Свет мой, зеркальце, скажи…

– Зачем же выбрасывать? Может, у нас оживет, – предложила хозяйственная Римма.

Ну, света у нас, положим, столько же было. Окна в наших кабинетах выходили на одну и ту сторону любимой улицы Сумской. Римма поставила цветок на окно, полила растение водичкой из графина. И мы еще с ней поговорили потом, как интересна эта женщина – в прошлом актриса, даже в свои пятьдесят лет.

– Какая же красотка она была в молодости, представляешь, если даже сейчас так выглядит! – сказала напарница.

– Мне кажется, она бы еще лучше сохранилась, если бы так сильно не курила, – тихо заметила я.

Я была тезкой с той женщиной, о которой мы говорили. У нее была незамужняя дочь нашего с Риммой возраста. Напарница была наслышана разных разговоров о поклонниках бывшей актрисы. Она была супругой режиссера одного из харьковских театров и овдовела, когда ей исполнилось всего лишь тридцать девять лет. Замуж больше не вышла. Наверное, так и не смогла найти достойную замену своему режиссеру…

И мы с усердием принялась ухаживать за цветком. Прореживали крупные пожелтевшие листья. Римма даже, по-моему, удобряла почву, или приносила свежую землю из своего сада. И благодарное растение, откликаясь на заботу, быстро пустило новые крепкие побеги крупных листьев удлиненной формы, а затем и «стрелу» из самой сердцевины, унизанную яркими оранжевыми цветами… И вскоре стало украшением нашей комнаты.

– А вы знаете, – злорадно сказала мне и напарнице как-то однажды секретарша, – вынимая пачку пельменей из морозильной камеры и собираясь домой по случаю окончания ее рабочего дня, – у вас цветочек-то заберут. Дамы теперь очень сожалеют, что поторопились его вам отдать.

– Так они ж его выбросить хотели, – в сердцах сказала Римма. – А если б он, вообще, засох за это время?

– Так, ведь, не засох, – усмехнулась секретарша.

– Ну, уж нет, теперь я его не отдам, – запальчиво сказала красивая женщина с редким именем, упирая руки в бедра и моментально у меня на глазах превращаясь в «хохлушку Галю», – я в него столько заботы вложила…

Лицо дамы из «приемной» исказила ехидная усмешка.

– Не отдам, – повторила Римма. – Это даже как-то нехорошо получается: значит, двум молодым красоткам сначала подкинули зачахший цветок… Нехорошо. А когда он у нас ожил и зацвел – решили забрать. Кстати, цветы очень чувствуют злых людей, а цветут всегда у добрых…

Секретарша с удивлением глянула на Римму и поспешила скорее ретироваться из «редакторской», хлопнув дверью.

– Пусть теперь любуются цветком, когда обедать в наш рабочий кабинет приходят, – в сердцах сказала молодая женщина.

Я вздохнула и кивнула, солидарная со своей напарницей.

(Тогда мы даже не знали, как именно называлось то растение. Но сегодня я точно знаю: это была гузмания из семейства ананасовых. Весьма экзотическое и нежное создание природы, которое цветет около полугода).

Ах, Римма, Римма… Притягательная, взрывная и порывистая. Цветок так и остался в нашем рабочем кабинете. А вот самой ее я не досчиталась однажды, вернувшись из отпуска.

У нее случился какой-то конфликт на уровне всё той же «приемной» – с секретаршей и бухгалтершей. И она решила развернуться на сто восемьдесят градусов… Я огорчилась, узнав об этом. И не подозревая еще о том, что и меня саму в скором времени ждут перемены. Словно, кто-то невидимый, если говорить образно, потянул за ниточку полотна моей жизни, отчего на его, прежде гладко вышитом рисунке, резко обозначилась то ли рябь, то ли тень…

Я и предположить не могла, что после ухода напарницы буду трудиться в «гордом» одиночестве.

Сначала я думала, что вот-вот у меня появится новая помощница. Но она не появилась. Хотя, ставку корректора никто не сократил. И недокомплект был только в моей смене. И однажды главная редакторша, уходя домой в шесть вечера и чуть отводя в сторону глаза, сказала мне:

– Теперь, Саша, если у вас будет много работы на второй смене, приглашайте на подчитку кого-нибудь из телетайпной.

Я удивилась, но промолчала, поняв, что помощника у меня теперь точно не будет. Потому что (вот парадокс!) я прекрасно справлялась со своей работой и сама, о чем свидетельствовали благодарственные «служебные» в мой адрес, постоянно украшавшие нашу «Доску объявлений». А как известно, «кто везет, того и погоняют». К хорошему быстро привыкают, как к должному.

На первой смене мне иногда, делая большое одолжение, подчитывала секретарша, еще реже – кто-то из корреспондентов. Но всё это случалось крайне редко. Всё это было, скорее, сродни «хорошей мине при плохой игре».

Мне бы возмутиться… Да что толку? Кому предъявлять претензии? Главной редакторше – замотанной женщине, которая работала тоже одна за двоих: за себя и за вечно отсутствовавшего заведующего отделением? И отвечала не только за творческий процесс и ошибки горе-корреспондентов, но и должна была проследить за тем, какие дорожки постелили в длинном коридоре и почему не вкрутили новую лампочку перед входом в нашу контору взамен перегоревшей? И работать и руководить, как ни в чем не бывало, зная, что в коллективе есть недоброжелатель и аноним, накатавший на нее «телегу» в обком партии…

В нашем коллективе было принято отмечать юбилеи. Отмечали многим. Но именно после ее торжества, поздравлений и застолья, нашелся мерзавец, который пожаловался в обком, что, мол, нехорошо употреблять спиртные напитки в рабочее время и всё в таком духе…(как-будто сам тоже не пил и не ел вместе со всеми за тем же столом!)

Думаю, она знала, кто это сделал. Я тоже подозревала кое-кого… Короче, под каждой крышей свои мыши. А то и крысы… Ну, и кому, зная все эти обстоятельства, было предъявлять претензии?

Я закусила губу и засучила рукава, как говорится. Зато маленькая и злая бухгалтер Роза ходила победительницей, гордо и злорадно поглядывая на меня. Работала-то я за двоих, а зарплату получала за одного. Значит, была ежемесячная экономия денежных средств. А уж какие «дыры» предполагалось заткнуть этой экономией – не знаю. Но прорехи в хозяйстве всегда найдутся.

Может, предполагалось оснастить кондиционером кабинет вечно отсутствовавшего заведующего? Или улучшить звукоизоляцию в шумной телетайпной? Да мало ли что еще… И неужели бухгалтеру Розе было жалко мои глазки, которые ежедневно теперь читали в два раза больше положенного текста? Сомневаюсь. Сама-то она ходила в очках. Значит, пусть и другие очки тоже носят, меньше тут будут хлопать своими накрашенными ресницами…

Я попробовала брать в помощницы телетайписток. Это была та еще пытка, надо сказать. Они читали очень плохо, постоянно запинаясь и спотыкаясь. И нельзя было понять, то ли они просто неправильно произнесли слово, то ли это ошибка в тексте. Была одна девочка, которая неплохо читала. Но, во-первых, у нас смены с ней совпадали только через неделю, а во-вторых, ведь, у нее была своя основная работа. И если у меня случался «завал», и мне нужна была помощь, то и у телетайписток синхронно со мной тоже бывал «завал». Аппараты трещали, не умолкая. И телеграфистки весьма ревниво относились к тому, что именно в такой напряженный момент я забираю себе в помощницы их работницу.