Свет дня

Харпер кивнул.

— Ну а как теперь с Фишером?.. — начал Миллер, оскалив зубы так, будто хотел кого-то съесть. — Ведь…

Харпер не дал ему договорить.

— Давай-ка лучше пройдем в дом, Лео, — решительно предложил он. Затем повернулся ко мне: — Артур, пока можете поставить машину в гараж, но она, возможно, снова понадобится мне попозже для поездки в Пендик. Сварите себе кофе там, на кухне, и, пожалуйста, никуда оттуда не уходите. Тогда, если мне вдруг срочно понадобится, я буду точно знать, где вас найти.

— Хорошо, сэр.

Зайдя на кухню, я сразу же заметил, что кто-то — несомненно, миссис Хамул, кто же еще? — уже перемыл посуду и вычистил все вокруг. Угольки в кухонной плите еле тлели, но я даже не попытался вновь их разжечь. Вместо этого нашел в шкафу бутылку красного вина и тут же ее открыл…

Сказать, что я спокойно выпил хорошего красного вина, сел за стол и наслаждался жизнью, было бы большим преувеличением, ибо меня крайне беспокоил тот простой факт, что стрелки часов уже подходили к десяти тридцати, а сеанс связи был ровно в одиннадцать, и ни секундой позже. Хотя, честно говоря, меня беспокоила не столько перспектива пропустить сам радиосеанс, сколько невозможность предупредить Туфана о пустых дверях машины! Неожиданное ранение Фишера, само собой разумеется, существенно нарушило планы «шпионов» и, скорее всего, вынудит их срочно внести в них определенные коррективы. Ну а что, если эти «коррективы» приведут к тому, что мне придется весь вечер — а может, даже и всю ночь — возить Харпера в этот чертов Пендик и обратно? Значит, тогда надо срочно написать донесение, вложить его в пустую сигаретную пачку и пытаться незаметно выбросить ее рядом со светло-серым «опелем». Другого варианта вроде нет и не предвидится… Я прошел в смежный закуток для мытья посуды — на тот случай, если Харперу вдруг придет в голову зайти за мной на кухню, — и на обрывке оторванных мной обоев быстренько написал коротенькое сообщение: «За обшивками дверей уже пусто. Проверьте гараж рядом с испанским консульством»… Проделав все это, я неожиданно почувствовал себя намного лучше. Моя вторая задача на этот вечер, а именно поиски этой загадочной карты, меня вообще не волновала. Более того, учитывая последние драматические события, я, как это ни покажется смешным, попросту о ней забыл. Забыл, и все тут!

Стрелки часов показывали половину двенадцатого. Я уже почти прикончил всю бутылку вина, когда в кухню стремительно вошел Вальтер Харпер собственной персоной. Я тут же вскочил на ноги.

— Простите, что заставил вас столько ждать, Артур, — сказал он, — но, видите ли, у нас с Миллером неожиданно возник, так сказать, дружеский спор, поэтому мы хотели бы попросить вас помочь нам его разрешить. Не возражаете?.. Вот и прекрасно. Тогда будьте любезны, пройдите со мной…

Я, естественно, без малейших возражений и даже не поинтересовавшись, в чем, собственно, дело, проследовал за ним через столовую и вдоль прохода, в ту самую угловую комнату, в которой видел их всех в окно предыдущим вечером.

Она оказалась Г-образной формы и даже намного больше, чем мне тогда показалось. И неудивительно: ведь в окно я видел только ее «короткую» часть. Длинная же тянулась почти до самого холла. Там был низенький помост, на котором стояло концертное пианино. И вообще вся эта часть комнаты выглядела так, будто в свое время ее использовали исключительно для некогда весьма модных «музыкальных» или «званых» вечеров.

Мисс Липп и Миллер сидели у старинного секретера. Фишер прямо за ними в кресле, запрокинув голову назад и молча уставившись застывшим взглядом в потолок комнаты. На какой-то момент мне даже показалось, что Фишер потерял сознание, — настолько неподвижно он сидел, — но, когда я подошел ближе, он тут же медленно открыл глаза, медленно опустил голову и уставился на меня. Вид у него был просто ужасный…

— Садитесь, Артур. Вон туда, пожалуйста. — Харпер кивнул в сторону стула, стоявшего напротив Миллера.

Я послушно сел на него. Мисс Липп не спускала глаз с Миллера, а тот, в свою очередь, внимательно наблюдал за мной через свои очки без оправы. Зубастая улыбка, как всегда, не исчезала с лица, но теперь она была, скорее, похожа на злобную гримасу.

Харпер облокотился на спинку низенькой кушетки. Чуть помолчал, видимо собираясь с мыслями, затем наконец сказал:

— Собственно, проблем у нас не одна, а две, Артур. Но сначала скажите мне вот что: сколько времени потребуется, чтобы добраться до Пендика в это время суток? Столько же, как и днем?

— Нет, скорее несколько меньше. Правда, это будет зависеть от парома на Ускюдор.

— Как часто он ходит поздно вечером или ночью?

— Каждый час, сэр.

— Значит, если мы не успеваем на очередной, у нас уйдет больше двух часов, так?

— Да, так, сэр.

Харпер повернулся к Миллеру:

— Итак, вот что мы имеем: два часа до Пендика, два часа на уговоры Джулио, а затем по меньшей мере еще пара часов, чтобы уговорить Энрико…

— Если его вообще удастся уговорить, — вставила мисс Липп.

Харпер кивнул:

— Да, конечно же. И, естественно, два часа на обратную дорогу. Не очень-то спокойная ночка, Лео.

— Тогда давай все перенесем, — рявкнул Миллер.

Харпер покачал головой:

— Издержки, Лео, не следует забывать об издержках. Ведь перенос фактически означает отмену. И что в таком случае скажут наши друзья?

— В случае чего полетят не их головы. — Миллер бросил на Фишера неодобрительный взгляд. — Если бы ты тогда… — начал он, но Харпер тут же его резко перебил:

— Послушай, Лео, это мы с тобой уже проходили, и незачем талдычить одно и то же! Скажи, ну почему ты не хочешь хотя бы попробовать чуть ускорить события?

Миллер только молча пожал плечами.

Не получив от него ответа, Харпер тоже пожал плечами — только с иным выражением лица — и снова повернулся ко мне:

— Артур, мы хотим провести небольшой эксперимент. Будьте любезны, подойдите вон к той стене и прислонитесь к ней спиной.

— Вон к той, сэр?

— Да, да, к той самой. И прислонитесь к ней спиной. Вплотную, пожалуйста.

Харпер подошел к Фишеру, взял лежавший у него на коленях моток толстой бечевы и кинул мне один из концов. Поймав его, я тут же заметил, что другой крепко привязан к ножке кушетки.

— Итак, вот в чем, собственно, заключается наш дружеский спор, Артур, — продолжил он. — Я высказал уверенность, что вы сможете передвинуть вот эту кушетку метра на три вперед при помощи одной только силы рук. Само собой разумеется, плотно опираясь спиной на стену, чтобы не иметь возможности помогать себе, используя силу собственного веса. Работать должны только руки, и ничего больше. А вот мистер Миллер почему-то считает, что вы не сможете этого сделать. Ни за что на свете! Итак, мы с ним заключили пари: каждый из нас ставит по сто долларов. Если выигрывает он — плачу я; если выигрываю я — платит он, и тогда мы с вами получаем по пятьдесят долларов каждый. Ну как, попробуем?

— А что, давайте попробуем…

— Прекрасно, — довольным тоном произнес Миллер. — Тогда начинайте. Плотно прижмите плечи к стене, пятки вместе и не более десяти сантиметров друг от друга. — Он подошел вплотную ко мне, чтобы лично проследить за тем, как выполняются его указания.

Все эти салонные забавы, должен признаться, были мне не по душе. Равно как и любое проявление грубой физической силы на спор. Оно всегда напоминало мне о группе парней, которых мне как-то довелось видеть в одном из школьных туалетов: они, став в ряд, соревновались в том, кто пописает дальше. Сначала просто смотрели, потом вдруг расхохотались и начали целиться друг в друга… Я тогда совершенно случайно оказался на пути одного из них и с тех пор никак не могу забыть это весьма неприятное ощущение. Равно как и их омерзительный, издевательский хохот. Регби, по-моему, точно такая же отвратительная игра — просто детская, вонючая, гомосексуальная лошадиная возня. Я всегда старался любыми способами избежать участия в ней. В любом качестве. Даже в качестве простого зрителя. Да и вообще, сегодня любые физические упражнения немедленно вызывают у меня острый приступ несварения желудка. Со всеми возможными последствиями…

Честно говоря, тогда я совсем не был уверен, что смогу передвинуть эту кушетку хотя бы на метр. Ну а на целых три… У меня в любом случае далеко не такие уж сильные руки. Их хватает, конечно, на то, чтобы поднять и донести довольно тяжелый чемодан, подлить масло в двигатель машины, поднять ее домкратом, поменять проколотое колесо… Ну а что еще, собственно, требуется в этой жизни?

— Ну что ж, приступайте, приступайте, чего же вы ждете? — поторопил меня Миллер. — Напрягитесь и тащите что есть сил.