Свет проклятых звёзд

— У тебя есть дети, музыкант? — спросил вдруг Квеннар, делая записи прямо на ходу.

— Дети? — Аклариквет, казалось, не сразу понял, о чём его спросили.

— Да, дети.

— Полтора десятка племянников считаются? — натянуто улыбнулся менестрель.

— Это всё не то, — со знанием дела сказал летописец. — Так получилось, что моя жена и дети не ушли в Валинор, я решил, что обязан уважать их выбор… И тосковал долгие века.

«Вот, значит, почему на самом деле этот книжник решил присягнуть моему королю! — усмехнулся про себя Аклариквет. — А сколько было самооправдания! Истину он ищет! Хотя, возможно, одно другому не мешает».

— Если бы у тебя были дети, — продолжал говорить Квеннар, смотря снизу на едущего верхом менестреля, — ты бы видел в этом снежном пейзаже не препятствия, а возможности. Смотри, как юная Иттариэль веселится с детишками. Пока взрослые идут с кислыми физиономиями, малыши уже все извалялись в снегу, бросают друг в друга снежные шарики, играют в догонялки и визжат от восторга. Уверяю тебя, певец — если расчёты верны, и наш путь продлится около пяти сотен дней, то вся эта малышня потом будет проситься обратно в снега, чтобы снова резвиться здесь. Видишь, к детям уже и взрослые присоединяются. Леди Эленнис сама веселится, словно дитя.

Аклариквет молча кивал, но не слушал. Страх постепенно проходил, стало понятно, что шипованные подковы позволяют лошадям не скользить на льду, а тёплая одежда действительно греет, однако менее тоскливо не становилось. Смотря на своего короля, снова объявившего себя владыкой Нолдор, не желающих покориться воле Валар, гарцующего впереди и что-то с чувством рассказывающего сыну, менестрель не мог выбросить из головы воспоминания о последней встрече с Анайрэ.

Это произошло перед коронацией Арафинвэ. Можно было только догадываться, что чувствовал отвергнутый Валар Нолофинвэ, но, надо отдать ему должное, старший из сыновей Индис держался достойно. Послав ещё раз, напоследок, Аклариквета пройти по улицам с песнями про Ольвэ и Феанаро, лидер второй волны Исхода вдруг вспомнил, что просил своего певца сочинить песню для Анайрэ.

«Знаешь, Аклариквет, — сказал Нолофинвэ, — уже неважно, что ты для неё споёшь. Для меня неважно. Но я знаю, ты всё сделаешь правильно. Вернёшься, выполни это поручение своего… Да, я же опять не король… Своего господина».

И в этот момент Аклариквет вдруг понял, что та песня, которую он написал для Анайрэ, — совсем не то, что нужно. Ещё мгновение назад менестрелю казалось, что любовь Нолофинвэ и Анайрэ — нечто романтически-возвышенное, светлое и прекрасное, ведь их свадьба не была договорной, и при первой встрече с тогда ещё юными супругами Аклариквет увидел именно любовь между ними. Не страсть, которую всегда замечал и хотел замечать у Феанаро и Нерданель, не желание и влечение. Нет! Это были чувства. Поэтому менестрель не мог понять, почему Анайрэ не уходит в Средиземье с мужем. А теперь… «Уже неважно, что ты для неё споёшь». Как же так? Для Нолофинвэ принципиально значимо, что поётся для народа, и не имеет значения песня для супруги…

В голове сразу сложились образы и воспоминания: всё, о чём хотел бы поговорить сам менестрель со своей любовью. Почему-то именно в тот момент стало очень больно от понимания, что совершенно не с кем поделиться своими переживаниями — никто просто не станет слушать… Ни про Альквалондэ, ни про страх перед льдами…

Аклариквет вспомнил, как Анайрэ слушала его, молчала. И улыбалась.

"Ночь темна, мир отчаянно пуст, облака плывут домой. 

До тебя долетит моя грусть, упадёт с ресниц слезой. 

Жизнь и смерть — два кратких мгновения, 

Бесконечна будет лишь любовь.

Я вернусь к тебе дождём, утренней метелью за окном. 

Серебро горстями брошу я к ногам твоим.

Я вернусь к тебе грозой, радугой воскресну над землёй. 

Погашу дыханием ветра свет былой любви.

Мрака тень скроет раны мои, превратит в рубины кровь, 

И оставит меня одного умирать среди снегов.

Я хотел всю жизнь начать сначала,

Но её лишь можно оборвать.

Свет былой любви в конце пути, моя душа к нему летит. 

Холод сковал тело моё сотней цепей.

Как простой солдат, в чуждом краю удачу я искал свою,

Как я был глуп, мне скажет смерть, скажет теперь!"

Менестрелю, смотря на эльфийку, всё больше казалось, что в песне звучит именно то, что она хочет услышать. Боится этого, но ждёт. Она в глубине души желает, чтобы супруг раскаялся, чтобы познал боль и вспомнил, как хорошо ему было с женой, как прекрасна была их любовь. Жестоко, эгоистично, но… Заслуженно…

— А он для нас споёт? — из воспоминаний швырнул в реальность тонкий детский голосок, и Аклариквет увидел бегающих вокруг его лошади маленьких эльфов, с ног до головы облепленных снегом.

— Нет! — хихикнул кто-то постарше. — Он только за плату поёт. У тебя столько богатств нет, чтобы оплатить его музыку.

В менестреля прилетел снежок и детский смех, маленькие эльфы убежали к очередному сугробу, чтобы разворошить его в одно мгновение.

— Дурная у тебя слава, — покачал головой Квеннар, отряхиваясь.

— Заслуженно, — отвернулся от летописца Аклариквет. — Заслуженно.

Примечание к части "Свет былой любви" гр. Ария

Немного перефразирован

Лисёнок Питьо

Взобравшись на вершину ледяной горы, высотой с тирионский дворец, практически не используя снаряжение, Глорфиндел, самодовольно улыбаясь, балансируя на испещрённой трещинами скользкой поверхности и намеренно игнорируя сбивающие с ног ветра, налетающие с разных сторон, помахал рукой безнадежно отставшему от него Эктелиону, который ещё не добрался и до середины подъёма. Достав из-под мехового плаща дрожащего от страха огненно-рыжего лисёнка, эльф нежно погладил прижатые ушки и поцеловал острую мордочку.

— Не бойся, малыш, — Глорфиндел поднял вверх зверька и слегка подбросил, а потом снова прижал к груди, успокаивая. — Ты слишком домашний, Питьо, привыкай жить на воле. Со мной.

— Принцесса Финвиэль ни за что не подарила бы тебе лисёнка, если бы знала, какой ты сумасшедший! — крикнул снизу Эктелион. — Ты воспользовался тем, что девочка ещё маленькая и глупая.

— Ничего подобного! — рассмеялся Нолдо. Ветер сорвал с его головы капюшон и растрепал золотые волосы. — Я просто очень понравился дочке Финдекано. Принцесса Финвиэль сказала, что хочет за меня замуж.

— В кого она такая глупая? — театрально ужаснулся Эктелион, всё ещё находясь далеко внизу.

Лисёнок жалобно заскулил, и Глорфиндел снова погладил прижатые ушки.

— Видишь, малыш, — сказал Нолдо, с трудом натянув капюшон, путаясь в волосах, — пока неуклюжий Эктелион карабкается к нам, мы с тобой уже видим, что в миле от нас, за ледяными холмами, где заканчивается земля, в небо поднимаются дымы костров. Всё это время мы шли по следам именно тех эльфов, которые там сейчас отдыхают. Как думаешь, малыш, это папа твоей бывшей хозяйки или наши медлительные собратья из Третьего Дома?