Свет праведных. Том 1. Декабристы
Шрифт:
Полк поравнялся с деревенькой Нейи, по приказу командира хор затянул походную песню, сочиненную еще в начале войны.
Какой-то солдат передал ружье соседу и, не выходя из строя, пустился в пляс. Товарищи подбадривали его свистом, смехом, криками. Привлеченные шумом, выходили из домов французы и боязливо застывали на пороге. Ипполит то и дело замечал в окнах хорошеньких девушек:
– Ты видел эту блондинку? Взгляни! Да взгляни же!
Жизнерадостные наблюдения товарища выводили Озарёва из себя, и он попросил его замолчать. Розников удивился сначала, потом обиделся. Остаток пути они не обменялись ни единым словом.
В
– Вам, барин, будет здесь спаться не хуже, чем на улице Гренель! – заметил он, довольный своей работой.
Сердце Николая сжалось от тоски – первая ночь вдали от Софи! Чтобы отвлечься от этих мыслей, присоединился к офицерам, собравшимся у полковой палатки, установленной возле дороги. Здесь узнал, что поступил новый приказ: только первый гвардейский дивизион отправляется в Шербур, второй, в состав которого входит и Литовский полк, возвращается в Россию пешком, через всю Европу. Новость эта несказанно обрадовала офицеров – король Пруссии собрался устроить в Берлине торжества в честь окончания войны, войска могли принять в них участие.
– Что же, буду счастлив сравнить парижанок и жительниц Берлина! – говорил Ипполит Прекрасный.
Николай развернулся и отошел, не в силах теперь выносить подобные шуточки. Антип нагнал его, чтобы сообщить: во дворе фермы для офицеров накрыт будет обед. Озарёв отказался идти туда, он не был голоден. Дотемна бродил по полям, усыпанным огоньками бивуаков: дремали часовые, скакала эстафета, кто-то играл в карты, кого-то брили наголо… Молодой человек сотни раз уже видел это, но сегодня казалось, происходившее вокруг не имело к нему никакого отношения. После переклички осмотрел амбар, где разместились на ночлег его подчиненные, потом, словно в горячке, бросился в их с Розниковым сарай. Стоявший у дверей с сигарой в руках приятель встретил его насмешливо:
– Собираешься ложиться?
– Нет, я уезжаю.
Ипполит вытянулся и вытаращил глаза:
– Как это уезжаешь?
– Мне необходимо вернуться в Париж, – пылко воскликнул Николай.
– У тебя есть разрешение?
– Нет.
– Рассчитываешь получить?
– Конечно же, нет, сам знаешь, что мне откажут. Я не собираюсь никого ставить в известность.
– Что за безумие!
– Успокойся. Завтра на заре, еще до побудки, вернусь.
– А если тебя схватят?
– Ну и пусть!
– Да ты понимаешь, чем рискуешь: подобную выходку могут трактовать как дезертирство!
– Не надо высоких слов! Все обойдется!
Розников бросил сигару и спросил:
– Ты хотя бы посчитал, сколько времени займет дорога туда и обратно?
– Семь часов.
– Но только если лошадь не устала. Чего не скажешь о твоей!
– Китти
хорошо отдохнула. Я знаю, на что она способна.– Черт с тобой! – проворчал Ипполит. – Уверен, что все это из-за женщины!
– Да.
– Не думал, что ты так влюблен.
– Я и сам не думал.
Все в нем ликовало, принятое решение требовало немедленного исполнения. Не дав приятелю сказать больше ни слова, зашел в сарай, взял свои дорожные сумки и побежал к загону, где стояли на привязи лошади. Охранявшие их конюхи мирно спали на земле.
Софи распускала волосы, перед тем как лечь, вдруг в дверь тихонько постучала ее горничная Эмильена, просунула в щель свою лисью мордашку, проскользнула в комнату:
– Госпожа! Вас спрашивают!
– Кто?
– Этот русский господин… офицер…
Софи прижала руки к сердцу:
– Ты уверена, что не ошиблась?
– Конечно. Я видела, как он приехал. Предупредить ваших родителей?
– Ни в коем случае! Где они?
– У себя в спальне.
– А он?
– Внизу. Ждет вас. Я проведу его в гостиную?
– Да… или нет… В библиотеку… Скорее!
Эмильена убежала, Софи наскоро привела себя в порядок. Причесываясь перед зеркалом, увидела, что бледна, но глаза сияют счастьем: «Откуда он вернулся? Как? Надолго ли? Можно ли теперь сомневаться в его любви?» Своим внезапным появлением он путал все ее планы, усложнял все, и все же она была благодарна ему за это безумство. Не раздумывая больше, поспешила в библиотеку. Он уже был там – с горящим лицом, весь в дорожной пыли. Не осмеливаясь начать говорить, умоляюще смотрел на Софи. Она почти прошептала:
– Что происходит? Я думала, вы в Сен-Жермен…
– Я и был там еще четыре часа назад.
У нее забрезжила надежда:
– Вас послали сюда с поручением?
Он покачал головой:
– Нет, я должен немедленно ехать обратно. Моя лошадь захромала, а путь не близкий…
Сердце ее сжалось – от радости ли, от тоски:
– Тогда… почему…
Этого она не должна была говорить, ответа Софи боялась больше всего.
– Мне надо было увидеться с вами!
Признание взволновало ее, хотя она сама его вызвала.
– Да, – продолжал он, – мы расстались так странно, так холодно…
– Вовсе нет!
– О да! Несколько дней назад вы переменили свое отношение ко мне, не отрицайте этого. Я вас чем-то рассердил, сам того не желая?
Софи не успела ответить, дверь библиотеки открылась. Женщина в ярости обернулась – родители! Кто их предупредил? Они выглядели сконфуженными, встревоженными.
– Вот это сюрприз! – воскликнул господин де Ламбрефу. – Могу я узнать, чему мы обязаны счастьем так скоро видеть вас вновь?
В мгновение ока Софи оказалась перед отцом.
– Я объясню вам это позже, – сказала она прерывающимся голосом. – Теперь умоляю оставить нас с господином Озарёвым одних…
– Но, Софи, дитя мое, это невозможно! – вмешалась госпожа де Ламбрефу. – То, о чем вы просите…
– Оставьте меня одну!
В ее глазах появилась такая властность, что графиня застыла на месте.
Осознав всю серьезность происходящего, граф счел, что разумнее удалиться, а не пререкаться перед иностранцем. Дочь вынуждала его к этому. Он не находил в ней ни снисхождения, ни стремления соблюдать приличия, качеств, присущих ему, которыми он так гордился, нет, была в ней какая-то душевная стойкость, к числу достоинств им не относимая.