Свартхевди - северянин

– Никто не смеет называть меня трусом – сказал он мне, и поперся к нам с кустом прямо через полянку.

Когда что-то выстрелило из-под земли и вцепилось ему в сапог – он повел себя, как настоящий воин: не закричал, даже с лица не сбледнул. Яростно рванул ногу, и, оставив сапог в пасти подземного жителя, размахивая руками, рухнул лицом в куст прекрасных цветов, чьи стебли были усеяны нежными, нераскрывшимися еще бутонами. Те не замедлили выдохнуть ему в лицо целый клуб едкой пыльцы, но Уильям даже не подумал отступиться, когда весь в слезах и соплях добрался до боярышника, и вступил с ним в бой, и тот показал ему, почем в Нурдланде селедка. Драную и исколотую «его милость» я долго умывал из бочки, и он признал, что насмехался зря.

Как выяснилось в ходе последующего лечения и общения, прибыл он в гости к отцу, утомившись учебой в «Университете всех наук», что сиял светочем знаний в столице королевства. С отцом он поссорился в первый же день, и послан им был сюда, дабы успокоил нервишки, охотясь и отдыхая в тиши каменных стен замка.

Чем и занялся.

Привез с собой книги (все про любовь), читал их. Пил вино. Вот, поохотиться решил. А все, чтобы тоску унять, по милой сердцу девице, на почве высоких чувств к которой он и поссорился с бароном. Он мне даже изображение ее показывал – картина, примерно ярд на ярд, на ней девчонка – ничего особенного...

Но сох парень по ней ужасно, находя утешение лишь в романах о счастливой любви, и меня заодно одолевая своими печалями – иного собеседника, такого же умного и понимающего, ему найти не удалось. Да и сдружились мы как-то.

– Свааартиии!!! – простонал он мне с самым несчастным видом, подходя поближе – Отец письмо прислал. Хочет, чтобы я женился. Невеста со свитой скоро приедет в Швинау.

– Поздравляю, твоя милость.

– Не хочу я! Отец сосватал Эллис Дорнхольм, не знаю, что теперь и делать...

– Не знаешь, что делать? Так тебе совет нужен? Слушай, Уильям, и проницай мудрость древних – ответил ему я:

Красно говори

и подарки готовь,

чтобы жен соблазнять;

дев красоту

неустанно хваля,

будь уверен в успехе. *

– Но я НЕ ХОЧУ быть уверенным в успехе!!! Моя Беата - самая прекрасная женщина на свете, и я хочу быть только с ней! Она изящна, стройна, ее волосы – золотой водопад, ее голос слаще пения птиц, ее глаза – синие озера, - парень мечтательно возвел очи горе - Ее мать была эльфийкой, и вся красота дивного народа передалась моей избраннице. Но ты же видел ее портрет в моих покоях, скажи, разве она не прекрасна?

Ах, это он про ту деваху… Ну, что сказать: тощая, остролицая, ушастая. Груди нет! Глаза не смотрел, волосы, вроде бы, есть.

– Плоскодо… Гхм – я осекся (негоже обижать приятеля) - И, правда, стройная.

– Вот видишь? А отец настаивает, что я должен жениться на другой! Но я хочу только Беату!

– Ну, так бери обеих – я никак не могу понять, в чем же затык.

– У нас так не принято. Да и не нравится мне эта Эллис.

– Что, шибко страшна? Или - тут мне вспомнился собственный печальный опыт – Гулящая, может быть? Тогда, понимаю! Негоже подстилку в жены брать, да и намотаешь на копье себе чего-нибудь, что не всякий травник вылечит. Но за этим ты ко мне обращайся, помогу по-дружески. Если не отсохнет, то точно здоров станешь...

– Нет, не гулящая, ну, я не слышал про нее такого. Но она выше меня на голову! Что ты скажешь, пристойно ли мне жениться на такой орясине?

Я смерил его взглядом – и правда, высоковатая девица получается. Но не в росте дело, а в удали молодецкой и змие крепком... То есть, в сердце храбром!

– Так что скажешь? – одолевал меня сын барона.

А что тут сказать?

– Люблю длинных девок…

– Бюст слишком большой!

– Люблю фигуристых девок…

– Стерва она, злее не видал! – горячился Уильям.

– Люблю горячих девок…

– Дочь графа Дорнхольма.

– Люблю дочерей гра...

М-да. Не люблю дочерей графа.

Граф - это местный ярл, причем не из мелких. А дочь ярла, это не только две ноги, две груди, один целовальник и много-много приданого, а еще и статус. Товар, если в корень зрить. Ценный, дорогой, им можно купить мир, прекратив вражду, получить союзника, привязать вассала, укрепить дружбу. А за испорченный товар принято виру брать, и, сдается мне, вирой будет голова того, кто осмелился. Это только в сказках так бывает, что молодец добрый, из простых, знатной деве вдул – и тут же пирком да за свадебку. Тут его и знатный отец невесты сыном назовет, и с приданым не обидит. В жизни, полагаю, доброму молодцу быстренько вторую улыбку на горле нарисуют, да прикопают на заднем дворе (а могут и кровавого орла вырезать, если помолвка сорвалась), а знатная дева пойдет за того, за кого отец велит.

– Вот видишь! Но ты, наверное, просто зол на эльфов, а в Беате сильна их кровь.

– Зачем зол? – отвечаю ему – Если тебя свинья укусила, так теперь и бекона не есть? С тех двух, если встречу – сниму немалую виру, а на всех подряд зло таить глупо.

Да и вообще, разговор ни о чем, ведь о вкусах спорить можно бесконечно. Кому-то нравится сушеная рыба, а кому и сочная вырезка.

– Приданое-то большое за этой... Как ее? Эллис... Дают? – поинтересовался я, стягивая с себя пропотевшую рубаху и направляясь к бочке с водой – Золото? Земли? Трэллей? Если земли за ней дают, ты у тестя проси хирдманов старых, опытных, и чтоб не совсем немощных. И у отца проси – нельзя ярлу без дружины, а молодняка сам наберешь, его полно тут по деревням должно быть, раз уж войны или мора давно не было. Старики натаскают, их ведь пивом не пои, дай молодежь погонять – последние слова я проворчал, вспоминая старого Олафа и его сапожищи, тяжесть которых не раз познавал своей задницей.
– Так тебе дешевле будет первое время. И чтобы хольда опытного и верного тебе дали, который бы хозяйство знал и воровал не слишком много. Да про казну уточнить не забудь.

– Приданое? Да что-то дают, я не спрашивал – рассеянно ответствовал мне этот юноша бледный со взором горящим – Сварти, а что у тебя со спиной?

Я все-таки склонил пышнотелую хохотушку Иви прогуляться на сеновал при замковой конюшне, так что на спине красовались длинные багровые боевые отметины. Хвастаться своими достижениями на ниве склонения замковой прислуги женского пола к сожительству я не стал, ибо товарищ мой мучился жаром любви, мечтая лишь об одной вобл... Стройной красавице, да и радостей блуда пока что познать, как-то, не удосужился. Недостойно похваляться красотой одежд перед слепым – так батя учил, а он зря не скажет! Вот если спросит сынок баронский дружеского совета, как даме сердца своей под юбку попасть, и что там, собственно говоря, делать, так и искореню невежество, а пока – пусть его.

– Это я упал, Уильям... На грабли...

– А, ну да, ну да, грабли... – скептически хмыкнул Уилл - Ты береги себя, Сварти, а то слышал я в замке, как дружинники собирались одному садоводу черенок вырвать, за то, что по чужим грядкам ползает. А, кстати – спохватился парень – Я ведь чего пришел-то: вести есть, для тебя скверные.

– Зарядил – так стреляй, – пробулькал я из бочки.

– Ульрик же вернулся вчера, знаешь?

– Теперь знаю...

– Вчерашним вечером Ансельм с ним и капитаном Андрэ вина напились, того, которое колдуны в лаборатории своей гонят, так Ульрик хвастался, что за ломаную медяшку кошель золота поднял. Тебя имел в виду.

– Ммм?

– Говорил, что только на ингредиентах, что ты вырастил за весну, не меньше трех марок золотых себе в карман положил, а всех затрат – семена да кормежка для раба.

– Я не раб. Я лойсинг – тяжело вздохнулось мне – Должник, чтоб ты понял. Меня нельзя продать или убить, можно работу дать, пока не выплачу долг. Да и вылечил меня старик, я ему должен золота и в том Всесильным клялся. Три марки, говоришь? – мне стало немного удивительно: за сено, пускай и редкое, платят золотом...