Свет Черной Звезды

— Ты верила в его любовь, я не хотел делать тебе больно, нежная моя.

Благими намерениями…

— А что изменилось сейчас? — прямо спросила я.

Легкая полуулыбка, ледяной взгляд и убийственно спокойное:

— Я предупредил, Кари. Ты сделала выбор.

Я отвернулась, кесарь мгновенно прижал к себе, не позволяя забыть ни на мгновение о том, что он рядом, и уже навсегда. Коснулась пальцами его обнявшей мою талию ладони, скользнула пальцами по его руке, венам на ладони, пальцам… Мне оказалось неимоверно сложно это принять, то, что мы теперь вместе, и не как временные союзники, вынужденные супруги или единая команда, а мужчина и женщина… Дохлый гоблин, да я как-то еще себя и женщиной не воспринимала вовсе.

— Понимаю, что сложно, — он наклонился, прикоснулся губами к моим волосам, мягко переместил поцелуй на висок, и ниже, скользнув по щеке.

— Ты действительно понимаешь, как сложно быть женщиной? — съязвила я.

Усмехнулся, нежно поцеловал.

И я бы таяла в его объятиях, да что там говорить уже один раз растаяла, и даже не раз, но… это пресловутое «но»… у меня было какое-то четкое ощущение, что я перешла на сторону зла.

— И как? – поинтересовался кесарь.

— На стороне зла? Удобненько, — призналась я, — матрас хороший… Обстановка правда, пугающая.

И тихо спросила:

— Как ты жил здесь?

Не то чтобы я ожидала ответа, зная кесаря, но он все же ответил и я вздрогнула от его тихого:

— Как зверь.

Он помолчал, переплетая наши пальцы, нежно поглаживая, и явно с трудом подбирая слова.

— С большим трудом, — усмехнулся кесарь.

Нежно поцеловал, скользнул губами по щеке вниз, остановился, целуя плечо, а затем тихо спросил:

— Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— Очень хочу, — даже не ответила, скорее попросила я.

Араэден усмехнулся, вновь прикасаясь губами к моей коже, и начал рассказывать:

— Давным-давно, примерно тридцать два года по летоисчислению этого мира, на свет родилось чудовище. Плод слабости не сумевшего защитить свою женщину мужчины, и результат насилия того, кто любил причинять боль. Чудовище родилось прежде, чем покинуло тело матери. Оно начало осознавать себя раньше, с трудом сохранив разум среди тысячи чужих наполненных эмоциями ненависти мыслей. О том, что его уничтожат, едва он родится на свет, монстр знал. Знал со всей отчетливостью. Даже знал как.

Кесарь умолк, его пальцы почти невесомо прикоснулись с к моим, после сжали и Араэден продолжил:

— До отрубания головы мой номинальный отец не додумался, нежная моя, но все остальное испытал с лихвой.

— Дилетант! — своеобразным образом попыталась поддержать я супруга.

— И не говори, — улыбнулся он.

Некоторое время мы молчали, я молчала даже мысленно, с замиранием сердца ожидая продолжения, но кесарь молчал. Он очень долго молчал, затем продолжил:

— Чудовища взрослеют быстро, еще быстрее учатся давать отпор. Когда император Эрадараса понял это, монстр был заточен в башню, две стены вокруг нее образовывали три круга защиты, которую, по мнению эларов пересечь не был способен никто. Но чудовище превратило клетку в логово, крайне защищенное, неприступное логово. И выцарапало себе еще семь лет жизни.

Я судорожно выдохнула. Жалости не было, было четкое понимание – они просто плохо знали кесаря. Они его очень плохо знали. Я бы даже сказала — совсем не знали. Потому что то, что для всех будет глухой стеной, кесарь превратит в ступеньку. Просто очередную ступеньку наверх. И станет еще выше, в то время как его враги останутся на прежнем уровне.

— Да, — подтвердил Араэден,- ты понимаешь.

Я понимала… не уверена, что мне было от этого легче, но с другой стороны — кесарем можно было восхищаться. Просто бесконечно восхищаться, четко осознавая — такие как он, не подстраиваются под окружающую действительность, они эту действительность ломают и выстраивают по собственному желанию, и для себя.

«Мир принадлежит мне!»…

— Надеюсь, мой кесарь, номинальный отец погиб столь же мучительно, как и фактический, — прошептала я.

— Мучительнее, — Араэден продолжал нежно целовать мое плечо, — дети более жестоки, любовь моя, и если в сражении с Властителем Ночи мне пришлось именно сражаться, то уничтожение императора Эрадараса являлось чем-то сродни избиению младенца…

— Ну, если так посмотреть, это фактически была месть младенца, — улыбнулась я.

— Фактически, — выдохнул кесарь.

И замолчал.

— Что было дальше? — тихо спросила, прикоснувшись к его пальцам.

— Борьба, — ответил вполне ожидаемое Араэден, — за власть, за империю, за народы, что присягнули мне в верности, за единство Эрадараса, на тот момент состоявшего из самостоятельных Великих Дворцов. И неизменное противостояние тех озаренных светом, кто не считал равным себе выродка Властителя Ночи. И Тэнетр воспользовался этим, начав полномасштабное вторжение.

Гоблины недобитые! В смысле уже добитые, к счастью Арахандара добили, и как же меня это радует. Все остальное, правда, не очень…

— Рассказать тебе другую сказку, нежная моя? — насмешливо поинтересовался кесарь.

— Угу, про вождя, очень выносливого, который всех фактически…

— Спошлишь?

— Нет, не буду, — я даже натянула покрывало повыше, прикрываясь под взглядом кесаря, в смысле прикрывая грудь, и тут на память пришел ну очень памятный момент, когда кесарь касался обнаженной груди Аршхана…

— Не смей! — прошипел император.

— Выглядело очень эротично, — все-таки съязвила я.

— Едва ли, — не согласился муж.

— О, поверь, мне со стороны было виднее, — продолжала вредничать я.

И я даже восстановила в памяти картинку бьющегося в цепях Аршхана и с самым каменным выражением на лице высасывающего из него энергию кесаря…

— Нежная моя! — очень ласково произнес Араэден.

Убийственно ласково, тоном который был хорошо знаком не только мне, но и всем айсирам Рассветного мира, это была та ласковость, за которой неизменно следовал удар, но…

— Эротично! – откровенно обнаглела я.

И с вызовом посмотрела на кесаря, ожидая санкций. Санкции последовали незамедлительно – рука императора очень плавно переместилась с моей талии, чуть пониже, я бы даже сказала существенно ниже. Но после всего, что между нами уже случилось, это не напугало вообще ничуть.

— А если бы сжал грудь, было бы прямо как с Аршханом, в смысле — ну очень эротично! – и я мило улыбнулась супругу.

Кесарь в демонстративной ярости сузил глаза, но после наклонился и поцеловал, так бесконечно нежно, что я сходу поняла – можно наглеть и дальше, и больше, и в целом практически бесконечно уже.

Но мысли о том, что наглеть можно запредельно, исчезли почти мгновенно, их смыло как пыль с травы теплым летним дождем, их унесло быстрой рекой, и они исчезли где-то там, в океане той нежности, которую могло подарить только настоящее чудовище, самый жестокий из монстров этого мира.