Свет проклятых звёзд

Ну не опарыш ли?

Постепенно так стали называться все жадины, начинавшие угрожать юным попрошайкам.

А идею сороконожек подал весёлый старичок, спешивший по каким-то своим делам в последний день ярмарки.

«Мирианов тебе дать, малышка?» — спросил он у Эмельдир, подслеповато щурясь и прикладывая к уху раскрытую ладонь.

«Да, пожалуйста, дедушка!» — закивала девочка, уверенная, что просить у древнего адана безопасно — ему точно не нужна женская ласка.

«Мне нечего дать, — ответил старичок, отмахиваясь трясущейся рукой. — У самог'o дома попрошаек хватает! Никто работать не хочет, всем только чужие схроны интересны. Но ты вокруг глянь, деточка: видишь, сколько сороконожек суетится? У них у всех по карманам куча краденного. Они, конечно, делиться не захотят, но и у стражи помощи попросить не смогут».

Эмельдир посмотрела по сторонам: в городке и правда царила суета, словно в разрытой земле, где нечаянно повредили жилище мелких шустрых многоножек. Что-то внутри щёлкнуло, разом пропал страх и стыд, остался лишь азарт и желание получить своё. Сколько, в конце концов, можно слушать оскорбления и угрозы, либо жалостливое «Конечно, держи, бедняжка»?! Хватит унижения!

Видимо, взгляд девочки изменился, и старичок всё понял. Закрякав, вместо смеха, дедуля пошёл своей дорогой, что-то насвистывая.

***

Привычными отточенными движениями рук разведя костерок, Барахир подул на котелок, налил воды.

— В последние дни ты мало ешь по вечерам, — с нажимом спросил он невесту.

— Вместо мирианов еду дают, — соврала Эмельдир, боясь говорить правду о воровстве. Понимая, что не сможет принести в укрытие всё украденное по карманам и сумкам, девочка вдоволь наедалась за день, покупая всё, что нравилось, и не могла изображать аппетит, деля ужин с женихом.

Сын вождя нахмурился. С каждым днём становилось холоднее, и изначальный план наняться на работу к торговцам после выпадения первого снега уже не казался удачным — в Таргелионе, в отличие от Ладроса, ветра дули промозглые, влажные, пробирающие до костей даже в относительно тёплую погоду. Поперву Барахир хотел дождаться морозов и повышения цен на перевозки и помощь в сопровождении грузов, и тогда предложить кому-нибудь, едущему в сторону Дортониона, по летней оплате.

Но если Эмельдир заболела…

— Я сегодня такого опарыша встретила! — отогревшись, начала делиться впечатлениями девочка. — Он мне сначала дал медяк, а потом попытался подсунуть в карман какую-то брошку дорогущую, чтобы потом напоказ найти и стражу позвать! Представляешь, гад какой! Орк проклятый! Еле сбежала от него! Кинула ему эту брошь в морду!

Сын Брегора сделал вид, что ему смешно. Вдруг снаружи донеслись приближающиеся шаги, и беглецы одновременно схватились за ножи — они никого не ждали, и никто не знал об их укрытии.

Это точно не друг.

— По делу я, ребят, — хрипловатый голос опередил вошедшего в шалаш стражника в шлеме и лёгком доспехе. Сердце Эмельдир сначала пропустило удар, а потом бешено заколотилось. — Ищут вас, — продолжил говорить слегка раскосый мужчина, протягивая листок с текстом и портретами пропавших. Такие наводки то и дело попадались вдоль дорог и на площадях, однако себя, Бреголаса и Фарагора юные беглецы видели впервые. — Мне поручили этим заняться, — пояснил стражник без какого-либо выражения на бугристом лице. — А я вас видел и давно выследил, но думал, вы сироты какие. Неопасные в общем. А тут оказалось, что ищут вас родичи, но вы, похоже, домой не спешите. Предложение моё такое: я за то, что вас найду, получу в лучшем случае пару золотых. Я готов НЕ найти вас и потерять этот листок за пять. Идёт? Если надо подумать, я готов немного подождать снаружи.

Несколько раз побледневшая и побагровевшая Эмельдир часто задышала, зафырчала, потом посмотрела на подпись внизу листка, где оставлялись пометки теми, кто заявил о пропаже близких, и воскликнула:

— Мой папа?! Только он?! И всё?!

Равнодушие, с которым Барахир пожал плечами, потрясло. Он и не ждал, что отец попытается отыскать сына?! Как же так?

— Мы вернёмся, — твёрдо заявил юный беоринг. — Нас нашли. Скажи, страж, а те остальные, — он указал на Бреголаса и Фарагора, — тоже думают, находиться или нет?

— Не знаю, — воин равнодушно пожал закрытыми сталью плечами. — Не видел.

— Вернёмся, словно потерявшиеся котята, которых приволокли неравнодушные соседи? — вспылила Эмельдир. — Грязные, побитые, жалкие? Признаем, что были неправы, что правы наши родители?! Что мы готовы им всё простить и всё позволить?!

Барахир ответил не сразу. Стражник посмотрел на юную аданет с удивлением и даже немного с уважением.

— Не молчи! — начала напирать девочка.

— Мы вернёмся в родной край, — напряжённо произнёс, наконец, сын Брегора. — Но не к родителям. И тебе, и мне причитается наследство. Мы заберём его и начнём жить самостоятельно. И больше никаких чужих королевств.

Готовь гроб, батя тирана

Знахарка с порога посмотрела на Барадис с подозрением, и, хотя избранница фиримарского вождя не увидела этого, она заметила настораживающие нотки в голосе эльфийки.

— Что случилось? — испуганно спросила аданет, устраиваясь в кресле удобнее, чтобы не ныла поясница.

— Я уверена, что ты не ждёшь ребёнка, — целительница вздохнула. — То, что глаза заплыли, спина болит, ноги опухают, аппетит пропал, подташнивает и мочишься часто — это похоже на беременность, но, поверь мне, нет. Я осмотрю тебя и вечером принесу сборы для приготовления отваров. Пей трижды в день. Скажи: примочки помогают?

Барадис кивнула.

— Правда… — ещё более испуганно произнесла аданет, снимая платье и видя, пусть и размыто, как знахарка внимательно оценивает её не увеличившуюся грудь. — В последнее время сложнее мочиться стало. Даже с ними.

— Понятно, — по тону эльфийки, стало ясно, что подобное было ожидаемо. Всё плохо? Это опасно?

Целительница не стала говорить смертной, что видела похожее течение нехорошей хвори в Барад Эйтель, когда ездила для обмена опытом с лекарями военной крепости. Неверные мужья часто не замечали болезни у себя, поэтому продолжали гулять, заражая жён и случайных полюбовниц. Сначала у бедняжек появлялся неприятный запах, чесалось между ног, и бывало так, что на этом всё заканчивалось. Ну чешется и чешется. Приложишь тряпицу с ароматным отваром, и всё прекрасно. Ни неприятных ощущений, ни вони. Однако нередко болезнь шла дальше, и приводила к очень печальным последствиям.

Знахарка узнавала признаки тяжёлой хвори у Барадис, но боялась говорить об этом, поскольку не была уверена в безопасности для себя, когда о проблеме узнает Брегор — на целителей часто перекладывают ответственность за свои ошибки. Даже если человеческий вождь не осмелится обвинять в чём-либо эльфийскую помощницу, он может сделать что-то ещё, способное навредить целому народу.

— Тебе не о чем беспокоиться, милая, — словно подруге, сказала знахарка Барадис. — Просто не забывай про лекарства и каждый день рассказывай, как идут дела.

«В конце концов, твой Брегор уже немолод, и мы все надеемся, что ты его переживёшь хотя бы на день. Я сделаю всё возможное для этого».

— Хорошо, — вздохнула Барадис. — А что у меня с лицом? Говорят, я стала некрасивая.

— Нет, что ты! Просто нужно попить новых трав, и привлекательность вернётся, как прежде.

«Опухоль, скорее всего, сойдёт, а тёмные круги запудрят служанки».

— Хорошо…

— Если Брегор спросит, как твоё здоровье, скажи ему, что ты просто немного простыла, поэтому по ночам на горшок бегаешь, и жар бывает. Скоро всё пройдёт.