Свет не без добрых людей

Тимоша смотрит на Веру преданно, и взгляд его упрямых глаз преисполнен глубокой значительности, словно он знает какую-то тайну и не решается открыть ее, потому что не имеет на это права.

Дело в том, что лишь вчера вечером после окончания работы в гаю Сергей Александрович Сорокин ознакомил Веру с анонимным письмом, высказав свое твердое убеждение, что автор его не кто иной, как Федор Незабудка.

На собраниях Незабудку критиковали и оба докладчика, и выступавший в прениях Булыга. Федя выступал в прениях; он не оправдывался, сказал, что природу любит, но об охране ее как-то не задумывался и только теперь понял, до чего был раньше глуп и слеп и по глупости и слепоте забрался на тракторе в сирень. Он глубоко раскаивается и обещает быть самым ревностным защитником природы. "Пощады никому не будет - перед всем собранием предупреждаю". Фединому слову верили. А на субботнике и воскреснике Федю назначили бригадиром. Его бригада раньше и лучше других очистила от валежника отведенный ей участок. На втором месте оказалась бригада, возглавляемая Нюрой Комаровой, на последнем бригада Сергея Сорокина. Вера была в его бригаде. Конечно, обидно занять последнее место, но Сергей Александрович в этом не виноват: в бригаду входили люди, не очень искушенные в физическом труде, - работники больницы, бухгалтерии, учителя, словом, сельская интеллигенция. Это дало повод Феде задрать нос, ходить гоголем и бросать мелочные и не всегда остроумные колкости в адрес Сорокина и его "артистического батальона". Федя рисовался перед Верой и делал вызов Сорокину. Вере уже виделась в поведении Незабудки явная угроза, ей казалось, что этот бесшабашный парень из ревности замышляет что-то нехорошее.

Сегодня Михаил Гуров пришел в бригаду Сорокина и громогласно объявил: "Вечером танцы! В восемь часов. Приглашаются все участники воскресника!" Потом подошел к Вере и, глядя ей в глаза, вполголоса сказал: "Вы придете на танцы?.."

Это не просто вопрос, это просьба. Дрогнуло Верино сердце, она молча кивнула и легкой улыбкой подавила свое смущение. "Вы придете на танцы?.." Сколько тайного смысла в этой короткой фразе! И не успел Гуров отойти от Веры на полсотни шагов, как появился рядом с ней Сорокин и сказал: "Сегодня, Верочка, мы с вами танцуем весь вечер. Хорошо? Договорились?" Тогда она ответила растерянно: "Не знаю". Она действительно не знала и сейчас не знает - идти ей или не идти.

2

Ровно в восемь часов вечера в длинном танцевальном зале, вдоль стен которого толпилась сельская молодежь, надушенная недорогими духами и одеколонами, разрумяненная солнцем и молодой горячей кровью, заиграла радиола. Федя Незабудка, как герой воскресника, черноголовый, с короткими непокорными волосами, и потому мало похожий на прежнего кудлатого Федю, в голубой трикотажной безрукавке без галстука и без пиджака, торжественно вышел на середину зала, фасонисто оглядел присутствующих и объявил:

–  Первое слово - победителям!

Он тут же шагнул к Нюре Комаровой и пригласил ее на вальс. В плавных волнах "Голубого Дуная" кружился зал, захватывая в свой водоворот все новые и новые пары. Все парни уже танцевали, лишь двое не нашли себе места в кругу: Сергей Сорокин, который то и дело выскакивал в вестибюль и совершенно откровенно нервничал, и Михаил Гуров, сидевший в дальнем углу зала рядом с Лидой Незабудкой и украдкой посматривающий на входную дверь. Сердце его не стучало, а ныло: "Не придет, не придет, не придет". Он был уже готов вовсе уйти домой, в гай, в лес - куда угодно, только уйти и не мучить себя напрасным ожиданием. И вдруг в самый разгар танца она появилась из другой, противоположной главному входу двери. Взволнованная, веселая, прошла через зал и села на стул. Села и, странное дело, боялась посмотреть в ту сторону, где сидел Михаил. Перед человеком, с которым мысленно она в последнее время так часто была вместе, здесь, наяву она оробела. Ее охватило нестерпимое желание затеряться в толпе.

Сорокина не было в зале, а Федя танцевал по-прежнему с Нюрой Комаровой. Незабудка заметил Веру, быстро оценил обстановку и, не дожидаясь конца музыки, проводил Нюру к Михаилу, а сам пошел к Вере и сел с ней рядом.

–  Опоздали вы напрасно, - сказал Федя первое, что подвернулось на язык.

–  Лучше поздно, чем никогда, - ответила Вера.

–  И то правда. Я уж думал, совсем не придете, - по простоте душевной признался Федя.

–  Что это вы вдруг обо мне думать стали?

–  И совсем не вдруг.
– Федя почувствовал, что сказал это напрасно, попытался замять: - Хочу с вами потанцевать.

Сорокин вошел в зал, когда поставили новую пластинку. Возбужденный, радостный, пробираясь сквозь толпу, он прямо и решительно направился к Вере сказать, как он ее ждал, хотел уже было пойти к ней домой, беспокоился, не случилось ли чего. И только он раскрыл рот, чтобы произнести первое слово, как дорогу ему преградил вдруг поднявшийся Федя и, сказав в сторону Сорокина наигранно-ироническое "пардон", пошел танцевать с Верой. Впрочем, сама Вера ничего преднамеренного или непозволительного в поступке Незабудки не усмотрела. Но Сорокин воспринял это, как грубое оскорбление. Допустить, чтобы здесь, в совхозном клубе, при всем народе его, Сергея Сорокина, оскорблял какой-то мальчишка он, разумеется, не мог. Понимая, что стычки с Незабудкой ему сегодня не миновать, Сергей Александрович соображал, что лучше: быть Вере свидетелем скандала или не быть.

Когда кончился танец, Федя проводил Веру до места, но не до того, где она сидела прежде и где теперь сидел Сорокин, а посадил ее рядом с Гуровым и отошел в другую сторону. Сергей Александрович поднялся, подошел к Незабудке, бледный, дрожащий от негодования, предложил ему выйти в вестибюль.

–  В вестиблюй? Пожалуйста, - гримасничая, ответил Федя и, ничего плохого не подозревая, пошел вслед за Сорокиным.

В вестибюле было прохладно, здесь столпились курильщики. Сорокин остановился в сторонке и процедил в лицо подошедшему вразвалку Феде:

–  Порядочные люди, когда напьются, ложатся спать: кто в кровать, а кто под забор, кому где больше нравится.

Федя вспыхнул, сказал с вызовом:

–  Ну, дальше?..

–  А дальше - прими к сведению.

Напоминание о сне под забором вызвало в Фединой памяти срезанный чуб, больно кольнуло и вместе с тем прозвучало полунамеком, полупризнанием, что чуб ему срезал не кто иной, как Сорокин.

Круг замкнулся: Сорокин подозревает Федю в авторстве письма, Федя подозревает Сорокина в стрижке его шевелюры. И вдруг Незабудка сообразил, что его обвиняют в пьянстве, его, который уже больше месяца в рот не брал ни капли спиртного.

–  Это кто ж из нас пьян: ты или я?
– просопел Федя, сверкнув глазами и надвигаясь на Сорокина. Но Сорокин не сделал ни одного движения ни вперед, ни назад, стоял твердо, с непоколебимой решительностью говоря:

–  Пьян тот, кто хулиганит.

–  Это кто ж из нас хулиган?
– задиристо добивался Федя.

–  Пойди в зеркало поглядись.

Федя уже весь кипел, и будь он в самом деле хоть немножко навеселе, он непременно набросился бы на Сорокина.

–  Ну какой ты учитель, какой ты поэт? Дурак ты и только. Набитый навозом дурак. Понял? Баран, вот ты кто, а строишь из себя… - Федя не знал, кого из себя строит Сорокин.

Вокруг них уже начали собираться люди, которых привлекла громкая и грубая брань Незабудки. Сорокин легонько взял Федю за руку выше локтя, пытаясь выпроводить его из клуба:

–  Здесь вам не место, гражданин хулиган, прошу оставить клуб. А завтра, когда проспишься, - поговорим. Мы еще поговорим, - пригрозил Сорокин.

Пожалуй, не возьми Сергей Александрович Федю за руку, все кончилось бы взаимными оскорблениями: Незабудка не рискнул бы первым "дать волю рукам". Теперь же он резко рванулся и закричал:

–  Убери руку… глис-та!..

Но Сорокин как-то машинально еще крепче сжал Федину руку, норовя выпроводить его за дверь. Это и послужило для Незабудки оправданием всех последующих его действий. Левой свободной рукой он схватил Сорокина за грудь, рванул в сторону на подставленную ножку так, что затрещала рубашка, но Сергей Александрович удержался и, в минуту оправившись от первого толчка, ловким движением ударил Незабудку в челюсть. Федя отлетел в сторону и ткнулся спиной в стайку перепуганных девушек, которые с визгом и криком ринулись в танцевальный зал. Михаил в это время танцевал с Верой. Услышав девичий крик: "Федю бьют", он перестал танцевать и бросился в вестибюль. Вера побежала за ним. Оба они увидали такую картину. Разъяренный Федя, наверно не ожидавший от учителя такого отпора, не сразу опомнился. Растерянно, ошалело глядя на окружающих и растопырив в стороны руки, он шипел что-то бессвязное; от внезапной обиды Федины слова плавились в невнятные звуки. Наконец, он тигром рванулся вперед и кулаком ударил своего противника по лицу. Стоявшие рядом ребята набросились на драчунов, хватая их сзади за руки. Но неистовый Незабудка раскидал парней одним сильным движением, в миг очутился возле Сорокина, которого ребята продолжали держать за руки, и изо всей силы размахнулся, чтобы ударить Сорокина еще раз. Но Сергей Александрович как-то очень ловко и мгновенно наклонил голову, и тяжелый Федин кулак пришелся по затылку здорового парня, державшего за руки Сорокина.