Суворов и Потемкин

И мало кто догадывался, что отправившийся за лакомствами для Светлейшего в дальнюю дорогу курьер вез секретнейшие поручения умного и прозорливого политика своим агентам. От этих поручений порой зависели судьбы войны и мира. За закрытыми дверьми своей резиденции Потемкин неутомимо трудился на благо России: журнал его канцелярии неопровержимо свидетельствует: в напряженнейшие периоды переписка главнокомандующего доходила до 20-30 писем и приказов в день. Причем его распоряжения касались всех сторон жизни армии и флота и сложнейших дипломатических переговоров с союзниками и противниками. Когда речь шла об интересах Родины, Потемкин высказывал свою точку зрения самой императрице, нимало не смущаясь тем, приятно ей это будет или нет:

«Булгакову в Варшаве говорить должно одним со мною языком: Ваши же пословицы, что надлежит двери быть или запертой или отворенной, ни да ни нет, не годятся никогда, ибо они предполагают робость, что видя враждующие нам еще смелее пакостить будут,— пишет он Екатерине в ноябре 1790 г. в очень сложный период борьбы с европейской коалицией.— Союз Прусский для Польши еще не беда, понеже то еще будущее; а наш уже довольно им беды наделал: то и следует старое смешать, как дурную игру и начать лучше новую. Чтобы Польшу привязать к себе, необходимо обещать ей должно Молдавию и тем обратить поляков против турок и пруссаков, и турки о сем узнавши, скорее помирятся. В каком мы противоречии пред Европою будем, обещавши Молдавию Польше? Первое. Я Европы не знаю: Франция с ума сошла, Австрия трусит, а прочие нам враждуют. Завоевания зависят от нас, пока мы не отреклись... И что это, не сметь распоряжаться завоеваниями тогда, когда другие сулят наши владения: Лифляндию, Киев и Крым! Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике. Иначе не усядутся враги наши, и мы не выберемся из грязи» [131] .

131

РА. 1865. Стб. 68—69.

Письмо не нуждается в комментариях. В этом подвижническом служении России — источник неограниченной доверенности Екатерины к Потемкину. Можно понять беспокойство императрицы, когда узнав о внезапной смерти ведшего переговоры о мире верховного везира Газы Хасан-паши, она писала Потемкину:

«Поберегись, Христа ради, от своего турка. Дай бог, чтоб я обманулась, но у меня в голове опасение: у них таковые штуки водятся, и сам пишешь, что Гассан-паша едва ли не отравлен, а сему пруссаки повод и, может быть, умысел дали, и от сих врагов всего ожидать надлежит, понеже злоба их паче всего личная противу меня, следовательно, и противу тебя, котораго более всего опасаются».

Газы Хасан-паша умер в марте 1790 г. На его место был назначен сторонник жесткого курса Шериф Хасан-паша — губернатор Рущука. В том же марте Пруссия заключила с Турцией оборонительный и наступательный союз против России. Новый император Леопольд дрогнул и пошел на уступки Англии и Пруссии, согласившись на их посредничество в переговорах о мире с турками.

Всю зиму и весну Потемкин перебрасывает из своей армии полки в Белоруссию. Много сил отдает он формированию и обучению новых частей, особенно казачьих, производству для них вооружения. Формально его заместителем был старший из генералов Репнин. Но с Репниным у Потемкина официальная переписка и только. А Суворову, чье имя стало боевым символом армии, каждый официальный ордер главнокомандующего, как правило, сопровождался личным письмом.

Вот несколько отрывков из переписки Потемкина и Суворова того периода. [132]

Потемкин — Суворову 21 февраля 1790 г. Яссы.

«...мы лишилися нашего союзника. Так Богу угодно. Великий князь Тосканский (Леопольд.— В. Л.) теперь уже должен быть в Вене. Уповаю, что он от нас не отстанет. Он человек твердый и более систематичный...»

Суворов — Потемкину 23 февраля 1790 г. Бырлад.

«...проливаю слезы, паче о незаплатимом Союзнике! Леопольд был скупой господин по прежнему престолу; ныне Белград с протчим его задержать должен; Шлезия тож для австрийскаго дому...» (т. е. завоеванный у Турции Белград отвратит императора от сепаратного мира, а Силе-зия (Шлезия), захваченная Фридрихом II, не позволит Леопольду пойти на соглашение с Пруссией).

132

Эти письма Г. А. Потемкина А. В. Суворову за 1790 г. цитируются по публикации в АКБ (Кн. 26. С. 347).

Потемкин — Суворову 9 марта 1790 г. Яссы.

«Я немогу, мой милостивый друг, и хотя уже полегче, но слабость день ото дня умножается. Прикажи препроводить Ефендия, отправленного к визирю. Прилагаю известия польския, и есмь с непременными почитаниями навсегда вернейший друг и покорный слуга...»

Суворов — Потемкину 14 марта 1790 г. Бырлад.

«...Боже, даруй Вашей Светлости крепкое здоровье для одоления тяжелых дел, тож у меня грудь чистится к весне близ месяца. Г[осподи]на Мустафу-Эфендия я угостил. В высокославной прусской армии быстрая польская конница умокнет, у себя оставить прусскую пехоту на жертву, ежели ея по обстоятельствам протекции прежде не отберут, У нас ныне легкие войски не те, что были при Петре Великом. Помочи Селимовы далеки; жаль, что после Данцига в угодность неудобно променять Каменца на молошный рожок…» (Суворов считает, что в случае нападения Пруссии и Польши на Россию легкая польская конница, привязанная к неповоротливой прусской пехоте, быстро «умокнет»— отяжелеет, а без нее пруссаки обречены «на жертву», как при Кунерсдорфе в 1759 г. Султан Селим III не успеет оказать помощь своим союзникам. Причем незавиднее всего положение Польши, у которой один союзник — Пруссия — требует Данцига, а другой — Порта чего доброго потребует назад Каменец-Подольский, с большим трудом отвоеванный у турок в XVII в.)

Потемкин — Суворову 30 марта 1790 г.Яссы.

«Пришло ко мне известие от принца Кобурха о смерти верховного визиря Гассан-паши и назначении на сию степень Огды-паши. Чтоб вернее сие узнать, пошлите, Ваше Сиятельство, под каким-нибудь предлогом нарочного в Браилов и поспешите меня уведомить, что окажется».

Не дожидаясь запроса главнокомандующего, Суворов через своих агентов уже навел справки. 31 марта он пересылает Потемкину краткую сводку новостей, собранных начальником его передовых команд премьер-майором Соболевским.

«Известия Браиловские сей день полученныя. Визирь Гассан умер от яду, а на место его визирем Юсуф-паша, который был противу цесарцев. Турков в Браилове до пяти тысяч». (Это известие оказалось ложным. Из трех претендентов на пост везира Селим III выбрал Шерифа Хасан-пашу, не имевшего связей в придворных кругах).

И так изо дня в день, из месяца в месяц трудного 1790 г. Смерть Газы Хасан-паши — сторонника мира с Россией — осложнила переговоры. И хотя новый верховный везир продолжал переписываться с Потемкиным, было ясно, что турки, полагаясь на обещания Пруссии, ведут дело к затягиванию времени, рассчитывая на серьезные осложнения на западных границах России и на Балтике. В апреле последовал ультиматум Пруссии России — прекратить войну и заключить мир на условиях статус-кво. Это означало, что Россия — страна, подвергшаяся нападению и одержавшая серьезные победы, должна отказаться от своих очень умеренных требований: получить Очаков и провести границу по Днестру. Навязывая России и Австрии свое посредничество в переговорах с Турцией, Англия и Пруссия вели нечестную игру. Австрия не выдержала нажима и пошла на уступки. Россия проявила твердость. Екатерина заявила, что она за прямые переговоры и с Портою, и со Швецией, а потому отклоняет ультиматум.

Потемкин и Суворов прекрасно понимали, что в сложившейся обстановке надо ждать любых неожиданностей. И они деятельно готовили войска к новым боям. Главнокомандующий, задумывая сложную нижнедунайскую операцию, в которой вместе с сухопутными силами должна была активно действовать гребная флотилия, пишет специальную инструкцию о подготовке для флотилии полка легкой гренадерской пехоты. Эта инструкция представляет принципиальный интерес. Вот несколько выдержек из нее:

«Гранодерский полк легкой пехоты долженствует быть устроен и соответственно своему назначению. Тягостей иметь сколь возможно меньше. Артиллерия будет придана самая легкая; обучать же сверх предписанного обще для пехоты следующему:

производить удар на штыках дружно и стремительно; в то же время отборными и проворными людьми, облегча их от ружья и прочей тягости, атаковать на саблях, наподобие турецких далничей, с отменною скоростию; к сему выбрав способных, обучить наперед. Турки называют такую атаку юринь, а я везде именовать ее буду вихрем.

сего нужнее сделать разбор верный людям и узнать, кто имеет способность цельно стрелять, кто легче в бегу и кто мастер плавать; все построения должны производиться отменно живо, разсыпаться и тотчас строиться...

Приучать их бегать и влазить на высоты, переходить рвы и прочее... обучать скрываться и подкрадываться к неприятелю, чтоб схватывать его часовых. К таковым экзерцициям и офицеры приучены должны быть. Штаб и обер офицеры во время кампании мундиры должны носить из солдатского сукна, знаки серебряные по примеру егерских».

Далее главнокомандующий требует вселить в солдат и офицеров дух военный и любовь между собою, «дабы при всяком случае друг другу помогали и не выдавали бы в деле» [133] .

133

Дубровин. С. 120