Свет проклятых звёзд
Шрифт:
— Клянусь! — клинок Макалаурэ засверкал, словно серый лёд на горной реке. — Клянусь! Клянусь!
О способности любить
Год за годом растут большие города,
Всё для народа в любое время года!
Нам навстречу встаёт великая страна!
Так добрый вечер! Привет с большого бодуна!
Слегка рифмованные вопли, отдалённо напоминающие некий мотив, разносились по утренним сиреневым сумеркам, и дориатрим, что пока не планировали просыпаться, однако были варварски вырваны из мира грёз, наглядно и весьма доходчиво демонстрировали своё недовольство незванными
— Мы рады встрече! — вопил еле державшийся на ногах гном, однако продолжавший прикладываться к внушительной фляге. — А если кто-то нездоров,
Так я отвечу, что мы без знахарей
Увечья лечим бокалом доброго вина!
Так добрый вечер! Привет с большого бодуна!
Его собрат, чуть более трезвый, обнимал собутыльницу, пытался подпевать, однако постоянно путал слова, ругался и плевал себе под ноги. Трое эльфов, тоже пьяных, шли чуть позади. Двое хлопали в ладоши, третий абсолютно не в такт подыгрывал на серебряной арфе, однако, замечая его, разбуженные дориатрим переставали выкрикивать проклятья и, смутившись, плотнее закрывали окна.
— Ты что поёшь, приятель? — самый широкоплечий из эльфов догнал орущего гнома и хлопнул по плечам. — Какой добрый вечер? Сейчас утро.
— Да? — удивился певец, оценивающе взглянув внутрь фляги. — Как скажешь, брат Амдир! Что ж, с добрым утром! Привет с большого бодуна!
Из ближайшего окна прилетело зелёное яблоко, стукнув орущего гнома в лоб.
— О, закуска! — обрадовался обнимавший женщину бородач и нагнулся поднять фрукт.
И упал. Эльфы попытались помочь, но ни поставить на ноги пьяного друга, ни поймать какое-то чересчур прыткое яблоко так и не смогли.
— Менестрель короля, называется! — крикнули из окна. — Позор!
Даэрон отставил арфу и со вздохом беспомощно развёл руками.
— Меня Тингол выгнал! — чуть не плача, всхлипнул певец. — Теперь при дворе поют все, кроме меня! Я никому не нужен. Кроме моих друзей.
— Здесь ты и твои друзья тоже никому не нужны! — голос из окна стал угрожающим. — Особенно утром! Особенно этот светящийся валинорец!
Поймавший, наконец, шустрое, словно хорёк, яблоко, Финдарато удивлённо посмотрел на захлопнувшиеся ставни.
— А я-то чем виноват? — спросил сын Арафинвэ, пробуя добычу на вкус. — Я вовсе молчу.
— А надо было петь, — со знанием дела сообщил Амдир.
— Если бы пел я, — заплакал, словно дитя, Даэрон, — никто бы не заметил!
— Спорим, заметили бы? — изучающе осмотрев огрызок, спросил Финдарато. — Спой, и посмотрим, чем бросят в тебя.
— Главное, чтобы не копьём, — снова со знанием дела заявил Амдир. — Когда я вернусь домой, в меня жена, наверно, именно этим оружием и швырнёт. Надеюсь, промахнётся.
— Ты сколько уже не был дома? — очень серьёзно поинтересовался обнимавший женщину гном.
— Давно, — отмахнулся воин. — Лучше не думать об этом.
— Если устроит скандал, — снова зарыдал Даэрон, прижимая подрагивающую руку к груди, — значит, ей не всё равно! Амдир, поверь, ничего нет хуже равнодушия! Пусть лучше ненавидит, проклинает, бьёт… Только не молчит! Не исчезает из твоей жизни!
Засиявший
лазурью и золотом рассвет запел переливчатыми трелями утренних птиц, в такт которым захрапел опустошивший, наконец, флягу певец-бородач.— Равнодушие после подаренного тепла и надежды, — голос менестреля стал срываться, — убивает, терзает так, как не способен даже огонь! Не знаю, как и зачем я живу…
— Не начинай снова, линдо, — отбросил в сторону огрызок Финдарато. — Лучше спой, и посмотрим, как на тебя отреагирует искушённая публика.
Четверо Синдар, присоединившиеся к гуляющим, с интересом посмотрели на Даэрона.
Заметив, что Амдир, не спавший уже три ночи, тоже задремал, обняв приятеля из подгорного королевства, менестрель заиграл очень тихо, однако сына Арафинвэ это не устроило. Попытавшись применить чары, чтобы музыка стала громче, Финдарато случайно изменил мотив, сбив ритм. Посмотрев на струны с осуждением, словно серебряные нити самовольничали без постороннего вмешательства, Даэрон вдруг вдохновлённо улыбнулся.
— Хорошая мелодия, — просиял певец. — Я знаю, какой нужен текст.
Занятые работой в своих садах эльфы, не спавшие в эту ночь, поняв, что сам Даэрон собирается петь, собрались вокруг нетрезвой компании.
— О прекрасная даль, поглотившая небо! — запел менестрель короля, смотря на лучи, льющиеся сквозь зелёную и фиолетовую листву. — Облака, как к любимой, прижались к земле.
Где ты и я под простой, да не скошенной крышей
Ищем друг в друге тепло.
Что нам ветер на вопрос мой ответит,
Несущийся мимо, да сломавший крыло?
И, упав между нами, так недолго любивших,
Разбил он объятья, как простое стекло.
С недовольством и разочарованием наблюдая за улыбками собравшихся Синдар, явно не собиравшихся ругаться и кидать в певца первым попавшимся под руку предметом, Финдарато фыркнул и взял у задумавшегося о чём-то грустном гнома выпивку, с разочарованием заметив, что запасы уже пора пополнять.
— Мы стояли на прошлом, Эпохи встречая,
Уходили года, где исчезли они?
Где еще одну жизнь одна смерть обвенчала
Парой вспышек огня, да в эти тёмные дни…
Что нам ветер на вопрос мой ответит?
Несущийся мимо, да сломавший крыло…
И, упав между нами, так недолго любивших,
Разбил он объятья, как простое стекло.
— Понравилась песня? — встал сын Арафинвэ, пафосно вскидывая руки, обращаясь к завороженной публике. — Полагаю, менестрель заслуживает вознаграждения в виде бутыли доброго вина. А лучше — двух!
— Только не разбивайте их о наши головы, пожалуйста, — вполголоса добавил Даэрон.
— А что заработаешь песнями ты, Ном? — очнувшись от чар менестреля, хохотнул гном, осторожно обняв прикорнувшую на его плече подругу.
— Я? — удивился Финдарато. — Разумеется, злато и серебро. Но, увы и ах, жители этого поселения небогаты, а мне совесть не позволит забрать у них последнее.
Сын Арафинвэ видел: многие дориатрим демонстративно игнорируют его, и от души желал Тинголу с его подлыми советниками, настраивающими Синдар против валинорских Тэлери, однажды столкнуться интересами с Нолофинвэ. Любопытно было бы наблюдать такое противостояние.