Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Подарки и денежные подношения благосклонно принимаются.

Неявка по уважительным причинам принимается к сведению.

Жених

Невеста

Свадьба то ли с жуликом, то ли с сумасшедшим с дворянско-подзаборной фамилией Черняев-Бастардов, к счастью, не состоялась, тут, как говорится, помогло несчастье – мама скоропостижно скончалась.

Рассказав об этом, мой собеседник надолго замолчал.

А об отце Евгений Алексеевич

говорил радуясь и смеясь. Отец не верил в свою смерть, похоже и Золоторотов не верил в принесенное из далекой мордовской зоны об этом известие, да мне самому иногда начинало казаться, что веселый старик с лысым черепом, крепкими челюстями и могучими руками появится однажды в «Маяке» и воскликнет сипло и басовито: «Ох и ловко!».

О зоне, где провел три с половиной года (вместе с предварительным заключением получилось четыре), Евгений Алексеевич рассказывал сдержанно и просто, и при этом глаза светились счастливым светом.

Слушая его рассказы об обиженных, я не раз смеялся…

Кстати, внешней причиной того, что они там, в «Ветерке» уверовали, был ветер, точнее – тяга в печи кузницы, куда герой моего романа сунул трижды переписанный «Левит», когда внезапно на промке начался шмон. Тяга подняла рукопись в воздух, а ветер разнес их над зоной и опустил на головы опущенных.

А у собачки была ложная беременность, у них это часто бывает.

Ну и главное, хотя непонятно, что во всей этой истории считать главным…

– Основное состояние там – одиночество, нервное, напряженное одиночество: все время среди людей и все время один…

Золоторотов произнес эти слова тихо и доверительно, вздохнул и продолжил, говоря так, как будто говорил их не раз:

– Жизнь на зоне уныла и однообразна, души пустеют и скукоживаются, причем не только у заключенных и охранников, но и у тех, кто остался на воле. Это, знаете, как со смертью, с насильственной смертью – убивают не одного, но всех, кто знал убитого и любил, пусть не до смерти, но тоже убивают – мать убитого, любимую убитого, детей убитого…

Я слушал Золоторотова, смотрел на него, как бы сливаясь с ним – то, что происходило там с ним, происходило здесь со мной, и, кажется, в тот момент, он превратился в ты…

…Однажды ты почувствовал на себе чей-то взгляд.

Там каждый взгляд, каждое намеренное движение, брошенное невзначай в чей-то адрес слово имеет свой подтекст. Зэки не смотрят друг на дружку с тем, чтоб и на них никто не смотрел, – если ты посмотрел на кого-то, значит тебе от него что-то нужно. Но может ли он дать то, в чем нуждаешься, да и захочет ли?

И еще надо помнить, что только прося кого-то о чем-то, уже становишься его должником. Если просьба – рубль, то взгляд – десять копеек, а на зоне это тоже деньги.

А он смотрел…

Не в открытую, нет, но – посматривал, поглядывал, наблюдал.

С интересом, удивлением и неприятной такой усмешечкой, когда лежал на шконке у окна с книжкой.

– Что? Что он читал?

– Детективы.

– Детективы? Где он их брал?

– В библиотеке…

…Странное зрелище представляла из себя ветерковская библиотека. Это была большая квадратная комната, от пола до потолка заставленная стеллажами, на которых пестрели яркими обложками тысячи дешевых детективов новейшего времени. Александра Маринина и Дарья Донцова выделялись там особо и стояли отдельно, как выделялись и стояли отдельно в советских библиотеках классики марксизма. Однажды там оказавшись и увидев картину, напоминавшую полки

советского гастронома, заполненные трехлитровыми банками березового сока и консервами «Завтрак туриста» – вроде еда и питье, но ни есть, ни пить нельзя, больше ты туда не заходил.

Хотя вряд ли в «Ветерке» так уж любили детективы, там вообще не очень любили читать.

А он читал по детективу в день. Лежал и читал.

– А он разве не работал?

– Нет.

– Разве такое возможно?

– Возможно. Или деньги его работали, или начальство приказало. Потом, у нас же были инвалиды, больные… Вообще, про него разное говорили…

– Например?

– Например, что он работает на органы и что его отсидка у нас, небольшая кстати, это то ли отмазка от гораздо более серьезного обвинения, то ли выполнение какого-то секретного задания.

– Секретное задание в вашем отряде?

– Нет, конечно… Но он не сразу попал в наш отряд и сам к нам попросился.

– Разве такое возможно?

– А почему нет? В петушатник конкурса нет.

– Как он выглядел?

– Как выглядел… Выше меня, шире в плечах, круглолицый… Глаза темные, круглые… Нос картошкой и губы красные, полнокровные… Темные волосы… Он был притягивающий и одновременно отталкивающий…

– Его фамилия – Космачев?

– Да, Космачев.

И не только смотрел, но все время пытался остаться наедине.

Я избегал этого, но однажды, замешкавшись, остался.

Это было в нашем бараке, в обиженной, как там говорили, хате.

Он неслышно появился из-за спины, смущенно улыбаясь и заглядывая в глаза, держа в опущенной руке детектив с заложенным на нужной странице указательным пальцем.

– Напрасно вы ко мне так относитесь, – заговорил он с легкой укоризной. Голос у него был мягкий, обволакивающий, уговаривающий

– Как – так? – спросил ты, напрягшись и глядя в сторону.

– Неприязненно. С подозрением. Я не желаю вам зла. Если человек смотрит на другого человека, это не значит, что он от него чего-то хочет. Я сам могу вам помочь. Деньгами, едой, лекарствами…

– Спасибо, мне ничего не нужно, – глухо проговорил ты, по-прежнему на него не глядя. Ты очень нуждался тогда в лекарствах – изнуряюще-беспрерывно тупой саднящей болью болел желудок, но от этого человека не взял бы ничего, даже если бы умирал.

– Дело в том, так получилось, что я с вами заочно знаком и много о вас знаю.

Ты скосил на него недоверчивый вопросительный взгляд.

Он улыбнулся.

– Не все, разумеется, но много… Я, например, видел, как вас брали – по телевизору показывали. Вы меня сразу тогда заинтересовали. Я потом ни одной публикации про вас не пропускал, читал в газетах. Я ставлю себя на ваше место… Нет, я бы так не смог. Вы сильный человек.

Ты молчал. Была весна, ранняя весна одна тысяча девятьсот девяносто девятого года. В открытую форточку вместе с холодным порывистым ветром доносились голоса старательно, но не очень слажено поющих на ходу людей:

– Христос воскресе из мертвых,Смертию смерть поправ…

Была Пасха, апрель месяц… Трава еще не пробилась, все оставалось серым, и чудом виделась расцветшая вдруг россыпь крашеной яичной скорлупы под ногами. Невидимыми текучими потоками ветер разносил над зоной идущий из церкви ванильный аромат куличей, он даже до вас доходил – туда, где вы работали, и ощущался, как запах рая в аду.

Поделиться с друзьями: