Свет праведных. Том 1. Декабристы

– Что ж, хорошо, – сказал он с напускной вежливостью. – Мы будем ждать вас в гостиной…

Граф вышел, подав руку жене, которая еле стояла на ногах и печально качала головой. Софи прислушалась к удалявшимся шагам. Потом взглянула Николаю в глаза и пылко сказала:

– Теперь говорите! Вы упрекали меня в безразличии…

– Да, мне показалось…

– И потому что вам «показалось», вы вернулись сюда посреди ночи за объяснением? Кто дал вам право беспокоить меня? Что, по-вашему, я должна сказать вам?

Голос ее дрожал от гнева. Чем сильнее желала она оказаться в объятиях этого человека, тем яростнее возражала ему. Его упреки были защитой от ее собственной слабости. Сколько еще надо причинить ему, да и самой себе, боли, чтобы, побежденный, он согласился уйти? Когда он будет далеко, она вновь обретет покой, в этом Софи была уверена. Теперь же ей оставалось только наносить удар за ударом и страдать.

– Вы сердитесь, и я прошу у вас прощения, – сказал молодой человек, так преданно и нежно взглянув на нее, что у Софи все перевернулось внутри. – Когда сегодня утром я увидел себя со стороны, идущим по дороге, то понял, что не могу уехать отсюда навсегда, не будучи уверен в тех чувствах, что вы испытываете ко мне…

– Правда? – воскликнула Софи.

Мысли ее рвались, на мгновение она замерла с раскрытым ртом, произнося про себя: «Пусть трусливо отступит, откажется, исчезнет, иначе я сдамся! Не хочу больше! Скорее! Скорее!»

– И вы пустились в обратный путь в надежде застать меня в слезах? – сказала, наконец. – Наверное, это было бы прекрасное воспоминание о последних днях, проведенных в Париже. Сожалею, что не могу помочь вам…

– Я вернулся не затем, чтобы спросить, любите ли вы меня, но чтобы сказать, что я вас люблю!

Невыносимая сладость была в этих словах, которые, Софи знала, месяцы и годы будут отравлять ее одиночество, но с недоброй улыбкой спросила:

– Вам придает смелости, что мы с вами больше не увидимся? Вам кажется благородным или забавным посеять смущение и исчезнуть? И что вы ответите, как поведете себя, если вдруг вам покажется, что меня тронули ваши слова?

– Но…

– Останетесь во Франции? Ведь нет, не так ли? Ваша жизнь – армия, ваш дом – Россия. И вы не можете не вернуться туда. Тогда что все это значит? Скажу вам откровенно: я испытываю к вам определенную симпатию, сохраню о вас хорошие воспоминания, но не настаивайте, чтобы я переменила свое мнение…

Николай опустил голову. Как хотелось бы ей прийти ему на помощь, но она оставалась на месте заложницей выбранной роли. Страдала не меньше, чем он, но выдать себя не могла. Внезапно твердо произнесла:

– Уже поздно… Вам надо ехать…

Юноша вздрогнул, будто до сих пор еще надеялся убедить ее в чем-то. Теперь осознал свою ошибку! Весь риск этого ночного путешествия! Одернув его, Софи оказала ему услугу. Честь его была задета, теперь он знал, что делать. Вышел из библиотеки, закрыл за собой дверь, спустился.

Внизу заметил, что кто-то есть. Родители Софи в молчаливом страхе ожидали его. Николай смерил их невидящим взглядом. Он сожалел уже, что ушел, не сказав Софи того, что следовало: «Вы всегда ломали передо мной комедию, ломаете ее и теперь! И это не благородно!» Вот что он должен был бросить ей в лицо.

– Господин Озарёв, – смущенно обратился к нему граф. – Не могли бы вы уделить нам несколько минут?

Не обращая на него внимания, Николай повернулся и бегом поднялся по лестнице. Какая-то сила подталкивала его в спину. Она получит свое! Каждому свой черед! Он резко распахнул дверь библиотеки и в изумлении замер на пороге: сидя в кресле, Софи плакала. Она подняла лицо. Увидев мокрые щеки, глаза, пылающие страхом и ненавистью, он почувствовал себя непростительно счастливым:

– Вы плачете…

Софи резко поднялась. Как она ненавидела его за то, что застал ее врасплох! Он понял – к нему приближается враг, и пусть в руках у него ничего нет, зато взгляд убивает наповал. Впервые юноша с нежностью произнес ее имя:

– Софи! Софи!..

Она покачала головой и прохрипела:

– Убирайтесь!

Николай не тронулся с места.

– Убирайтесь! – закричала она. – Или мне позвать слуг, чтобы вас вышвырнули за дверь?!

– Софи, я уйду… Уйду немедленно, клянусь вам… Но я хочу, чтобы вы знали…

Что-то ударило ему в глаза – Софи вырвалась из библиотеки. Собравшись с силами, он бросился за ней. Хлопнула дверь, повернулся ключ. Она заперлась в своей комнате.

Остановившись у дверей, Николай еще раз произнес:

– Софи! Я люблю вас! Я никогда вас не забуду!

Он говорил с пустотой. Наконец, отступил перед этим молчанием.

Спускаясь по лестнице, удивлялся, что, хотя между ним и Софи все кончено, ощущает невероятную легкость. Неужели, чтобы быть счастливым, ему даже не нужно ее присутствие? Озарёв почти уверовал в это. И мысленно поверял ей все свои будущие радости и горести, о которых Софи никогда не узнает. Словно в тумане, вновь различил он два силуэта, вновь господин и госпожа де Ламбрефу попытались его остановить. Это движение слегка привело его в чувство. Замедлив шаги, поклонился:

– Прощайте, графиня, прощайте, граф…

Они не решились удерживать его. Во дворе Николай нашел свою лошадь, которая казалась очень бодрой, сел в седло и попросил слугу открыть ворота.

Париж спал. Ночной мрак и глубокая тишина, в которой эхом отзывался звук копыт, придавали мыслям Озарёва несколько торжественный оттенок. Вскоре физическая усталость погасила его исступление, теперь он был почти спокоен, лишь на глазах дрожали слезы. После заставы пустил лошадь рысью. Над головой сияли звезды. Серая дорога тянулась среди полей.

Покачиваясь в седле, полузакрыв глаза, Николай едва замечал окружавший его мир. И чтобы не заснуть, стал потихоньку разговаривать с Софи.

Часть II

1

Николай в нетерпении мерил шагами комнату, с ненавистью глядя на желтые обои, навощенную прочную деревянную мебель, постель с красной периной, католическое распятие из слоновой кости и масляную лампу под картонным абажуром. На этот раз он разместился у нотариуса и, хотя ничего подобного не видел с тех пор, как в мае 1815 года возобновились военные действия, был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на комфорт и уют. Каждые пять минут молодой человек подходил к окну и выглядывал на улицу: пробило девять, Розникова все не было! Что задержало его в штабе? «Если бы все прошло удачно, уже вернулся бы. Ипполит чересчур оптимист. Наверняка его настойчивость вывела из себя князя Волконского, – решил Озарёв. – Я должен был помешать ему идти туда!» Но как ни убеждал себя, что все потеряно, надежда все-таки не оставляла его. Свесившись из окна, он с наслаждением вдыхал запахи ночи, вслушивался в ее звуки, молил ее о чем-то.

Городок Сен-Дизье был погружен в темноту и тишину. Боязливым жителям пришлось потесниться и приютить в своих домах русских военных. С какой невероятной скоростью проделали французы путь от безумного воодушевления до полного уныния! Высадка Наполеона, неожиданно покинувшего остров Эльба, удивила и настроенные на отдых войска союзников, и дипломатов, собравшихся в Вене для обсуждения послевоенного устройства Европы. Толком даже не разобравшись в том, что происходит, тучный Людовик предал свой ветреный народ, бежал из Тюильри, где вновь высокомерно воцарился вчерашний тиран. Правители государств-союзников немедленно объявили Бонапарта вне закона и приказали вновь развязать войну. Покинувшие Францию русские войска развернулись и спешно двинулись к Рейну, но идти им было слишком далеко, а потому в схватку с врагом первыми вступили англичане, австрийцы и немцы. После нескольких второстепенных сражений была одержана сокрушительная победа при Ватерлоо, решившая исход противостояния. Тщеславие Николая никак не могло примириться с тем, что его соотечественникам по этому случаю не досталось ни крупицы славы.