Свадебные дары дракона

— Вам подарили его в лавке «Голубика», не так ли?

— Откуда вы знаете? — даже не пытаясь отнекиваться, спросила девушка.

— Знаю, потому что это платье - мое. — Жёстко произнесла я и шагнула к мальчишкам с камнями в ладошках, — а вы, дядюшка Тутта, вкусно кормит вас каждый день?

— Д-да…

— И не берет за это деньги, верно?

— Да.

— Мой отец всегда говорил, что добрые дела любят тишину. И я свято следовала его завету — не кричать о том, что делаешь, а делать. Вот уже десять лет из моего содержания, завещанного мне моим отцом, покойным герцогом Александром тар Кальнесс, выделяются средства аптекарской лавке «Лилия» для того, чтобы каждый нуждающийся смог получить лекарство,— я сделала паузу, давая горожанам услышать и понять то, что я говорю. — Так же и мастерской по пошиву одежды «Голубика», в которую, помимо прочего, я отдаю и свои вещи; оплачиваются обеды и ужины в таверне «Куколка» для всех, кто не может себе этого позволить, а мастерская «Красный каблучок», что на улице Монеток, обует любого, кто по каким-то причинам сам не может себе позволить зимние сапожки или туфельки к свадьбе.

Я говорила и окидывала взглядом притихшую толпу.

— Мой отец, герцог Александр, родился и вырос на этой земле! Он нес ответственность за каждого, кто жил в Эримане и его окрестностях. Вы не помните, вы уже забыли, что до его смерти, у нас не было градоначальника. А был герцог, который понимал нужды простых людей и делал все, чтобы на его земле всем жилось хорошо, была герцогиня, светлейшая Мариэла, которая следила за тем, чтобы ни одна сирота не осталась голодной и без крыши над головой, чтобы ни один старик не чувствовал себя брошенным и ненужным.

У меня дрожало тело, а голос охрип. Я не плакала, я сдерживала слезы. И говорила правду, десять лет назад я отстояла битву с дядюшкой и в память о родителях продолжила их добрые дела. Да, опекун не пожелал брать такие расходы из основного родового счета, ведь на землях Эримана был назначен градоначальник, как того и следовало ожидать, а золото урезалось из моего содержания. Но я не роптала, я знала, что эти деньги пойдут на правильное, благое дело.

— А знаете ли вы, что любимой маминой ягодой, была голубика? А цветами — лилии? Красные сапожки с высоким каблуком, всего десять лет назад, стучали по мостовой во время вечернего променада герцогини, а куколки мама шила для сироток из приютов. — Горло саднило от невыплаканных слез, от того, что приходилось говорить громко, едва сдерживая крик. — Мне говорили, что вы благодарны тому человеку, кто вам столько лет помогал, пусть и не афишируя свою помощь. Я не называла своего имени, надеясь, что и вы, однажды, так же молча будете творить добро! И вот она — ваша благодарность! Кто бы ни стоял на моем месте сейчас, а вы все равно не заслужили ни понимания, ни сочувствия! Я столько лет помогала людям, в которых нет ни капли добра и сострадания к ближнему!

Я замолчала, понимая, что прошлое — прошло. Для них всех память оказалась пустым звуком. Я думала, самое страшное — это оказаться за пределами родины, а выходит, что ужас ждал меня сейчас — понимание, что деяния герцога и герцогини забыты. Что их имена стали пустым звуком, никто уже не помнит, как мама легко могла обнять, успокоить и подлечить малышку, которая ободрала коленки, упав на улице. Ее не смущало ни грязное, видавшее виды платье девочки, ни лишай и вши. Мама не чуралась ни старости, ни болезней. И вот как жители Эримана отплатили!

Боги, за что же вы так?

— Слушайте все! Я — Эстель Этвор тар Кальнесс, дочь Александра и Мариэлы, никогда этого не забуду! Сегодня вы прогоняете меня, а уже завтра пожалеете о том, что сделали. Помните об этом!

Последний раз я окинула взглядом толпу, которая с момента моей речи лишь увеличилась, заполнив собой практически всю дорогу. Часть из людей застыли в окнах, часть выбежала к воротам.

Конечно же, ведь леди Эстель устроила целое представление.

Медленно отвернулась от толпы и, не прибавляя шага, пошла к своему дому, в котором когда-то была счастлива и который вынуждена покинуть.

Меня не останавливали. Гробовая тишина сопровождала мои шаги. Больше никто не осмелился ничего в меня кинуть. И преследовать также перестали.

Я шла и уговаривала себя не плакать. Пока я помню о родителях, и они, и их заветы, и их деяния, живы. Они живут во мне. И я не сломаюсь, я не предам нашу семью. Не опущусь до уровня толпы, которая готова сожрать, даже не разобравшись в причинах.

Я выживу и вернусь. Вернусь забрать то, что принадлежит мне и моим будущим детям. Это мое наследие!

***

Двор встретил меня пустотой и тишиной: ни слуг, ни родственников. Хотя последние понимали, что я приду. Не могу не прийти. Ворота отворились словно бы только и ждали, когда я коснусь их рукой.

Я брела к парадной, уже ничему не удивляясь. Интуиция буквально вопила о том, что дом спешно покидали те, кто въехал сюда десять лет назад.

А чуть позже и доказательства появились. Пустая конюшня, отсутствие слуг, которых на дворе всегда было много, за исключением десяти человек, и то это я позже сосчитала оставшихся.

Пока же я поднималась по лестнице, ощущая тревогу и пустоту.

Меня даже не беспокоил мой внешний вид и запах, который истончали волосы и кожа. Все ушло на второй план.

Двери легко поддались, пропуская меня в просторный холл. Темнота на мгновение оглушила, напугала, но отступать мне было некуда.

То, что здесь нет освещения, не означает, что его нет во всем доме. Я сделала шагов десять прежде, чем остановилась перевести дух. Я знаю каждый уголок своего дома, а потому мне нечего бояться мрака.

— Леди! — воскликнули позади, заставив меня вздрогнуть и резко обернуться. — Леди Эстель, боги милостивые! Это вы!

Запах черного хлеба яростным ветром ворвался в мое сознание. Так мог пахнуть лишь один человек. Моя камеристка. Уже довольно немолодая женщина, которую ко мне приставила еще матушка. А я не пожелала менять ее, когда это предлагала тетушка.

— Вам нужно привести себя в порядок. Я сейчас же приготовлю вам ванну. И поесть, вам непременно нужно поесть. Пойдемте, леди.

— Благодарю, — облегченно выдохнула я, — Мейта, а где все? Почему так темно и пусто?

— Здесь теперь всегда так будет… Пока вы не вернете магию, — горестно выдохнула камеристка, глядя на мои руки. — Пойдемте, леди, пойдемте миленькая, уж я-то знала, что вы скоро придете. И платья вам собрала, ни одной вашей вещички не отдала. Уж будьте уверены.

Так под ее уговоры я и ступила на лестницу. Я знала, что Мейта сначала повздыхает, выдаст самую важную информацию, как ей кажется, и только потом пустится в объяснения. А важным для нее всегда был мой внешний вид, и все, что связано с моими личными вещами.

— Благодарю, Мейта, ты самая лучшая камеристка во всем Ордаре! — оказавшись на пороге своей комнаты, выдохнула я и тихо призналась, — я не знаю, как буду без тебя.

Эти слова дались легко. Еще несколько дней назад я и не помышляла о подобном. А сейчас видела, что по-настоящему близкими людьми мне были совсем не те, кто имел одну со мной кровь.

— Леди Эстель, да я с вами пойду! Ни за что не брошу! — горячо воскликнула камеристка, шокировав меня своим заявлением. — Уж я-то герцогинюшке обещала, что ни за что с вами не расстанусь. Век свой подле доживать стану! Только не прогоняйте уж, леди Эстель.