Свет гаси и приходи

— Наверное.

— Но как тогда оттуда выбрался твой отец?

Алиса покачала головой:

— Этой истории мне не рассказывали. Мама помогла папе удержаться в нашем мире, несмотря на вес того, что тянет его вниз… но как он выбрался оттуда, откуда невозможно выбраться, я не знаю.

***

В родном городе было пасмурно и дул шквалистый ветер, пригибая деревья и швыряя в лицо ливневый дождь. Алиса успела смириться с тем. что придется промокнуть, когда Матвей раскрыл над ней свой зонт: уютные белые коты на на черном фоне.

— Далеко идти? Ты в своих ботиночках совсем промокнешь.

— Не очень далеко, да и не страшно мне промокнуть.

— Страшно, — ответил Матвей строго — промокнешь, простудишься, не сможешь работать. У тебя ведь есть здесь родственники кроме отца? Зайдем к ним, переоденешься и поешь.

Алиса почему-то согласилась, хотя сперва не хотела заглядывать к тете — все равно ненадолго. Но проходя мимо мрачного папиного дома, Алиса не испытала желания скорее бежать туда.

Она чувствовала что сможет увидеть больше, узнает об отце то, чего не знала, и, может, и не хотела бы знать?

Тетя очень обрадовалась ей — она-то думала, что теперь долго не увидит любимую племянницу, даже не сказала ничего по поводу позднего визита. Они поужинали, два часа пили чай, беседуя о том, о сем, пока Матвей не коснулся локтя Алисы:

— Пора заняться делом. Потом все поезда уйдут, — сказал он.

Алиса шла к папиному дому на ватных ногах. С каждой секундой ей все меньше хотелось знать, что папа может рассказать.

Остановившись напротив крыльца, она почувствовала холодное прикосновение старого знакомца: ледяного ветра. Он дул здесь даже летом. По коже побежали мурашки и ухо уловило тревожный неразборчивый шепот, будто кто-то называл ее имя.

Алисе понадобилась вся ее смелость, чтобы посмотреть на дом по-настоящему.

Матвей остановился вместе с Алисой. Дом перед ними на первый, рациональный взгляд ничем не отличался от таких же частных домов, разбросанных вокруг, но, чуть натренированный уже в делах мистических, Матвей почувствовал, что ему очень не хочется на него смотреть и присматриваться. Взгляд будто сам собой соскальзывал, упирался в покосившийся забор, захваченный зарослями травы и разросшихся кустов.

Темные бревна из которых было сложено здание о трех этажах, еще больше потемнели от ливневого дождя. Стоило двоим шагнуть через калитку, как городские звуки будто отрезало. Не было слышно лая собак, шума машин. Даже дождь шумел как-то иначе.

"Как на кладбище", — подумал Матвей и эта мысль долго потом не давала ему покоя, очень уж похоже.

Всю дорогу сюда, Матвей думал, какой отец может быть у Алисы?

На ум приходил кто-то такой же умненький как она и столь же рассеянный, с такими же яркими глазами, улыбчивый, непоседливый.

Дом, больше похожий на склеп, рисовал совсем другую картинку. Слова о том, что отец Алисы пришел из антимира, перестали казаться абстракцией.

Алису явственно трясло. Раньше, когда она упоминала отца, он не слышал никакой неприязни и тем более страха. Теперь же она боялась, больше, чем в той заброшке, которая замучила и поглотила кучу людей.

Алиса что-то видела, но не торопилась делиться этим с Матвеем. Он оставил это решать ей. Наконец она сдвинулась с места и медленно зашагала к дому. На крыльце стало еще холодней, только теперь мороз был не снаружи, а внутри.

— Матвей, тебе не обязательно ходить, — вдруг сказала Алиса, глядя куда-то под ноги. — Если хочешь…

Матвей решительно покачал головой. Место паршивое, а значит бросать ее здесь одну нельзя.

— Какая разница чего я хочу? Мы напарники, и здесь по делу. Куда ты, туда и я, — сказал Матвей и сам взял ее за руку.

Его тряхнуло, будто он наступил на провод и разряд ударил по нервам. Пришло странное, очень реальное ощущение, будто тела у него никогда не было, было только сознание, которому мерещилось, будто бы у него есть тело, но то была пустая, угрюмая греза, оставившая после себя привкус безнадежности.

Когда первый морок прошел, Матвей пожалел, что у него вообще есть глаза.

Бревен почти было видно под черной паутиной, покрытой уродливыми мертвыми цветами. Под ногами шевелился ковер из червей и пауков, змей и тараканов, но и это было не самое худшее.

Сердце болело, как будто Матвей потерял ту, кого безумно, отчаянно любил, но эту любовь у него отобрали, оставив вместо нее дыру, что причиняла невыносимую боль, которая мучила еще и от того, что он не мог вспомнить, кого же он потерял.

Как будто внутри до боли натянулась струна, на которой какой-то скрипач вытягивал болезненную, звеняющую безнадежностью ноту.

— Он стал сильнее, — сказала Алиса и сжала руку Матвея, — Это не твои мысли и не твоя боль. Помни, хорошо?

Глаза у нее были полны слез. Матвей почувствовал себя гостем на чужих похоронах, невольным свидетелем общего горя.

За незапертой дверью их ждало продолжение кошмара. Они оказались в прихожей. Впереди — лестница на второй этаж, в темноте справа от нее — дверь.

Стены и пол шевелились от ползающих по ним гадов, а среди них, не обращая никакого внимания на ползающую по ним дрянь, сидели, скорчившись темные фигуры. Почуяв приближение людей, они подняли глаза — светящиеся, как фонари. Распахнулись утыканные кривыми клыками пасти.

Матвей пожалел что не прихватил с собой распятия.

— Они нас не тронут, — сказала Алиса, покрепче сжимая его руку. — Они здесь не за нами. Пойдем.

Она повела его мимо уродливых горгулий и монстров с изуродованными лицами. Чудовища шли за ними, наступая на их следы — поднявшись на середину лестницы, Матвей посмотрел вниз: лестницы не было видно в реке уродливых, исковерканных тел. Их светящиеся глаза складывались в полумраке в какие-то жуткие созвездия.

На втором пролете они остановились тихо шипя и шурша, провожая гостей алчными взглядами.

Наверху гады уже не ползали по стенам и паутины почти не было, только клубился мрачный черный туман, похожий на тот, что окутывал жилище девушки, потерявшей ребенка. Только здесь горе было куда гуще.

На второй площадке была всего одна дверь, покрытая темной облупившейся краской. Алиса подняла кулак, чтобы постучать, но дверь открылась сама.

Комната освещалась большим, почти во всю стену окном. Бледный свет пасмурного дня бил в спину существо, которое сидело лицом к вошедшим.

Обычно, глядя на людей, какими бы злодеями они не слыли, мы чувствуем, что перед нами один из нашего, человеческого рода — великий или жалкий, страшный или прекрасный, но человек. Встретив впервые так называемого отца Алисы, Матвей понял, что существо перед ним не имеет никакого отношения к двуногим млекопитающим из плоти и крови. Его форма походила на человеческую, но смотреть на него было все равно что наблюдать за пожаром, поглощающим город, смотреть на торнадо, срывающее с места вековые деревья.