Свадебное путешествие

— Та-ак, господа… Развлекаемся! — послышался строгий голос у них над головами.

Перекатившись словно резиновый мячик, Гиацинт первым встал на ноги и подал руку друзьям. Перед ними, осуждающе качая головами, стояли мэтр Жасмин и герцог Провансальский.

— Мы просто играем, папа, — невинно, с интонацией расшалившегося ребёнка пояснил Гиацинт.

— Это я вижу, — кивнул герцог. — Полюбуйтесь на своих воспитанников, мэтр!

Жасмин изучающе смерил их взглядом:

— Хороши! Его сиятельство граф Ориенталь… Финансовый директор театра, бразильский коммерсант… И ты!… — добавил он Парису. — Ведущий артист… Проявлял бы такую резвость на сцене, цены б тебе не было. Мда… цвет нашей молодёжи! — Жасмин пожал плечами: — Эти — ладно, но, Натал, тебе же тридцать!

— Тридцать один, — Натал стряхнул сухую траву с рубашки. — Но, мэтр, годы это не возраст. Вы сами неоднократно говорили…

Главный режиссёр сдержал улыбку:

— Вижу, я был прав.

— Вы всегда правы, мэтр. И необычайно прозорливы!

— Ваше сиятельство… Чем ты их достал? — вполголоса спросил сына герцог, безошибочно определив зачинщика свалки. — За что сражались?

— За честь Юга! — граф гордо тряхнул головой.

— О, Господи, — его отец возвёл глаза к небу. — Господи! — нахмурившись повторил он. — Взгляните, мэтр! Видимо на них так действует свежий воздух и простор. Эти тоже…

Все посмотрели по направлению, куда указывал герцог. Над каменной аркой Фьезоланских ворот, на их верхнем краю улеглись Виола и Амариллис, нежась на солнышке, точно две разноцветные кошки.

— Мадам графиня и ведущая актриса "Комеди` Франсез", — лукаво передразнил Парис.

Герцог вздохнул:

— Чего тогда требовать от мальчишек…

.

[1] церковь Святого Креста (ит.)

[2] Триллиум (Trillium) насчитывает около тридцати видов, в том числе (Trillium grandiflorum) с крупными белыми цветками

[3] “Федра” — трагедия Расина, по трагедии Еврипида “Ипполит”, написанной в 428 г. до н.э. Мэтру Жасмину наверняка хотелось произнести её название как “Эфедру”, по названию хвойного растения. Вообще удивительно, как это они сказали Ипполит, а не Эвкалипт, вероятно, из уважения к древности произведения.

[4] “дольче фарэ ниенти” — сладостное ничегонеделание (ит.)

40.

*****

Амариллис и Виола не видели предыдущей сцены. Они рассматривали Фьезоле с высоты птичьего полёта и любовались полукругом амфитеатра, зубчатой серой башней колокольни собора, кипарисами и зелёными полями вокруг. Рассказывали друг дружке истории из своей жизни, упирая на подробности знакомства с Гиацинтом.

— Амариллис, можно я спрошу у тебя одну личную вещь, — несмело начала Виола.

— О нём? — не удивилась актриса.

— Да…

— Были ли мы любовниками?

— Да ну тебя! — отмахнулась Виола и чуть не упала с узкой кромки ворот.

— Осторожней! — удержала её Амариллис.

— Спасибо. Нет, не об этом. Я знаю, что не были. Я хотела спросить, почему?

Амариллис звонко расхохоталась:

— Нет, я тебя обожаю! Виолетта, ты — это что-то! Где такие растут?

— В Неаполе, — скромно сказала Виола. Она села на край ворот, опустив ноги. — Но мой папа гасконский маркиз.

— Тогда всё ясно, — понимающе закатила глаза Амариллис. Актриса продолжала "загорать" лёжа и жмурилась на солнце.— Кроме всего, ты ещё и одной крови с этим чудовищем, я имею в виду нашего общего друга…

— Я понимаю.

Амариллис потянулась:

— Это он сказал, что я ему только любимая подруга детства?

— А то кто же. Что, не правда? — удивилась Виола.

— Правда, — успокоила Амариллис. — Тебе он бы сказал, если что…

Виола задумчиво смотрела на новую подругу:

— Мне кажется, я тебя знаю много лет, будто свою сестру.

— Мне тоже. Но это как раз не удивительно. Я тебя действительно знаю три года, хотя мы не знакомились лично.

— По рассказам Гиацинта?

— И да, и нет! По его молчанию, когда я спрашивала, как ты выглядишь, и что он о тебе думает. Я сразу поняла тогда, что дело очень серьёзное.

— Амариллис, вы же много лет вместе, и он тебя любит, правда?

— Меня? Обожает! — уверенно заявила актриса. — Ясно, и я его очень люблю…

— Тогда почему вы не поженились? Я очень хочу это понять. Ты ведь ему подходишь больше меня.

Амариллис категорически заявила, пожав плечами:

— Глупости. Это совершенно невозможно. Мы слишком похожи.

— Но это ведь хорошо, — удивилась Виола. — Вы понимаете друг друга.

— А вы не понимаете?

Графиня тяжко вздохнула:

— Конечно, я стараюсь, но тебя он встретил раньше.

— Ну и что? Он ждал тебя. — Амариллис тоже села на краю ворот, беззаботно качая ножкой в сандалии. — Хочешь знать истинную причину?

Виола решительно кивнула. Амариллис показала через плечо:

— Оглянись, только осторожно, не слети вниз. Ты их видишь?

Виола поискала глазами два заметных ярких пятна: мужские рубашки белоснежную и ярко-красную. Гиацинт и Натал внизу тоже вероятно беседовали о жизни.

— Вижу.

Амариллис вздохнула ещё грустнее:

— Ну, вот она, причина.

— Натал? Разве он был против?

— Он всегда был исключительно "за" наш союз. Мой брат — золото, и Гиацинт его лучший друг. Он не мог быть против. Но я познакомила их слишком поздно, вернее, они обошлись без меня. И оказалось, Гиацинту старший брат нужен никак не меньше, чем мне.

Мы так тройкой везде и ходили. Нат в те годы носил чёрную итальянскую шляпу с широченными полями, вылитый гангстер, блеск! В театре его из-за нас прозвали "Шарманщик с двумя обезьянками". Из зависти, исключительно! И, за глаза, конечно. Он на прозвище обижался, а мы, то есть "обезьяны", совершенно нет.

Актриса засмеялась, вспомнив о прошлом, потом снова стала серьёзной, немного грустной.

— Ну вот, мы долго жили вместе, и я могла сравнить своё отношение к обоим. И оно оказалось одинаковым. Правда, Гиацинт сообразил первым, что я ему больше сестра, чем подружка. А если обещаешь не упасть, то я, так и быть, открою тебе самую страшную тайну нашей с ним дружбы.

Амариллис выдержала паузу, наблюдая, как Виола крепче вцепилась в камни, показывая, что готова слушать. Амариллис по-доброму снисходительно усмехнулась, действительно похоже на то, как умел граф, и сказала: