Свет маяка

Пополнив экипажи свежими силами, заделав пробоины, катера снова вышли на линию дозора.

И снова горячие схватки с врагом.

«Фашистская авиация ежедневно предпринимает по нескольку налетов на наши катера — „морские охотники“, несущие дозорную службу, — писала „Правда“ 7 июля 1942 года. — Эти налеты не приносят немцам успеха. За последние дни отважные краснофлотцы сбили 11 вражеских самолетов. Отвагу и мужество при отражении налетов авиации противника показал личный состав катеров, где командирами тт. Амусин и Чернышев. Огнем этих катеров в двух боях уничтожено 4 вражеских самолета».

Экипаж «МО-302» за время войны совершил 450 боевых выходов, отконвоировал 342 корабля и транспорта, сбил 6 самолетов противника, потопил одну подводную лодку, 5 сторожевых и торпедных катеров, уничтожил 44 мины, спас 150 человек, плававших на воде, подавил огонь двух береговых батарей, высаживал десанты в тыл врага. Катер с боями прошел по Балтике 20 тысяч морских миль. Он стал гвардейским, войну закончил в бывшей военно-морской базе Восточной Пруссии — Пиллау.

После разгрома фашистской Германии гвардейцы «двойки» вернулись к мирному труду. Комендор А. П. Фролов — сейчас директор саратовского завода силикатного кирпича, депутат городского Совета депутатов трудящихся, награжден орденом «Знак Почета». Заряжающий С. А. Ермаков из расчета Фролова работает начальником цеха на одном из калужских заводов, член горкома партии. Наводчик Н. И. Слепов был признан одним из лучших токарей завода ртутных выпрямителей в Таллине (в 1962 году несчастный случай на улице оборвал его жизнь). Парторг катера командир отделения радистов В. М. Рыбаков водит электропоезда между Ленинградом и Павловском. Командир отделения минеров М. В. Зуйков возглавляет бригаду коммунистического труда электриков тульского комбайнового завода. Боцман П. П. Белый руководит бригадой медников на Адмиралтейском заводе. Его бригада строила атомоход «Ленин».

Трудятся на «гражданке» и бывшие офицеры-катерники: Ю. Ф. Азеев работает инженером в одном из московских научно-исследовательских институтов, а М. Д. Амусин стал кандидатом исторических наук, руководит отделом того же института.

Командир «МО-302» И. П. Чернышев, ныне капитан 1 ранга, продолжает служить на флоте. После окончания войны он учился, потом преподавал в Высшем военно-морском училище имени М. В. Фрунзе. Написал несколько книг о своих боевых друзьях-катерниках.

К сожалению, Игорь Петрович не смог рассказать мне о дальнейшей судьбе оставшихся в живых членах экипажа катера «МО-302» — В. Гаврилова, А. Паршина, Д. Иванова, М. Яшелина и других. Как сложилась их послевоенная жизнь? Быть может, прочитав эти записки, они дадут о себе знать.

Жажда

Из рассказов капитан-лейтенанта Василия Доронина

Мы занимали оборону в узкой прибрежной полосе Казачьей бухты у Херсонесского маяка. В Севастополь уже прорвался враг. В морском батальоне, которым я командовал, в живых остались немногие. Рядом сражались небольшие отряды красноармейцев. У нас были только винтовки и автоматы. Укрываясь за скалами и камнями, мы сдерживали напор вражеских войск. Их танки были в шестистах метрах. Повернув башни, они засыпали снарядами небольшой клочок земли, который мы удерживали.

До Севастополя я воевал на двух фронтах. Попадал, бывало, в тяжелую обстановку. Но такого страшного огня, какой обрушился на нас в этот ясный, залитый солнцем день, никогда не приходилось испытывать.

Так прошел день — утомительный, голодный, кровавый. Наши ряды сильно поредели. Перед вечером я развязал вещевой мешок, достал китель, флотские брюки. «Умереть — так моряком», — подумал я. Моя форма выделялась среди армейской, и окружающие смотрели на меня с какой-то надеждой, ожидая от меня решительных действий.

Севастополь уже был эвакуирован. Ночью 3 июля подошли катера и забрали многих наших бойцов. С рассветом следующего дня свирепая бомбардировка возобновилась. Положение крайне осложнилось: мы были прижаты к морю и надеяться на подмогу уже не могли.

Было ясно: надо немедленно уходить. На середине бухты виднелся штабной катер — по-видимому, подбитый. Мы со старшим краснофлотцем Доброницким подплыли к нему и с невероятным трудом подтянули к пристани, где нас ожидали товарищи. Катер был с разбитым мотором и полон воды. Воду мы откачивали касками, фуражками, котелками, но она продолжала поступать в пробоины.

Сели спокойно, без суеты. Оттолкнулись. Весел не оказалось. Грести пришлось досками. Продвигались чрезвычайно медленно. Только через полтора часа удалось выйти из бухты. Ход малый, катер тяжелый — управлять было дьявольски трудно, нас все время тянуло к берегу. А вода прибывала. В довершение всех бед сели на камень.

Заметив нас, гитлеровцы начали бить шрапнелью. Двоих бойцов убило, троих ранило. Решили выбираться на берег. Противник беспрерывно засыпал нас шрапнелью, невозможно было поднять головы.

Еще когда мы шли на катер, заметили на берегу две шлюпки. Мы с Борисом Доброницким осмотрели их. Одна шлюпка разбита, другая — в порядке. В ней лежали несколько концов троса, спасательный пояс, шесть весел. Со стоявшей рядом автомашины сняли брезент.

По моему знаку подбежали бойцы. Быстро погрузились, и шлюпка отвалила.

Было десять часов утра. Небо чистое, голубое. Солнце палило нещадно. «Опять будет жаркий день», — подумал я.

Вражеская батарея сразу же открыла сильный заградительный огонь, чтобы не дать нам возможности обогнуть Херсонесский маяк и выйти из бухты. Я уклонился к норд-весту с расчетом выйти в море по Инкерманскому створу, а затем изменить курс на восток.

Гитлеровцы настойчиво пытались нас взять в вилку. Пришлось беспрерывно лавировать. Вместо руля приспособили весло, управлять было трудно.

Два или три снаряда разорвались совсем близко. К счастью, никто не пострадал, но шлюпку залило водой.

Люди гребли изо всех сил, но двигались мы медленно. Только через два часа вышли за пределы досягаемости неприятельских батарей.

Оглядываясь на берег, мы видели, как все там было окутано дымом и пламенем. Сердце сжималось: горел Севастополь. Лишь маяк временами появлялся и исчезал в тяжелых черных клубах взрывов.

Мы уходили все дальше от родного города, где потеряли стольких боевых друзей.

Совсем низко пролетел немецкий корректировщик «хейнкель». Сделав два круга, ушел на северо-запад. Минут через двадцать вновь появился. Я приказал приготовить оружие. У нас были ручной пулемет Дегтярева, три автомата, винтовка и карабин. Вот и все наше вооружение, если не считать десятка гранат и нескольких наганов.

Самолет сделал над нами круг, пострелял из пулемета, затем лег на обратный курс.

Нас было двенадцать, в том числе трое раненых. Кроме меня, морское дело знали Доброницкий и краснофлотец Чепуров.

Младшего воентехника Балашева я назначил начхозом. Он быстро подсчитал наши продовольственные ресурсы. Доложил: десять килограммов черных сухарей, полтора килограмма сахарного песку и пятьсот граммов конфет.

Продукты меня мало беспокоили. Без них еще можно как-нибудь день-другой прожить.

— Воды сколько? — спросил я.

— Три фляги по три четверти литра.

«Катастрофа», — подумал я и тут же приказал:

— Воду выдавать только с моего разрешения.

Экипаж я разбил на двухчасовые вахты. Люди по очереди сменялись у весел, и шлюпка беспрестанно, днем и ночью, двигалась вперед.