Свет проклятых звёзд

— Это месть? — попытался улыбнуться Тэлуфинвэ. — Сначала я наговорил тебе неприятных вещей, теперь ты мне?

— Нет, что ты! Мне просто…

Договорить Макалаурэ не успел. Из леса донеслись крики: наместника искали подданные.

— Господин Канафинвэ! Гонец от Моргота!

Братья вскочили на ноги. Гонец? От Моргота? Ещё одни переговоры?

***

Огромная лохматая тварь, вдвое больше волколака, с костяными наростами на морде, припала на мощные передние лапы, водя оранжевыми светящимися глазами и скалясь. Всадник был высокий и стройный, словно эльф, но плоское широкое лицо с серо-жёлтой кожей выдавало его происхождение.

На выставленное чуть вперёд предплечье, скрытое металлическим литым наручем с узором из звериных следов, села огромная летучая мышь с густым тёмно-серым мехом и лиловыми глазами со зрачками, как у кошки. Ещё одно крылатое существо, не уступающее размером волку, сидело высоко в ветвях, вцепившись жуткими когтями в ствол, оставляя глубокие истекающие смолой раны на коре.

— Ваш предыдущий король не удостоил вниманием гонца Владыки, — прошипел режущий слух голос из ветвей, — что насчёт нового? Кто он? Пусть покажется.

— Какое тебе дело, кто здесь главный? — вдруг вышел вперёд с гордо поднятой головой Курво. — Король у эльфов только один, и его имя Куруфинвэ. Пусть ваш владыка-пустослов попридержит змеиный язык и не распускает мерзкие сплетни о смерти нолдорана!

Карнистир и Питьяфинвэ незаметно переглянулись, шокированные речью брата. Туркафинвэ довольно хмыкнул.

— Змеиный, говоришь, — прошипела тварь с дерева. — Да только настоящая ложь звучит из твоих уст, крысёныш.

— Я — король Куруфинвэ! — почти как отец, произнёс Курво. — Говори, что Моргот нижайше молил передать мне.

— Ой, дура-а-ак! — прошептал Карнистир.

— Я слышал, — хмыкнул орк, сидевший верхом на исполинском волколаке, — ваши слуги побежали звать наместника. У заморских тварей принято править одновременно двум королям и наместнику? Вы либо тупы, словно древесные царьки, либо дурачите Владыку Севера.

— Король Куруфинвэ — это я! — снова повторил Курво, заметив, что Макалаурэ уже подошёл достаточно близко, надеясь, что брат услышит его и поймёт правильно.

Колыхнулись ветви, зашуршала трава, и в лицо тому, кто назвался королём, прилетела ядовитая змея. Успев увернуться и избежать укуса, Куруфинвэ выхватил сверкающий золотом и рубинами меч, направляя его в сторону огромной крылатой твари, которая уже снова сидела на дереве, калеча ствол.

— Яд, — прошипела летучая мышь, — не берёт истинного короля! Испугался — не владыка. Истинный король сможет излечить от яда любые раны! А тебе самому нужен лекарь.

— С чем вы пришли? — громко и напевно спросил Макалаурэ, незаметно применяя чары. — Зовёте на переговоры?

Линдиро и его воины мгновенно встали рядом с наместником, держа наготове оружие. Амдир делал вид, что ему всё равно, но его лучники видели незаметно для остальных поданные командиром знаки.

— У вас день на размышления! — летучая мышь, сидевшая на руке орка, взмыла в воздух и бросила к ногам Макалаурэ большой свиток. — Мы вернёмся за ответом.

— День? Как вы считаете дни? — серьёзно спросил наместник.

— Это время, которое потребовалось палачам, чтобы заставить вашего короля написать письмо! — расхохотался орк, и волколак с наездником на спине одним прыжком исчез среди деревьев. Летающие твари последовали за ним.

За короткий миг обнажив кинжал, нагнувшись к траве и нанизав змею на лезвие, Амдир выпрямился и хмыкнул:

— Если как следует проварить, будет вкусно. Не доваришь — отравишься.

Макалаурэ поднял свиток, отчаянно борясь с дрожью в руках. Бумага показалась тяжелее стальной опоры для лестницы, но ведь наместник должен быть сильным…

Прости меня, брат!

— Оставьте меня!

Почему-то эти слова дались Макалаурэ очень тяжело. Он видел, как злится Туркафинвэ, как снова ушёл в себя Морьо, как близнецы, теперь такие непохожие, делают вид, что одобряют действия брата-наместника, как Курво затаил обиду… Макалаурэ всё это видел и даже больше, чем хотел. Возможно, он был не прав, уединяясь и не показывая никому послание Моргота. Но ведь… Возможно, прав! Менестрель на примере собственной семьи во всех подробностях увидел, как уродует жажда власти, и это отвратительное зрелище навсегда неизлечимо изранило сердце.

Непослушными пальцами сломав печать с изображением короны с Сильмарилями и с особым удовольствием раскрошив её в пыль, Макалаурэ развернул свиток.

Терзаемое худшими предчувствиями сердце отчаянно рвалось из груди, руки дрожали, текст смазывался перед глазами. Может быть, попросить кого-нибудь прочитать послание? Нет, уже решил, что примет решение сам.

Бумаги было две, и наместник сразу понял, какая из них написана его братом. Тут же стало совершенно неважно, что хотел сказать Моргот, ведь…

***

Притупившаяся от влитого в горло снадобья боль в ране на плече всё равно парализовывала руку, непослушные пальцы с трудом удерживали перо, и тенгвы выходили неровные, местами с трудом читаемые.

— Пиши, что твои братья, если хотят жить и снова увидеть живым тебя, должны отказаться от борьбы за Сильмарили!

И рука, оставляя на бумаге смазанные кровавые следы, выводила текст.

***

— Именем Создателя Эру Илуватара приношу я Клятву, — начал читать написанные братом строки Макалаурэ, и сердце до боли сжалось, — и призываю в свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму священную твердь горы Таникветиль! — менестрель надеялся, что среди слишком хорошо знакомого текста, написанного через силу, практически кровью, будет зашифровано послание. — Клянусь вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать святыню рода Феанаро Куруфинвэ! Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова! Клянусь! Клянусь! Клянусь!

Однако ничего вписано в текст не было. Слова Клятвы в полном объёме доносили то, что хотел передать братьям Нельяфинвэ.

Смяв лист, прижав его к груди, Макалаурэ склонился над столом, закрыв ладонью глаза. Воображение рисовало ужасающие картины того, в каком состоянии брат писал письмо, если его всегда идеальный почерк превратился в… это…

— Прости меня! — сквозь слёзы прошептал Макалаурэ. — Прости, брат…

Сделав над собой усилие, наместник, не выпуская из ладони исписанный нечёткими кривыми тенгвами лист, развернул письмо врага, с бессильной злобой пришив его к столу кинжалом.

И взгляд сразу зацепился за строку: «…и пусть твой брат, новый король, написал совсем не то, что я хотел…»

От мысли, что враг мог диктовать Майтимо текст, а брат написал Клятву, стало очень холодно.

***

Моргот взял со стола лист, и запястье пленника снова оказалось пристёгнуто к цепи. Сияние Сильмарилей было слабым, и если центральный, самый крупный и яркий из Камней, ещё горел, словно две дюжины свечей, два других, особенно тёплого оранжевого оттенка, совсем угасли.