Суворов

В конце письма победитель признался: «Здоровье мое очень ослабло, надобно мне для поправления его временно от шума городского удалиться в малое местечко, как скоро дела перемежатся».

Российский посланник в Турции Виктор Павлович Кочубей, поздравляя Румянцева «с именитыми победами над польскими бунтовщиками», писал о политическом резонансе суворовской победы: «Превосходность войск Ея Императорского Величества… еще более во всём пространстве туркам представилась. Захваченные предводители мятежников и частые сих побиения отвергнули внушения недоброхотов наших… От стороны здешней не будем мы озабочены».

Прусский король и австрийский император прислали лучшему полководцу Европы награды. Но самой высокой оценкой его ратных трудов стал долгожданный чин генерал-фельдмаршала. Первым на это намекнул Румянцев. «По прочтении краткого донесения о взятии Праги, — рассказывает очевидец, — отдавая его адъютанту своему Ясновскому, он сказал: "По чести, счастье само лезет в окно к графу Александру Васильевичу"».

Один из ближайших сотрудников Екатерины и многолетний фактический глава Коллегии иностранных дел граф Безбородко постоянно держал в курсе событий своего друга графа Семена Романовича Воронцова, российского посланника в Лондоне. «Секретно положено, — писал он 9 ноября, — что при получении формального о Варшаве известия, послать Графу Суворову чин Фельдмаршала, так чтоб здесь тогда уже сведали, когда уже после подробной реляции отправлены будут к Графу Румянцеву все награждения. Всего страннее, что Граф Николай Иванович Салтыков не в конфиденции по сим пунктам и думает еще, что Суворова сделают только Генерал-Адъютантом. Но когда меня спросили, я сказал прямо, что, взяв столицу, естьли б меня не сделали Фельдмаршалом, несмотря на старшинство домоседов, я бы счел за несправедливость. Как дело уже решено было, то и неудивительно, что апробовали мои мысли».

Утром 19 ноября генерал-майор Петр Алексеевич Исленьев, один из героев штурма Праги, привез в Петербург донесение Румянцева «о покорении войсками Ее Императорского Величества под предводительством господина Генерал-Аншефа Графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского минувшего октября в 29-й день Польского столичного города и крепости Варшавы». Государыне были поднесены городские ключи, хлеб и соль. «Ее Императорское Величество всемилостивейше соизволила пожаловать помянутого Генерала-Аншефа Графа Суворова-Рымникского в Генерал-Фельдмаршалы», — записано в камер-фурьерском журнале.

На другой день в Зимнем дворце был выход. Безбородко читал «объявление о причинах войны с Польшею». Под залпы пушек Петропавловской крепости был отслужен благодарственный молебен. Отведав варшавских хлеба-соли, императрица собственноручно угостила ими дочь победителя.

Зная о влиятельных недоброжелателях и завистниках Александра Васильевича, Екатерина действовала по-суворовски: во время парадного обеда государыня провозгласила тост за здоровье генерал-фельдмаршала графа Суворова-Рымникского! Пили, стоя, при 201 пушечном выстреле.

«Пожалование Графа Суворова, по общей истине дело приличное, сбило с пути всех его старших, их жен, сестер, детей и приятелей», — сообщал Безбородко одному из своих друзей. Еще точнее выразился Завадовский: «Произведение Суворова в фельдмаршалы кольнуло генералов старее его. Граф Салтыков, Князь Репнин, Прозоровский, Князь Долгоруков просят увольнения от службы. Граф Салтыков (Иван Петрович. — В. Л.), как горячее наступал, то уже и отставлен; другие то же получат, когда настоять не перестанут. Суворов просвещается в Варшаве. Не перестает блажить. В прочем чудак, но всегда побеждать есть его жребий, и в войне все его сверстники останутся позади. Правду сказать, они ему не равны ни сердцем, ни предприимчивостью».

Правду сказать, прибавим мы, Суворов не зря считал Репнина и Салтыковых своими недоброхотами. Молниеносной кампанией он сам произвел себя в фельдмаршалы. Но этот легкоранимый человек, не забывавший нанесенных ему обид, не был мстительным.

Начальник штаба Суворова в Польской кампании Петр Никифорович Ивашев вспоминал, что в 1795 году Александр Васильевич по пути в Петербург проезжал мимо Гродно, где «главнокомандующий отдельным корпусом Князь Репнин имел главную свою квартиру»:

«Репнин в чине полного генерала был старее Графа Суворова, но ожидал уже встретить его со всеми военными почесть-ми, как Фельдмаршала своего и начальника.

Фельдмаршал узнал на станции о приготовленной для него за 8 верст пред Гродною встрече, приказал мне ехать вперед, отклонить все приуготовленные ему почести и явиться от его имени Князю Репнину с извинениями, что от сильной боли в ноге он не в состоянии иметь честь быть у него…

Репнин отпускает меня с видом сожаления, что Фельдмаршал не удостоил его посетить и принять его рапорт, сказав: и доложите, мой друг, Графу Александру Васильевичу, что я, старик, двое суток не раздевался, вот как видите, во ожидании иметь честь его встретить с моим рапортом".

На 7-й версте за Гродно я достиг Фельдмаршала. Слова Князя Репнина поколебали было его чувствительность, долго размышлял он, не возвратиться ли назад; наконец решился продолжать путь, сказав: "Князь Репнин упражнялся больше в дипломатических изворотах; солдатского мало"».

Чудная сцена. Честный отзыв. Как ни неприятен был Суворову Репнин, он не захотел унизить соперника, убеленного сединами.

Отметим важную подробность. В рескрипте императрицы от 19 ноября 1794 года говорилось: «Господин Генерал-Фельдмаршал Граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский, поздравляю Вас со всеми победами и со взятием Прагских укреплений и самой Варшавы. Пребываю к Вам доброжелательна. Екатерина». В первоначальном варианте после слова «Рымникский» значилось «и Варшавский». Подумав, государыня вычеркнула это прибавление к графскому титулу Александра Васильевича. Прекрасно знавшая нравы европейских политиков, их двойные стандарты в оценках их собственных мер и действий России, Екатерина понимала, с каким озлоблением они будут встречать любое напоминание о штурме предместья Варшавы. Время подтвердило ее правоту. И по сей день западные историки выставляют русскому полководцу претензии за пражский штурм. Отповедь Суворова поражает исчерпывающей точностью: «Миролюбивые фельдмаршалы занялись на первую Польскую кампанию устроением магазейнов. План их был воевать с вооруженною нациею три года. Какое кровопролитие! Кто отвечает за будущее? Я пришел и победил. Одним ударом доставил мир и спас величайшее пролитие крови». Свой любимый афоризм — «Победа — враг войны!» — он подтвердил делом.

Всё познаётся в сравнении. В 1799 году в далекой Индии английские войска под командованием генерала Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, победителя Наполеона при Ватерлоо, взяли штурмом город Серингапатам. 30 тысяч защитников города, в том числе мирные жители, были истреблены. В 1809 году в результате штурма наполеоновскими войсками испанской Сарагосы весь гарнизон и большая часть мирных жителей погибли.

Самые авторитетные западные энциклопедии в биографии Веллингтона или Наполеона если и упоминают о кровопролитных битвах и штурмах, подают их без всякого морализирования как эпизоды боевой деятельности полководцев. На войне как на войне, говорят французы.

Иное дело — русский Суворов. «Он так же мало ценил своих солдат, как и население завоеванных городов», — читаем в «Британике». Застарелая неприязнь к России превратилась в манию. Невольно вспоминаются пушкинские строки из стихотворения «Клеветникам России», написанного в 1831 году в ответ на призывы французских парламентариев к вооруженному вмешательству на стороне восставшей Польши:

Уже давно между собою Враждуют эти племена; Не раз клонилась под грозою То их, то наша сторона. Кто устоит в неравном споре: Кичливый лях иль верный росс? Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет? вот вопрос. Оставьте нас: вы не читали Сии кровавые скрижали; Вам непонятна, вам чужда Сия семейная вражда; Для вас безмолвны Кремль и Прага; Бессмысленно прельщает вас Борьбы отчаянной отвага — И ненавидите вы нас… За что ж? ответствуйте: за то ли, Что на развалинах пылающей Москвы Мы не признали наглой воли Того, пред кем дрожали вы? За то ль, то в бездну повалили Мы тяготеющий над царствами кумир И нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир?..

Суворов был христианин и всегда напоминал своим воинам о нравственном долге. «Умирай за дом Богородицы, за Матушку, за Пресветлейший дом! Церковь Бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава! — говорится в его знаменитой солдатской памятке «Наука побеждать». — Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник». Ни одна армия в мире не знала подобных заветов. Приказ разрушить во время штурма Праги никем не защищаемый мост в Варшаву является в военной истории редчайшим примером рыцарского благородства: русский полководец спас польскую столицу от мести солдат, не забывших апрельскую резню. Городской магистрат оценил этот подвиг великодушия и поднес Суворову драгоценную табакерку с надписью «Спасителю Варшавы».