Свет проклятых звёзд

Лицо войны слилось с лицом самого близкого для Турукано эльфа — его отца. И вот этот страшный монстр смотрит с презрением на убитого горем короля Ольвэ, мертвую дочь которого, завернутую в промокший плащ, погрузили, словно мешок с зерном, на телегу, а его самого едва ли не силой усаживают рядом с трупом. Хорошо, хоть не избили и не связали… Но нет, отец бы так не поступил. И Лаурэфиндэ тоже так думает, это видно по глазам храброго Нолдо: смотрит на своего короля без злобы. Но лицо войны покажется и доблестному золотоволосому воину, ставящему свои принципы выше всего в жизни. И выше самой жизни.

Надо уходить. Возвращаться домой. Пусть и не на коленях и не в слезах. Но смотреть в это чудовищное лицо больше нет ни сил, ни смысла.

***

Когда кровь и море сливаются воедино, рождается боль, от которой мутнеет сознание, и все силы уходят на то, чтобы не закричать.

Но стоило отдышаться, прийти в себя после шторма и промыть рану, которую пришлось зашивать, как навалилось страшное пророчество. Очнувшись и в ужасе осматривая себя и окружающую обстановку, Куруфинвэ-младший подумал лишь об одном: почему, почему, будьте вы прокляты, Валар, нельзя было предупредить раньше? Почему? Тогда бы не было ни Клятвы, ни страшной кровавой бойни в Альквалондэ, унесшей более тысячи жизней. Ничего бы не было! А какой смысл в этом знании теперь? Сломать хребет гордым Нолдор? Превратить в запуганных рабов? Нет. Погибать, так борясь. За то, что отняли. За честь семьи. За отца. Лучше умереть, чем превратиться в безвольное существо, недостойное называться эльфом.

— Папа… — Тьелпе вошёл бесшумно, незаметно. Как призрак. — Я…

Юный эльф не плакал. Он просто вдруг стал неживым. В нём погас яркий дерзкий огонь. Куруфинвэ-младший, отстранив зашивавшего рану собрата, не дав даже наложить повязку, осторожно встал и, нерешительно подойдя, крепко обнял правой рукой сына. Левой двигать не мог — кожа на боку натягивалась, нити, держащие вместе края разреза, впивались в плоть. Больно, даже несмотря на охлаждающую мазь.

— Не бойся, сынок, — произнес Феаноринг, и почувствовал, как внутри вот-вот взорвется вулкан.

Отстранив Тьелпе, он быстро, как мог, ринулся на палубу и осторожно поднялся на капитанский мостик. Рана на боку кровоточила, алые струи стекали по коже. Глаза Куруфинвэ-младшего загорелись злым опасным огнем.

— Слушайте меня все! — крикнул Феаноринг, стараясь не обращать внимания на мешающую делать резкие глубокие вдохи боль. — Если ещё хоть кто-нибудь из вас, медузы клятые, попытается меня ужалить… Меня или моего сына! Или любого другого Нолдо, я убью вас всех! Я вырежу ваши сердца и скормлю их морским гадам, а трупы развешу по бортам в качестве украшений! Меня все поняли?!

Возможно, Тэлери поняли, возможно, нет. Возможно, не услышали или не поверили.

Но Тьелпе всё услышал и всё понял. И ему стало ещё страшнее, чем было до этого.

***

Как только штормовой ветер стих, волны улеглись, а тучи рассеялись, все, кто находились на корабле Феанаро, потрясённые сражением короля Нолдор с Майэ Уинэн, бросились помогать пострадавшим, перевешивались за борт, высматривая, не нужно ли спасать тонущих собратьев, Тэлери полезли проверять паруса, кто-то ринулся в трюм. У всех, кто видел Феанаро, отражающего молнию, теперь было благоговение перед ним. Потерявшие своих покровителей-Валар эльфы поверили, что обрели нового великого лидера.

Но стоило зародиться новой надежде, открылась страшная истина о пути и его финале.

Феанаро не сразу понял, что произошло, решив, что израсходовал силы, сражаясь с Уинэн, и потерял сознание. Он словно существовал отдельно от плоти, и почему-то его это мало волновало, словно тело ничего не значило. Но вокруг Феанаро, в бесконечной чёрной бездне, метались сгустки беспорядочной хаотичной энергии, терзаемые тьмой и вечным поиском спасения. Их было очень много, и Куруфинвэ узнавал каждого. Вспоминал имена и лица. Некоторых он бы не смог забыть, даже лишившись разума, ведь это… Нет…

Он был обречён вечно видеть муки тех, кого знал, кого любил. И понимал — выход есть. Надо лишь сказать «Да». А потом выполнить обещание.

Арда обречена, вот-вот распадётся в прах, утратив магию, заключённую в Музыке Творения, что давно смолкла, и тогда все три главных сокровища Феанаро придут к нему сами, как истосковавшиеся дети приходят к любимому отцу. Будет дано время побыть вместе. Торопить не станут. Лишь напоминание о муках терзаемых тьмой душ не даст забыть, что Сильмарили должны погибнуть ради возрождения нового мира. Возрождения всех, кто сейчас страдает в бездне. И положить конец этой истории может только сам Феанаро.

Просто уничтожив Камни, родившиеся в его ладонях.

***

Открыв глаза и увидев растерянность и ужас на лицах тех, кто ещё мгновение назад был воодушевлен победой над разбушевавшейся стихией, Куруфинвэ понял, несмотря на выбившее почву из-под ног видение — надо взять слово.

— Братья мои! — сделав глубокий вдох, заговорил сначала слишком тихо Феанаро. — Мой народ! Нам открыли страшное будущее, предсказали беды и скорбь. — Король Нолдор старался подбирать правильные слова, подавляя свои собственные страхи. Сейчас не до себя. Надо поднять дух эльфов, иначе — катастрофа. — Нам предрекли боль. Но мы познали её в Амане. Валар не защищали нас. Они сами предатели, но обвиняют в предательстве эльфов. Они хотят завладеть моим… Нашим сокровищем, а если не получится завладеть, заставят уничтожить его! Но я не позволю. Мы не позволим! Мы не падём духом и докажем всем, что сильны, что нас нельзя сломить ни угрозами, ни лишениями, ни болью. Мы всё выдержим и победим! Мы — великий народ!

***

В каюте царил полумрак, но знахарки не спешили зажигать больше свечей. Не было сил молчать, но и говорить не получалось.

— Эль, — наконец нарушила тишину одна из них, — а ведь мы для того и учились лечить, чтобы спасать жизни. Ведь правда?

— Правда, Дис. Я тоже подумала об этом.

— Да?

— Да. Там, в Средиземье, среди боли и войны, мы будем нужны по-настоящему. Ведь там, где надежда потеряна, именно мы сможем подарить её вновь.

— Значит, ты тоже думаешь, всё не зря?

— Уверена. Полностью.

Дверь очень осторожно открылась, и обе эльфийки вздрогнули.

— Мой король, — сказали они в один голос, вскакивая из-за стола и склоняя головы.

— Какие новости? — мрачно спросил Куруфинвэ, величественный даже в час тяжёлого испытания.

— Твой сын спит, — улыбнулась Эль.

— Ему уже лучше, — поддакнула Дис. — Раны закрылись.

— Выйдите, — еле слышно произнес Феанаро, и, проводив взглядом эльфиек, сел рядом с постелью сына, взяв его за руку.

Ладонь Макалаурэ была горячей и расслабленной, под ставшей прозрачной кожей проступили вены. Лицо умиротворённое, неподвижное, совсем белое.

Феанаро, поддавшись эмоциям, осторожно сжал ладонь сына, понимая, что спасти семью и свой народ от страшной участи можно лишь бросив вызов судьбе и вернув Сильмарили, ведь слушаются они только своего создателя, а сила поистине велика. Камни не нужно будет разбивать, чтобы не дать умолкнуть творящей Музыке. Они — сама музыка. Сама жизнь.

— Отец, — прошептал Макалаурэ, чуть приоткрыв глаза, — почему ты здесь? А… Это был просто сон… Или нет?