Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Шрифт:
Хироко показала ей рисунки головы, которую для сохранности заспиртовала в большой банке. Тетушка Найа предпочитала рассматривать фотоальбомы. Было уже за полночь, когда совсем рядом раздался крик совы. Найа, вздрогнув, подняла голову и озабоченно прищурилась.
— Дьявольская птица. Она поет, когда чует смерть.
Хироко улыбнулась:
— Я думаю, она учуяла всего лишь жирную крысу.
Тетушка Найа, неудовлетворенная ее ответом, все дрожала.
— Ну, пойдем тогда. Если Муадакуку честная жена, то должна уже спать. Возьми фонарь.
Она потушила керосиновую лампу, и они вышли из
Задняя дверь была не заперта. Тетушка Найа осуждающе хмыкнула и вошла в дом. Через открытую дверь луна светила в длинный коридор, тянувшийся через все здание. Считая двери, она остановилась около кладовой. Этунди часто брал у пигмеев детенышей макак и шимпанзе и перепродавал европейцам в городе. Он держал несчастных пленников в кладовой, рядом со своей спальней.
Конечно, дверь была на замке. Найа указала на комнату Маджоли, ключи хранились у первой жены. Она вошла в ее комнату, прикрыв за собой дверь. Деревянные ставни не пропускали света, в комнате было темно. Найа включила фонарь. Его луч выхватил из темноты кровать под москитной сеткой, железные ящики, поставленные один на другой, маленький стол с керосиновой лампой. Маджоли редко меняла свои привычки. Все деревня знала, где она хранит ключи. На столике стояла голубая ваза, пустая, без цветов. Найа перевернула ее вверх дном, и связка ключей упала ей в руку.
Две женщины крадучись пересекли коридор. Пока она подбирали нужный ключ, время тянулось раздражающе медленно. Наконец раздался долгожданный щелчок. Они проскользнули в кладовую.
Зверек лежал на дне деревянного ящика, в его больших глазах отражался луч фонаря. От животного распространялось удушливое зловоние. Поблекший влажный мех весь покрылся зеленоватой жижей фекалий Поддон клетки тоже был испачкан. Почувствовав, что в комнату вошли, пленник дернулся, но тут же безнадежно застыл.
— Эге, — удрученно произнесла тетушка Найа.
— За ним нужен правильный уход, — шепнула Хироко, — не можем же мы просто оставить его умирать.
Найа вздрогнула. Детеныш принадлежал Этунди, а тому, в общем, не важно, будет он жить или нет.
— Надо бы его взять — сказала Хироко. — Я бы показала его моему шефу в столице. Он бы позаботился о нем. Под присмотром специалистов, — оставаясь, конечно, собственностью Этунди, — у него было бы больше шансов выжить.
Найа поразила настойчивость Хироко. Она осветила фонариком ее нежное круглое лицо: оно ничего особенного не выражало.
Неопределенно пожала плечами. Одно дело — фотографировать детеныша, но позволить иностранке украсть его…
— Давай фотографируй, — шепнула Найа, — кто-то идет по дороге — слышны голоса.
Хироко медлила:
— Да-да…
— Тс-с-с! — Тетушка Найа выключила фонарь. За окном кто-то громко смеялся. Потом с шумом распахнулась дверь одной из комнат, кто-то пробежал мимо
кладовой. Послышался изумленный мужской голос, потом звуки шумной возни. Высокий, испуганный женский голос повторял: «Вор!» Гневный голос Этунди (они узнали его) перекрывал крики женщины.— Что происходит? — спросила Хироко.
Найа хихикнула:
— Вернулся Этунди, а у Муадакуку в комнате, похоже, был любовник. Этунди видел, как тот выбежал из дома.
Скоро звуки ударов стихли, а вопли жены перешли в глухое рыдание. Этунди рассерженно орал. Слышно было, как в коридоре открывались и с треском захлопывались двери. Найа подтолкнула Хироко к дальнему углу кладовой, заставив ее пригнуться.
— Он обыскивает дом, — объяснила она, — проверяет, не украли ли чего. Я оставила ключ в двери.
— Он найдет нас.
— Может, и нет. В темноте сойдем за пару мешков какао.
Дверь напротив, в комнату Маджоли, с шумом распахнулась и захлопнулась. Открылась дверь кладовой. Приземистая фигура Этунди появилась на пороге с керосиновой лампой. Женщины съежились, прячась в тени, и затаили дыхание.
Они выжидали. Знахарь, подняв лампу, вошел. Он не смотрел в их сторону и скорее всего не подозревал об их присутствии. Его взгляд остановился на детеныше. Он поднял лампу повыше, и тут яркое платье Найа попало в круг света. Вздрогнув, Этунди издал удивленный возглас.
Найа встала и вышла вперед, надеясь отвлечь внимание от прятавшейся сзади японки. Но Хироко не поняла ее движения и тоже встала. Этунди уставился на них.
— Мы не воровать пришли, — сказала Хироко. — Мне нужно было посмотреть на животное, которое вы купили у пигмеев. Оно, возможно, имеет разум. Может быть, оно из другого мира. Таких животных нет на Земле. Ему нужна помощь. Он очень ценный, может быть, бесценный. С помощью специалистов он может выжить. Вы должны дать разрешение на его обследование. Вам заплатят…
— Заткнись! — крикнул Этунди.
Нараставший гнев пересилил его изумление и какое бы то ни было благоговение перед иностранной студенткой.
— Знаю я, как платит правительство — обещаниями. Фетиш мой! Я его купил. Убирайся из моего дома! — Он схватил ее за руку и выволок за дверь.
Увидев фотоаппарат, он вырвал его у Хироко и, бросив об пол, принялся яростно топтать. Когда ничего, кроме осколков, не осталось, он поднял на нее холодные, злые глаза:
— Если я еще раз увижу тебя в моем доме, я пожалуюсь начальству. Я скажу им… все, что требуется, и тебя вышлют в двадцать четыре часа.
Хироко сопротивлялась, но Этунди грубо волок ее по коридору Тетушка Найа, вышедшая следом, знаками показывала ей не поднимать шума. И Хироко позволила вытолкать себя из дома знахаря.
Этунди вернулся, чтобы разобраться с женщиной, которую когда-то хотел видеть своей женой.
— Ты привела ее сюда! Наглая шлюха! Ты открыла кладовку, показала ей мой фетиш. Как ты посмела! Что за человек был с вами?!
Найа не ответила. На самом деле он злился из-за Муадакуку, но ярость мешала ему слушать. С налитыми кровью глазами он приблизился, дыша перегаром. Казалось, будто у него в животе прокисло все, выпитое за вечер, и теперь выходило ядовитым паром. Давние ненависть и отвращение поднялись в ней, она знала, что это за человек.