Свадебный переполох

Глава 11 Все тайное рано или поздно…

Что можно успеть за месяц? С одной стороны, кажется, что почти ничего. Но если посмотреть с другой стороны, то выяснится, что за месяц можно сделать очень много. Арусяк Мурадян за месяц, проведенный в Ереване, успела немало: познакомиться с родственниками и обитателями дома тридцать один по улице Тихого Дона; наладить отношения с двоюродной сестрой Соней; поучаствовать в отправке двоюродного брата Коли в Харьков, куда его решили упрятать после того, как родители Лусине пригрозили сделать из него котлету, если он не женится на их дочери; подружиться с Лилит Айрапетовной, чья квартира превратилась в переговорный пункт; подружить Вачагана и Тимофея, которые прониклись друг к другу такой симпатией, что стали друзьями – не разлей вода; и самое главное – встретить человека, с которым она готова была прожить всю жизнь. Ни о чем не подозревающие родственники за месяц успели расслабиться и приготовиться к предстоящему обручению.

За неделю до предполагаемого обручения с Вачаганом последний прибежал в кафе, где Тимофей и Арусяк ели мороженое и готовились к предстоящему ужину с родителями Тимофея, и сообщил, что купил билет в Воронеж и улетает через три дня.

– Надо что-то делать, – решительно сказал Тимофей. Арусяк уже давно призналась ему, что Вачаган ей никакой не брат.

– Надо, – подтвердил Вачаган.

– Пора слать в ваш азг «миджнорд кин», назначать «харси гин» или делать «ахчик пахцнел», – уверенным тоном сказал Тимофей, который за месяц вызубрил наизусть книгу об армянских традициях и, даже если бы его разбудили среди ночи, мог ответить, какой обряд следует за «хоск арнел» и на какой день после свадьбы совершают «глух лвав» (омовение головы).

– Молодец, – пожал ему руку Вачаган. – Я в тебе не ошибся.

Арусяк, предпочитавшая всем обрядам похищение, вздохнула и посмотрела на Тимофея взглядом, полным тревоги.

– Завтра же и начнем, – предложил Тимофей.

– Завтра так завтра, – согласился Вачаган.

– А можно вместо «миджнорд кина» мой папа придет, а? – поинтересовался Тимофей, зная, что мать его ни за что на свете не согласится участвовать в таких мероприятиях.

– Можно, вы, главное, сегодня не задерживайтесь, а то в прошлый раз я вас прождал час под дождем. – Вачаган укоризненно посмотрел на Арусяк.

– Нет, мы вовремя будем, – заверила его Арусяк.

– Ну, тогда с Богом. И помни: если твои родители обидят сегодня Арусяк, я их зарежу, – сказал Вачаган.

– Не обидят, они у меня люди мирные, – улыбнулся Тимофей.

Мирные люди сидели за обеденным столом в своей уютной гостиной в ожидании встречи с некой Арусяк, пленившей их любимого сына своим умом, красотой и кротостью настолько, что он решил на ней жениться. Елизавета Анатольевна, боявшаяся родства с армянами больше чумы, нервно барабанила ногтями по столу. Борис Иванович Столяров пребывал в глубочайшей печали. Он собирался вывезти в Стокгольм езида Азо. Для этого профессор оформил ему загранпаспорт и выдал приличную сумму денег в качестве компенсации за то, что тот проведет пять рабочих дней вдали от своих коров и баранов. Но неожиданно Азо наотрез отказался ехать, мотивируя свой отказ тем, что сыры, которые он хранил в кувшинах, запечатанных глиной, уже готовы, и пора везти их в Ереван на базар. Борис Анатольевич тщетно пытался уговорить езида, обещал скупить у него весь сыр втридорога и доказывал ему, что тот теряет единственный в своей жизни шанс мир посмотреть и себя показать. Но езид Азо был неумолим.

– Уже год в Ереване не был. Продам сыр – может, поеду. Что мне твой Стокгольм? Ты мне скажи, там лаваш есть? – возмутился Азо, когда Борис Иванович потребовал либо вернуть деньги, либо поехать на конференцию.

– Нет там лаваша.

– И кюфты [14] нет? – удивленно спросил Азо, натачивая свой нож.

– И кюфты нет, – вздохнул Борис Иванович.

– Вот видишь! Зачем мне твой Стокгольм, если там нет лаваша и кюфты? – пожал плечами Азо и с вызовом посмотрел на Бориса Ивановича.

14

Кюфта – фрикаделька.

Увидев в руке горца наточенный нож, Борис Иванович решил, что раздражать езида не стоит, и снова мягко попросил вернуть деньги. В ответ езид вздохнул и сказал, что деньги потратил на приданое для своей сестры, которая скоро выходит замуж. Пообещав себе больше никогда не связываться с езидами, прекратить исследования и покинуть Армению сразу же после конференции в Стокгольме, Борис Иванович сел в автомобиль и поехал в Ереван, где его ожидал еще один сюрприз.

В гостиной сидела мертвецки бледная Елизавета Анатольевна с расширившимися от ужаса глазами. Напротив сидел Тимофей и качал головой, убеждая мать не делать вид, что она проглотила язык. Языка Елизавета Анатольевна не проглатывала, но известие, которое сообщил ей несколько минут назад Тимофей, на какое-то время лишило ее дара речи.

– Он собрался жениться на Арусяк, Боря, он собрался жениться! – завопила Елизавета Анатольевна, увидев мужа.

– Собрался так собрался. Мне-то что? Взрослый мужик, знает, что делает. Черт, как мне теперь без езида ехать?

– Какие езиды, Боря? Ты слышал, что я тебе сказала? – Голос Елизаветы Анатольевны задрожал.

– Слышал, слышал. – Борис Иванович похлопал сына по плечу. – Веди свою Арусяк знакомиться.

– Завтра приведу на ужин, – ответил Тимофей и пулей выскочил из комнаты, оставив безутешную мать и расстроенного отца.

Как только сын исчез, Елизавета Анатольевна подскочила к мужу и стала уговаривать его вразумить сына, околдованного девушкой со странным именем.

– Они тут все ведьмы! Она его приворожила, говорю тебе, Боря, приворожила!

– Ай, хватит тебе уже. Пусть приводит, там посмотрим. – Борис Иванович отмахнулся от истеричной жены и пошел в свой кабинет.

Устроившись поудобнее, он жадно отхлебнул из бутылки с коньяком и откинулся на спинку кресла. Истерика жены была сущим пустяком по сравнению с Азо, разрушившим его голубую мечту – явить своим именитым коллегам настоящего езида.

Наутро Елизавета Анатольевна успокоилась, взяла себя в руки и побежала в косметический салон делать прическу. «Посмотрим, что это за Арусяк. В конце концов, это еще не свадьба!» – подумала она, глядя, как на голове вырастает подобие фонтана – супермодная укладка в исполнении именитого парикмахера Левона, чьи руки творили чудеса с жиденькими волосенками Елизаветы Анатольевны, создавая имитацию густой, пышной шевелюры. Выскочив из парикмахерской, Елизавета Анатольевна побежала на базар выбирать продукты для предстоящего ужина.

На ужин Елизавета Анатольевна, с недавних пор озабоченная и здоровым питанием (в результате чего муж с сыном стали питаться исключительно в ресторанах и кафе), решила подать свои фирменные блюда: суп-пюре из брокколи с сыром, внешним видом напоминавший испражнения младенца, отбивные из капусты и салат из кабачков.

– Что-то они опаздывают, – вздохнул Борис Иванович, брезгливо посматривая на супницу. Он подумал, что поступил очень осмотрительно, заскочив в кафе рядом с домом и откушав шашлычка.

– Может, и не придут, может, она уже передумала? Девушки – они такие ветреные! – поправила прическу Елизавета Анатольевна.

– О, вот и они, веди себя прилично, – прошептал Борис Иванович, услышав шум в коридоре.

– Хм, мог бы и не предупреждать. У меня благородство в крови, – парировала Елизавета Анатольевна.

Все экзамены в институте вместе взятые, первая встреча с Вачаганом и его семейством и куча других событий, при воспоминании о которых у Арусяк подкашивались ноги, не шли ни в какое сравнение с теми ощущениями, которые она испытала в ту минуту, когда входила в квартиру Тимофея, крепко сжимая руку возлюбленного.