор Вебер закончил, и неловко заерзал.

– Декан Халперн, – сказал он, – что-нибудь еще?

– Фрэнк, когда врач несет медицинскую ответственность за пациента, он обязан действовать так, как поступили бы с этим пациентом другие врачи с аналогичной подготовкой. В противном случае его обвинят в халатности. Если пациента становится объектом исследования, должны быть жесткие ограничения. Пациенту нужно все сообщить, передать форму согласия, сформировать конкретную гипотезу, вынести ее на комитет по проверке… Другими словами, эти двое студентов – не ученые-медики, которые ведут одобренный эксперимент.

– Понятно, – отозвался Осборн.

– Уверен, вы не хотели причинить женщине вред, – добавил Халперн, глядя на доктора Кули. В его голосе послышались нотки сарказма.

– Что ж, – сказал Осборн, поворачиваясь к доктору Кули, – дело довольно серьезное, Элизабет. Я не вижу никаких альтернатив, а вы?

Доктора Кули загнали в ловушку. Анонимность была ее щитом на протяжении тридцати лет психических исследований. С другой стороны, становилось ясно, что их закроют, если она не будет защищаться. На протяжении всего собрания в воздухе витала невысказанная мысль, что ее небольшая кафедра была непрофессиональной и даже вредной, и теперь ей нужно было ее отстоять. Доктор Кули согласится на ограничения Крафта и Механа, но должна убедиться, что с зарождающейся кафедрой парапсихологии больше ничего не случится.