Свартхевди - северянин

Странные, кстати, топи. Я только сейчас обратил внимание на одно обстоятельство, сразу бы насторожившее любого лесовика.

Тишина.

Нет, я не имею в виду то, что воплей Скафти Финнсона (Квист еще не пришел в себя, когда я уходил с того памятного островка), неистово тосковавшего по мне, и переживавшего всем сердцем от неизбежности долгой разлуки (он минимум два раза повторил весь имеющийся в его распоряжении запас ругательств, и даже придумал несколько новых, специально для меня), теперь не слышно. Его завывания донимали меня еще примерно с милю, но передвигался я быстро, и по самым приблизительным подсчетам до привала сделал миль десять - пятнадцать, может даже больше.

Нет.

Тишина, которую принято именовать мертвой, вот, что должно было меня насторожить гораздо раньше. Пока я бежал, перепрыгивая с кочки на кочку, слыша только собственное сопение, кряхтение, шуршание болотной растительности под ногами, чавканье грязи да собственные матюги – я не обращал на это внимание, но сейчас… Ни звука вокруг, кроме потрескивания костерка да тихого шороха мороси. Ни звона комаров, ни треска сверчков и прочей живности, ни жабьего хора – и это в начале-то лета! Не к добру это. Даже если животных распугал я (что вряд ли), то комары-то куда делись? Первый признак гиблого места, кстати – живность вся оттуда первым делом уходит, ибо в противном случае чахнет и гибнет. Растения засыхают, люди, без колдовской, либо жреческой защиты, пробывшие там долгое время, потом долго и разнообразно болеют, их мучают кошмары. Зато всяким духам преимущественно, злым, нечисти и нежити – там раздолье, те лезут в такие места, как запойный пьяница в бочку с пивом – с неудержимой лихостью, и собираются там в великом количестве.

Вот угораздило же меня, будто сглазил кто! Но это вряд ли, я бы почувствовал: когда Хильда меня учила, сглазы, порчи и тому подобные приемы подлого своего искусства она показывала на мне же. Сразу же и распознавать, защищаться и снимать учился, заодно, так что понял бы, если б меня прокляли. Скорее, богам чем-то не угодил, или Удача больше не при мне. Но от погони-то я ушел, да с прибытком – тогда что же?

Непонятно.

Нет, впрочем, понятно – нечего мне тут делать, жду рассвета – и к морю. Плевать на лес, на всех, кто там может меня поджидать, плевать на погоню, на Финна, ждущего меня в Хагале – все лучше, чем здесь. Рассвет – и в путь, высосу всю флягу с «Волчьим бегом» досуха, до капли, пускай меня потом наизнанку вывернет – но ночевать тут больше не буду.

Сам себя накручиваю – надо успокоиться… Еще никто не пугает – а я уже все страхи собрал, деду бы не понравилось. Но охранный круг все ж таки поставлю, благо, соли в достатке, да силы еще немного во мне есть.

А гнетущее предчувствие неприятностей никак не унимается.

Надо успокаиваться, и рассуждать разумно.

Что я смогу сделать первым делом, если (когда) за мной нечистые обитатели этих топей явятся?

1)… заорать?...

2)…обосраться?…

Бррр, нет, это всегда успею, долой сии малодушные мысли. А помимо этих очевидных действий, варианты есть?

Чего там боятся гости из Хелльхейма или Нифльхейма? Дед же рассказывал…

Так, умелый жрец владык севера – Асов, может изгнать, призвав на помощь себе силу божества, которому служит. Я не жрец, но помолюсь, хуже не будет, в час великой нужды любой сын Нурдланда, если позовет Асов и будет искренен – то сможет быть услышан. Хотя, боги не любят вмешиваться в дела людей, так что прямо помогают крайне редко.

Что дальше? Боль немертвому можно причинить некоторыми видами металлов – чистое серебро и холодное железо, например. Серебра у меня… а нет, есть, надо же. Пара монет. Второго нет точно. Еще?

Песня скальда поможет, правильный Нид, по идее, всех проймет.

Соль! А лучше – морская вода. Слабых остановит, кому сильнее – причинит боль. Ну и несколько заговоров – но сил для них маловато, а без колдовской силы они только сотрясение воздуха. Несколько разновидностей «темницы духов» еще – это чтобы поймать и удержать злого духа, а чтобы не быть пойманным им? Самому в ней сидеть, пока рассвет не настанет? Так на много видов нежити свет не действует, а жрать и пить тут нечего… Да и силу надо, силу – а с этим проблема.

Мда. Печаль мне.

За всеми этими размышлениями, а также немудреным ужином, состоящим из запасов братцев, и водицы (из их же припасов) я не заметил, как на болото опустилась ночь. Клочья тумана, меж тем, рассеиваться не спешили, наоборот, сгустились даже, хорошо хоть, дождь прекратился, и я напялил на себя провонявшие дымом шмотки – теплые, да подсохли чуток.

А еще я, кажется, засыпаю – «Волчий бег» выдохся, наконец, и на веках, в которых раньше стояли словно распорки, теперь повисли, будто, свинцовые гири.

Тишина, ни звука вокруг. Луна на небе, круглая, такая яркая… Говорят, если долго на нее смотреть, то можно различить в ней женское лицо, прекрасное, как лик самой Фрейи, чья красота воспевалась во множестве саг, дочери Ванов, дарующей любовь и милосердие.

Кто-то говорил, что луна – это зрачок самого Фенрира, кто-то – что это драгоценность, обещанная одному из великанов Етунхейма Асами за строительство, соответственно, Асгарда, и так глупому Етуну и не отданная. Или же это отражается в небесах глаз Одина, тот, что Отец Битв отдал в уплату за возможность отпить из Урда, источника мудрости, охраняемого великаном Мимиром…

А кто-то уверен, что если долго и пристально на нее пялиться – можно стать идиотом…

Я уже стал, наверное, потому что, подняв голову, сквозь накатившую на меня дрему, увидел, как, озаряемый бледным светом луны в мою сторону движется клок тумана. Не издавая ни звука, без ветра, медленно – прямо по моим следам, по той стежке, что я набил, когда добирался до своего островка. Из этого облачка, по мере приближения к островку формировалась фигура, за ней еще одна, еще… Какой странный сон, что бы это значило? Надо будет спросить у Хильды… когда снова ее увижу… что бы это означало, когда снятся фигуры, сотканные из тумана, с черным провалом в том месте, где должно быть лицо…

Не доходя пару десятков ярдов до островка, эта процессия остановилась, будто бы уткнувшись в прозрачную стену. Ха, какая стена в болоте – что за глупый же сон мне снится! Преграда задержала пришедших буквально на мгновение, и лопнула, отдавшись противным высоким звоном у меня в ушах… И первая из фигур двинулась к островку, увлекая за собой остальный… Этот звон, так раздражает, да что же это, комар что ли, или мошка какая – залезла в ухо и теперь мешает мне дальше смотреть эти видения… Я попытался отделаться от надоедливого насекомого, махнул рукой неловко – и здорово порезался. Об собственную секиру, с которой в обнимку лежал.

Вспышка боли от глубокого пореза мгновенно прояснила мой разум до кристально-чистого состояния, а по спине могучим табуном поскакали мурашки, размером с морского волосатого краба, того, у которого панцирь размером с хорошее блюдо, а лапы длиной чуть ли не в ярд.

Страшно стало, короче. Я смеялся, когда мне рассказывали, что можно от ужаса закостенеть, не верил, что можно так бояться.

Но вот можно, оказывается.

Заскреблось, правда, ощущение, что эти эмоции – не мои, надо бороться, сопротивляться, отринуть наваждение, но тут же все мысли смыла новая волна ледяного ужаса.