Свет Черной Звезды

Долгая пауза и кесарь добавил:

— Мейлина не хотела жить. Я пытался, объяснял, доказывал — она не хотела жить, а я не мог винить ее за это, вина была исключительно на мне. И тогда я дал обещание, что если она будет жить, в Рассветном мире больше не будет войн. Войн и сильных магов, способных поднять народ на восстание.

Я смотрела на кесаря, с диким пониманием случившегося, стремительно переворачивающим все мое представление об истории, о ситуации с подвластными королевствами. И от этого понимания ни на миг не становилось легче… только больней. Араэден отчетливо видел это, но все равно продолжил:

— Я захватил и объединил человеческие королевства, заключил мир с теми из орков, кто ограничивался определенными территориями — Степные, во главе которых тогда еще стоял не ТаШерр, Горные — живущие на севере и Лесные, твой шенге тогда был лишь младшим вождем. Алое пламя и его потомки выступили против. У них не было территорий, сильное племя алчущее земель, женщин и власти. Собственно ТаЭрхадан принадлежал к этой власти силы. Я никогда не жалел, что уничтожил их.

Мой взгляд кесарь встретил, не опустив собственного, он действительно никогда не жалел.

— Мейлина осталась на освобожденной территории, — произнес Араэден. — Она хотела лично проследить, чтобы те, кто убил ее мать, больше никогда не рождались. Следила… но каким-то образом пропустила момент рождения и перерождения Динара Грахсовена. Сначала пропустила, а после умоляла меня не трогать того, кто стал ей как сын. Это была та причина, по которой Динар остался жив после возвращения из Готмира.

Невольно вздрогнув, выпустила его руку, собственные руки сложила на груди, и достаточно враждебно спросила:

— А я?

Кесарь протянул ладонь, прикоснулся к моему колену, обтянутому мокрой тканью, и устало ответил:

— А ты родилась благодаря мне, нежная моя. Благодаря моему вмешательству и тому, что я настоял на свадьбе Ароиля и Ринавиэль, этот брак был слишком не выгоден обеим династиям. И ко всему прочему от твоего отца была беременна так же старшая сестра твоей матери.

Я как сидела…

— Прости, — грустно улыбнулся кесарь.

— За что? — я невесело усмехнулась.- За правду о моем отце? Мне было известно, что он никогда не страдал верностью моей матери, при всей любви, которую скорее демонстрировал, чем не скрывал.

— Он все же любил, — счел нужным сказать кесарь.

Я лишь пожала плечами. Любовь – это то удовольствие, которое люди моего положения никогда не могли особо себе позволить, слишком велика ответственность за всех тех, кто от тебя зависит, так что для чувств… едва ли остается место.

— Интересно, — я посмотрела на супруга, — а что, если бы я родилась мальчиком?

Кесарь улыбнулся. Несколько долгих секунд смотрел на меня, а затем тихо произнес:

— Кари, прошло почти триста лет, ты полагаешь, я мог надеяться на то, что мои близкие все еще живы?

Я промолчала.

Араэден усмехнулся и пояснил:

— Я растил тебя как политика. Лучшего из всех в Рассветном мире. Слишком отчетливым было понимание, что вернувшись в Эрадарас я застигну лишь руины былого величия, но я принес мир в твой мир, я надеялся, что ты сможешь сделать то же и для моего.

Усмешка превратилась в грустную улыбку и кесарь добавил:

— Родись ты мальчиком — это разом решило бы множество проблем. Но этого не случилось. В чем-то жаль, в чем-то нет. Да, будь ты мужчиной, все было бы проще, но мне кажется лишь женщина может нести в себе столько жизни, столько жизненной силы, и быть достаточно гибкой, для того чтобы не ломаться и оставаться сильной несмотря на все обстоятельства. И в тебе столько жизни, нежная моя, столько упрямства и упорства, столько огня…

Его ладонь бессильно соскользнула с моей ноги и осталась на полу, я сдержала порыв прикоснуться к ней, пытаясь хотя бы согреть. С одной стороны мне было так тяжело от всего услышанного, а с другой – все обретало кристальную ясность. Правда легче от этого не становилось тоже. Понятнее, но не легче.

— «Слишком отчетливым было понимание, что вернувшись в Эрадарас я застигну лишь руины былого величия, но я принес мир в твой мир, я надеялся, что ты сможешь сделать то же и для моего», — повторила я сказанные им слова и вопросительно посмотрела на кесаря. — Не совсем поняла, — призналась супругу.

С усмешкой глядя на меня, он объяснил:

— Я бы не смог. Вернись я сюда спустя триста местных лет, я бы не смог… Но и бросить мир, поделившийся силой со мной и поддерживающий жизнь во мне едва я покинул утробу матери, не мог так же. До той встречи в твои пятнадцати лет, я собирался перенести тебя в Эрадарас и передать управление в твои руки. Я знал, что ты справишься. Я знал, что ты сможешь сделать для Нижнего мира гораздо больше чем я.

И учитывая, что он подарил моему миру собственно более чем трехсотлетний мир, по справедливости мне полагалось сделать не меньшее. Да, тяжелый миг осознания долга перед тем, кого я всегда считала злом.

— Я им всегда и был, — усмехнулся Араэден.

— Я тоже никогда излишней добротой не отличалась, — ответила рассеянно.

А потом с морозным ознобом, вызвавшим ощущение затаившегося в груди ледяного ужаса, я повторила про себя: «Но и бросить мир, поделившийся силой со мной и поддерживающий жизнь во мне едва я покинул утробу матери, не мог так же». Медленно подняла взгляд и посмотрела в ледяные практически погасшие глаза кесаря, боясь, в то же время понимая, что не могу не спросить.

— Что вы сделали? — голос сорвался на последнем слоге. Я судорожно сглотнула, и спросила уже громче и отчетливее: — Мой кесарь, что вы сделали?

Араэден не ответил, лишь по губам скользнула странная улыбка.

«Бросить мир, поделившийся силой со мной и поддерживающий жизнь во мне», — повторила про себя, пристально глядя на супруга.

— Так вот по какой причине вы были бессмертны! — догадалась я.

— Ты всегда была умной девочкой, нежная моя, — усмехнулся кесарь. А затем уже совершенно серьезно произнес: — Отныне бессмертием обладаешь ты. Не уверен, что сделал тебе достойный подарок, видит Свет, слишком часто я желал бы умереть, но не обладал подобной возможностью.

Сидя перед ним я молча смотрела на Араэдена, но гнев поднимался волной.

— Я не просила о бессмертии! — слова сорвались практически с шипением.

— Я знаю, — кесарь смотрел на меня вновь с улыбкой, — ты просила лишь дважды, один раз, чтобы я не трогал шенге, и второй раз, чтобы не убивал Динара. Я выполнил обе просьбы, нежная моя.

— Еще я просила о разводе, — горло сжало спазмом.

— Мы поступим лучше, я сделаю тебя вдовой, — усмехнулся кесарь.

Я не видела повода для улыбок, ни единого повода.